Рядом с матерью, в шапке набекрень и коричневом, туго подпоясанном желтым поясом, чесучовом дэле, гарцевал на игреневом иноходце Донров. Разодетые и довольные собой, они мчались вниз по живописной Орхонской долине. Время от времени Дуламхорло оглядывалась на скакавшего сзади, оборванного, но атлетически сложенного, ясноглазого батрака. Хотела ли она лишний раз удивить его своей красотой и изяществом? Раздражал ли ее молодой работник своим рваным тэрликом? Заглянувший в ее душу с удивлением прочитал бы: «А ведь если вытащить его из нищеты и приодеть, будет не парень — загляденье. Был бы он еще хоть на пару лет постарше моего сына…»
Вскоре посреди обширной долины перед путниками возник Эрдэнэ зуу. В лучах заходящего солнца он величаво поблескивал навершиями храмов и шпилями многочисленных субурганов, венчавших окружавшую его высокую крепостную стену. Чем ближе подъезжали всадники, тем громче слышались трубы и ритуальные раковины[21]. Все чаще попадались навстречу конные, пешие или те, что ехали на телегах, запряженных волами. Под стенами монастыря раскинулся целый городок: пестрые шатры, крытые войлоком шалаши, деревянные балаганы. Было отчего взволноваться тем, кто приехал сюда из глухой горной долины. Паломники увидели лам в желтых хурэмтах, пузатых чиновников в хурэмтах темных, старух с четками и простых аратов в войлочных торцоках. Попадались навстречу девушки в шелковых дэлах, пропыленные нищие, босоногие ребятишки, потные от усердия богомольцы, китайцы в толстых стеганых штанах, согбенные старцы. Скрипели телеги, ревели верблюды, трещали попавшие под ноги корзины, ржали жеребцы, плакали дети. В воздухе был разлит непривычный шум и гвалт. Дуламхорло разыскала в крепости казначея монастырской джасы, и тот отвел их в большую свободную юрту, вокруг которой расположились юрты простолюдинов.
— Это орго ставили специально для вас. Живите себе на здоровье. Мы с Аюуром старые приятели: доверяем друг другу, не раз выручали один другого при любой нужде.
Дуламхорло была довольна. Батбаяр с удивлением наблюдал за хозяйкой: дома она никогда не бывала такой обходительной, возбужденной, легкой на подъем. А тут одаривает всех улыбками, раскладывает закуски, достает молочную водку… Но в это время казначей приказал Батбаяру отогнать лошадей к реке и пасти их там до вечера.
С высокого берега Орхона юноша следил, как собирается в монастыре народ. Так и подмывало парня сбегать туда, хоть одним глазом посмотреть, что делают, о чем говорят люди. Но он не решался оставить коней. «Угонят — неприятностей не оберешься». Когда стемнело, он загнал лошадей в хашан. Дуламхорло и казначей лакомились в юрте свежими хушуурами, и хозяйка была весьма оживлена. Батбаяр подметил, с какой яростью, словно распалившийся бык, готовый смять и вышвырнуть вон соперника, взглянул казначей на заглянувшего было в юрту молодого ламу. Донрова же нигде не было видно: то ли в крепость ушел, то ли еще куда бродить отправился. Шум вокруг постепенно затихал, прохожие появлялись все реже. Батбаяр издали наблюдал, как хозяйка и казначей болтают, пьют подогретую в серебряном кувшинчике молочную водку. До поздней ночи они развлекались, хохотали, играли в хуа[22]. Изголодавшийся Батбаяр отыскал пару оставшихся от пиршества холодных хушууров, подкрепился, растянулся у стенки и тут же заснул.
— Пойду, пожалуй, пока ламы не встали. Одна не испугаешься? Двери за мной запри, — сквозь сон услышал юноша шепот казначея. Спустя некоторое время на грудь ему легла маленькая ладошка, и еще — прохладные камешки; щеки коснулись мягкие, влажные губы. Спросонья Батбаяр приподнялся, приоткрыл глаза. Рядом никого не было.
— Что за наваждение? Было это или только приснилось? — ощущение было удивительно сладостное и в то же время неприятно-щекотливое…
Светало.
«Надо бы коней пораньше выгнать», — подумал он и стал натягивать одежду. Выходя из юрты, услышал, как охнула, заворочалась в постели Дуламхорло, застонала тоненьким, непривычно высоким голоском.
Утром в монастыре начался цам и обряд изгнания нечистой силы.
Когда Батбаяр вернулся, Дуламхорло пила чай. Она была печальна и вела себя так, словно поджидала его. Дала Батбаяру печенья с маслом, а когда он поел, достала из тороков несколько отрезов шелка и, уложив их в небольшой мешок, протянула юноше:
— Иди по краю палаточного лагеря, пока не увидишь два больших пестрых шатра и аил рядом с ними. Если там будет высокий рябой мужчина по имени Дэлэк, отдашь ему. Не забудь только спросить, как его зовут! Скажешь, что соболиных шкурок больше не надо, Аюур-гуай велел брать только серебром. Учти, если что по дороге с мешком случится, если не передашь его кому следует, Аюур-гуай на нас с тобой живого места не оставит, — предупредила она. Батбаяр удивился еще больше.
В это время пришел Донров. Дуламхорло подала сыну чай.
— Завтра ехать, а тебя нет и нет. Я уже отчаялась найти этого Дэлэка. Беспокоиться начала, вдруг не смогу выполнить все, что наказывал твой отец. Хорошо, что ты вернулся, прямо сейчас вдвоем к нему и идите в тот аил, про который говорил тебе отец.
Батбаяра внезапно осенило, что Аюур поручил жене сбыть здесь какие-то товары, видимо, из тех, что переправил домой из ханской казны. «Но почему их сбывают тайно? Ведь не украл же их бойда», — удивлялся он.
Донров велел Батбаяру взять мешок и по-хозяйски, молча, пошел впереди. Они подошли к аилу, рядом с которым стояли два одинаковых пестрых майхана, а у коновязи привязано было множество лошадей. Там их действительно встретил сутулый, пузатый мужчина с рябым лицом, забрал мешок и повел Донрова в юрту. Батбаяр остался во дворе. Ждать пришлось долго. Наконец Донров вышел с пустым мешком.
— На! Отнеси домой и ступай коней сторожить. Матери скажешь, что я пошел смотреть цам. — Донров бросил Батбаяру пустой мешок и повернулся, собираясь уходить.
— Твой мешок, сам его и неси, — вспыхнув, сказал Батбаяр и швырнул мешок Донрову. Ссора разгоралась, как подожженная сухая трава. Обидевшись на то, что Донров привел его в знакомый аил и оставил ждать у дверей, не вынес даже чашки кумыса, Батбаяр готов был нос ему расквасить. Вызывая хозяйского сына на драку, обозвал его «скупердяем», но сын бойды схватил мешок и дал тягу.
«Осторожность не помешает. Кто знает, что придумает в отместку этот послушник», — рассудил Батбаяр и отправился сторожить лошадей. До вечера просидел он во дворе, перебираясь из угла в угол вслед за тенью.
Из монастыря доносилось звучание труб, раковин и гонгов. Хотелось посмотреть, что там происходит, но Батбаяр не решался оставить лошадей без присмотра. «Уйдешь, а хозяйка потом из себя выйдет!» Он влез на поленницу дров и теперь ему было видно, как в углу монастырского двора взметнулся вверх огонь, толпа вокруг костра зашумела. Загудели трубы, послышались резкие хлопки выстрелов, и в небо поднялся столб черного дыма! Народ все прибывал… Внезапно во двор с обмотанной платком головой вбежала Дуламхорло и, рыдая, скрылась в юрте.
«Донров нажаловался, вот она и расстроилась», — подумал Батбаяр и, не зная что предпринять, подошел к ней.
— Что с вами? — участливо спросил он, приходя в отчаяние от горьких слез хозяйки.
Уже в сумерках зашел казначей. Приторно улыбаясь, он подошел к Дуламхорло, но та отвернула от него опухшее от слез лицо и не сказала ни слова. Увидев ее трясущиеся плечи, казначей разинул от удивления рот. Стал расспрашивать, что случилось, и женщина, давясь рыданиями, рассказала, что собралась посмотреть обряд изгнания нечистой силы, протиснулась через толпу в первый ряд. Народ напирал сзади, и она едва удерживалась на ногах, чтобы не упасть. В то время проталкивавшийся с другой стороны лама с тигровым хвостом в руках внезапно хлестнул ее этим хвостом по затылку и сгинул в толпе. Появилось какое-то необычное чувство легкости, на лицо упали волосы, и она, проведя рукой по голове, вдруг с ужасом обнаружила, что ее длинная коса вместе с вплетенными жемчужными нитями исчезла, обрезанная под самый корень.
Тут казначей погладил Дуламхорло по голове и успокоительно похлопал по плечу. Вращая глазами, долго читал молитвы и наконец внушительно произнес:
— В ваш дом должна была войти большая беда. Но она сгорела в огне вместе с «сором», а выкупом за нее послужила твоя коса. Радоваться надо, что так легко отделалась. Сходи поклонись великим ламам, — посоветовал он.
Женщина немного успокоилась, собрала подарки: хадак, чесучовый дэл. Вместе с казначеем отправилась она в монастырь.
Батбаяр заволновался и даже испугался, хотя и не имел к хозяйской беде никакого отношения. Когда в небе высыпали звезды, Дуламхорло вернулась в сопровождении Донрова. Батбаяр с трепетом прислушался к их разговору.
— Великие ламы Эрдэнэ зуу восседают в орго на том берегу реки. Множество людей идет к ним за благословением и отпущением грехов, и они каждому советуют считать прожитые годы, читать «Золотой блеск»[23]. Потом дают сладкий рашан и отпускают. Когда казначей докладывал им обо мне, я расслышала имя твоего отца. Лама спросил о моем возрасте, сложил четки, прошептал что-то и, пересчитав бусины, произнес: «Причина скрыта в несчастливом сочетании лет, а также в том, что вещи, предназначенные для пожертвования, вернулись к прежним владельцам. Несчастье было неизбежно. Но сейчас вы избавлены от него, потому что присутствовали на обряде. Пересчитывая годы, читайте «Золотой блеск», сказал лама и благословил меня. Еще добавил вот что: «Не следует стремиться к возвращению утерянного. Оно попало в руки близкого вам человека. Его уже не вернуть». Очень старый лама, но ликом светел. Помнишь, взяли мы назад гнедого, которого в пожертвование раньше отдали, вот и случилась беда. А уж как я не хотела его возвращения! Да, самую что ни на есть правду сказал высокий лама. Я вчера вечером монастырскому казначею о гнедом случайно рассказала, так, к слову пришлось. Так высокий лама даже об этом узнал. «Хоть, говорит, и нет сейчас рядом с вами того, что вы отдали в пожертвование, чтобы избежать несчастья, а потом вернули назад, но это оно напоминает о себе». Очень прозорливый, мудрый человек, — пробормотала она и стала молиться.