Илья двинулся в ее сторону. Каждый свой шаг он делал с большой осторожностью, как будто боялся, что девушка перед ним испугается и убежит, но она, вопреки всем его ожиданиям, замерла. Шаг. Еще шаг. Она не шелохнулась. Пара метров между ними. Она не убежала. Метр. Не исчезла. Полметра. Не испарилась.
Она все еще здесь.
– Я больше не верю в совпадения, но снова верю тебе, – вместо приветствия сказал Илья.
Вера лишь с недоверием посмотрела на него.
– Если ты сможешь меня простить за те все гадости, что я тебе написал, поехали ко мне, поговорим как взрослые люди. Думаю, нам обоим есть что рассказать друг другу. Такси уже приехало. – Он протянул ей руку.
– Прощу, если ты перестанешь забывать костыли дома. – Она положила свою ладонь в его и принюхалась. – Ты опять курить начал?
– У меня был стресс, я думал, что потерял тебя навсегда.
– Дурак, ты сам меня в черный список кинул.
– И за это прости.
– А за это прощу, если курить бросишь.
– Брошу, но тебя больше никогда не отпущу, – в подтверждение своих слов он притянул Веру к себе и крепко обнял. Та прижалась к нему, и ледяные пики, покрывавшие все выходные его сердце, растаяли.
– Илюш, нас машина ждет, – разрушила их идиллию Вера.
До такси они шли, держась за руки и украдкой поглядывая друг на друга, как будто видели друг друга впервые.
Уже сидя в машине, Илья отписался лучшему другу, чтобы они с Соней перебороли свою тягу к знаниям и после экзамена не шли сразу домой, потому что им с Верой нужно немного побыть вдвоем, без лишних глаз и ушей. Добавил, что потом все объяснит. Сообщение дошло до адресата, но повисло непрочитанным – Макар все еще сдавал экзамен. Илья закрыл диалог – ему не нужно было дожидаться ответа, чтобы знать, что друг поймет и не будет врываться в квартиру как гром среди вторника.
Глава 28Два игромана
В минуты счастья, страсти, упоенья
Прошу тебя, меня не обмани.
Когда с тобой полны мы вожделенья,
Пусть будут грезы только о любви.
Когда Вера перешагнула порог квартиры, Илье первым делом захотелось поскорее сорвать с нее одежду, прямо в прихожей, даже не дойдя до комнаты, но он смог сдержать свой порыв. В конце концов, позвал ее, чтобы поговорить как два взрослых человека и развеять последние недомолвки между ними. Правда, взрослые люди могли бы перебрасываться короткими фразами и во время секса, но КПД такого диалога был бы близок к нулю.
В комнате Вера тут же запрыгнула на кровать и уселась на нее, поджав под себя ноги. Илья, расположившийся в компьютерном кресле напротив, не спешил задавать свои вопросы. Прошло меньше минуты, но Вера уже успела начать переживать из-за, как ей казалось, столь затянувшейся паузы, поэтому стала нервно выдергивать ниточки из краев дырок на джинсовых шортах.
– Сдал социологию? – она почувствовала, что еще немного, и сойдет с ума от ожидания, пока Илья не соизволит начать разговор.
– А… – протянул он, – так вот что они сдавали сегодня, – внезапный вопрос Веры помог ему собрать в кучку мозги, расплывшиеся от желания прижать ее к себе, поцеловать и стать к ней ближе настолько, насколько это вообще будет возможно физически. – Нет, я в институт не за этим приходил.
– А зачем тогда?
– А все тебе доложи.
– Вот, значит, как? – Вера, изобразив крайнюю степень обиды, откинулась на кровать. Илья пропал из ее поля зрения, теперь она разглядывала скучно-белый потолок.
– Да, – он понимал, что Вера на него на самом деле не обижается, – расскажи, пожалуйста, о себе. За эти пару месяцев ты стала для меня всем, а я совсем ничего о тебе не знаю.
– Тебе с самого рождения прям? Вряд ли все вспомнить смогу, это тебе папу моего расспрашивать надо, он смог бы тебе несколько смешных историй рассказать. Как я в два года побежала к нему и упала в крапиву, или как в четыре объелась меда так, что мне обсыпало все щеки. Я после того случая мед только в чак-чаке воспринимаю, – усмехнулась она. – А еще он устроил бы просмотр детских альбомов.
– А мама? Обычно детские истории запоминают мамы.
– А мамы нет. – Вера почувствовала, как предательская слеза ползет из уголка глаза, намереваясь соскользнуть прямо в ухо, и обрадовалась, что Илья не видит, как она плачет.
– В смысле?
– Ну ты и тормоз… она умерла несколько лет назад, – улыбнулась сквозь слезы из-за недогадливости Ильи и окончательно убедилась, что без чьей-либо помощи он ни за что не понял бы, что она его обманывала. Зря только переживала все это время.
«Намеков он, наверное, тоже не понимает. На будущее придется запомнить, что ему нужно говорить все прямо в лоб», – мысленно добавила она.
– Оу… – Громов почувствовал небольшое дежавю, как и в баре, он не нашелся что ответить, – прости…
– Слишком много извинений для одного утра вторника. Все в порядке. – Вера не хотела выдавать себя, давать понять, что за эти долгие годы душевная рана не только не затянулась, но и нагнаивалась каждый раз после того, как кто-то ногтем поддевал ее краешек и заносил в нее очередную заразу, но со слезами, стекающими в уши, долго не пролежишь. Пришлось встать.
Стоило Илье заметить следы тихой скорби на лице Веры, как он тут же сел на кровать рядом с ней и заключил ее в свои объятия. Плакать Вере тут же перехотелось (все равно ничего уже не вернет ей самого дорогого человека), но она не смогла отказать себе в удовольствии попачкать футболку Громова тушью и слезами, пусть на черной ткани ничего и не будет заметно. Убедившись, что его футболка достаточно вымокла, Вера начала свой рассказ.
Она старалась вспомнить каждый раз, когда была не совсем честна с Ильей, и рассказать правильную версию. Начала с родителей, поступления и провинции, но решила, что о маме расскажет как-нибудь в другой раз. Вера даже не могла подумать, что они с Ильей до переезда в Москву столько лет жили в одном маленьком городе и, возможно, даже когда-то пересекались, но еще не знали, что однажды их судьбы обязательно сплетутся. В совпадения Илья больше не верил, но это посчитал судьбой.
Рассказала про вечные театральные студии, сменяющиеся одна за другой со скоростью света, потому что вскоре ей в каждой из них становилось скучно. Потому что она не хотела привязываться к новым людям, чтобы было не так больно, если они вдруг решат уйти, так что уходила всегда сама. Потому что эти самые люди, стоило им понять, что новенькая играет на порядок лучше всех их, вместе взятых, начинали выискивать все ее, даже самые маленькие и незначительные, косяки и проколы, пытаясь тем самым спустить выскочку с небес на землю, хотя на деле Вера была всегда самой приземленной в коллективе и никогда не зазнавалась. Но стоило только взять не ту интонацию, сделать не то движение, неправдоподобно засмеяться или заплакать, как злые подколки и замечания не заставляли себя ждать, хотя ее слезы на самом деле никогда не были наигранными. Потому что руководители коллективов всегда все видели, но никогда ничего не замечали. Вера молча уходила после репетиции и исчезала навсегда на радость девочкам, которым отдавали ее главные роли. Другие же сразу вздыхали с облегчением и начинали отшучиваться: первыми с корабля бегут крысы. Только все почему-то упускали из виду, что их корабль тонет, если уже не на дне. Внезапно убегать, не попрощавшись, давно вошло у Веры в привычку (она даже отцу и Ксении о своем отъезде в Москву сообщила, когда поезд уже тронулся), но от Ильи ей не хотелось больше убегать.
Рассказала про свою нынешнюю театральную студию, которая стала для нее местом, откуда не хочется уходить, а ребята из нее меньше чем за год успели стать для Веры настоящей семьей, только вместо кровных уз их объединяла любовь к сцене и Шекспиру. Конечно, как и в любой другой семье, не обходилось без недомолвок и ссор, но этот корабль никогда бы не пошел ко дну. Коллектив с такой поддержкой и взаимопониманием стоило еще поискать.
Рассказала про Настю, ставшую ее первой настоящей подругой. Про то, как она отговаривала ее от участия в чем-то среднем между маскарадом и клоунадой, что собиралась организовать Ника. Но Вере слишком хотелось играть, поэтому она не прислушалась к голосу разума, принадлежавшему Насте, и не раздумывая взяла деньги. Подумаешь, придумать новую личность, появиться на пару минут и исчезнуть навсегда. Как будто последние несколько лет она не занималась всем этим бесплатно. Часть из полученного авансом она потратила на покупку блестящего дорогущего платья любимого цвета, чтобы не выделяться из толпы золотых детишек, которыми вообразила себе студентов нефтехимического. По количеству пайеток, которые успели с него осыпаться еще до выхода из общаги, она поняла, что цена не всегда равно качеству. По возвращении из клуба Вера безжалостно закинула его в мусорку. Самая бестолковая покупка за всю ее жизнь. Остальная сумма до сих пор лежала нетронутой (она все еще жалела, что у них в общаге не воруют), как напоминание, что деньги все же пахнут. Причем сильнее всего – обманом, адреналином и алкоголем.
Рассказала про нарушенные договоренности. Про решение продолжить знакомство с Ильей и сесть в машину, про последовавший вслед за этим побег, стоило ей только понять, что она может привязаться к человеку, к которому привязываться никак нельзя. Про вечный просмотр его страницы в попытке наконец-то взять себя в руки и написать. Про сотню набранных и благополучно стертых сообщений. Про отсутствие смелости сделать первый шаг. И снова про Настю, которая в очередной раз стала голосом разума, раз разум Веры по-прежнему молчал. Подруга настаивала признаться во всем, но страх привязаться сменился страхом потерять Илью, поэтому Вера свернула на тревожную дорожку вечного обмана. Стоило сделать несколько шагов, как все начало запутываться, причем с каждым новым шагом все сил