Подъехав к дому с двумя круглыми фонарями над дверью и деревянными решетками на окнах, все спешились. В прихожей их поклонами встретил китайский нойон с косой, в черном хурэмте, надетом поверх светло-серого дэла.
— Великий нойон, пожалуйте вместе с гуном в апартаменты амбаня! Свита же пусть пройдет в эту комнату, — сказал он, указывая на две разные двери. Ясно было, что амбань заранее подготовился на случай, если сайн-нойон-хан явится не один. Батбаяр, получивший приказ не оставлять господина ни при каких обстоятельствах, и второй телохранитель вслед за князьями вошли в апартаменты амбаня и встали по обе стороны двери.
Китайский амбань — черноусый пожилой мужчина в черном хурэмте — поднялся навстречу хану и, поклонившись, пригласил садиться. Он был сама любезность.
— Весьма озабочен вашей долгой болезнью, великий нойон. Рекомендую вам съездить в Пекин, подлечиться. Если соизволите, я сочту своим долгом помочь вам, — сказал амбань, и, пока переводчик переводил, его хитрые глазки перебегали с Намнансурэна на Максаржава, а сам он приторно улыбался, стараясь выказать свое расположение. Батбаяр, прислонившись спиной к широкой створке выкрашенной киноварью двери, стоял не шелохнувшись. Он вслушивался в негромкую, вкрадчивую речь амбаня, смотрел на его гладкий лоб и думал: «Ну и лукав, бестия. Ретивый… Дело свое знает…»
Амбань сложил ладони, поклонился хану и, прикурив китайскую пахитоску с золоченым мундштуком, заговорил.
— Великий нойон, разрешите, в знак уважения, предложить вам скромное угощение. — Он кивнул стоявшему рядом телохранителю, и тут же в комнату вошли слуги в черных и белых одеждах, внесли кушанья, вина и расставили их на столе. Глядя на нойонов, которые поддевали палочками кушанья и поднимали фарфоровые чашечки, можно было подумать, что за столом собрались близкие друзья. Амбань подливал и подливал в рюмки вино, но сайн-нойон-хан, поднеся рюмку к губам, ставил ее обратно, зато гун Максаржав опрокидывал в рот одну за другой, словно хотел сказать: «Я пью вместо вас».
«Говорят, у китайцев есть пословица: «Кто угощает — тот человек, кто ест все подряд — свинья». Наш хан, видно, помнит эти слова», — думал Батбаяр.
— Время сейчас мирное. В Срединном государстве все спокойно[49]. И мне очень приятно посидеть вот так, по-дружески, вместе с монгольскими нойонами, — заговорил амбань, заполняя паузу между сменой блюд.
— А говорят, будто в Нанкине волнения, хотят новую власть установить. Не возьмет ли великий амбань на себя труд разъяснить, как обстоят там дела? — неожиданно спросил Розовый нойон, дав тем самым понять, что не так уж в Китае спокойно и что он знает об этом.
Изобразив безмятежность на лице, амбань так и впился в Намнансурэна глазами, в которых был вопрос: «Кто мог тебе это сказать? Ведь нет же у тебя в Нанкине ни глаз, ни ушей». Тем не менее он как ни в чем не бывало ответил:
— Великий нойон, вас ввели в заблуждение. Власть императора Поднебесной крепка как железо и свергнуть ее невозможно не только в Срединном царстве, но и на его дальних окраинах. Великая держава прочна как никогда!
Амбань затянулся, выпустил колечко дыма и раздраженно хохотнул:
— Бывает, что невесть откуда взявшиеся нелепые слухи, недостойные внимания почтенных, мудрых людей, вводят этих людей в заблуждение. Мне не хотелось бы, чтобы близкие мои друзья были столь легковерны. Это пожелание любящего друга своим чистым помыслами соратникам.
Амбань рассмеялся и налил в рюмки вина.
— Вам почему-то не нравится вино, изготовленное в Пекине? Уж не кажется ли оно вам горьким? — спросил амбань у Намнансурэна.
— Дело не в том, что мне не по вкусу прекрасные столичные яства. Соблаговолите извинить меня за нарушение этикета, великий министр, но я нездоров, а кроме того, вина не пью вовсе.
После трапезы амбань Саньдо пытался оживить беседу, рассказал несколько веселых историй, но, заметив, что Намнансурэн, не теряя спокойствия и присущего ему величия, стремится завершить встречу, не давая ни малейшего повода к подозрениям, решил обострить разговор.
— Прошу прощения, великий нойон, но я хотел бы обсудить с вами некоторые государственные вопросы. Не соблаговолите ли вы отпустить на время сопровождающих вас телохранителей — пусть и они подкрепятся немного.
Намнансурэн усмехнулся:
— Да простит меня, ничтожного, великий министр, но, как говорится, две головы лучше одной, а три — лучше двух! Так не выслушать ли нам ваш указ всем вместе? Вы, может быть, собираетесь открыть какую-то тайну, но сейчас не время держать в тайне вопросы государственной политики. А потому я хотел бы пригласить сюда всю мою свиту, пусть все услышат ваш указ. Надеюсь, у вас нет никаких подозрений. Со мной лишь гун, два телохранителя да дзасаки моего аймака, — надменно ответил Намнансурэн.
«Наш господин знает, когда нужно быть приветливым и веселым, а когда суровым и непреклонным. Видно, пришло время сбить спесь с этого китайского амбаня», — подумал Батбаяр и приосанился. Гун Максаржав раскурил трубку и благодушно пускал дым под потолок.
— Великий нойон, если вы считаете это удобным, то мне и подавно нечего скрывать от ваших сопровождающих. Хотелось бы уточнить лишь один вопрос, — заюлил, оправдываясь, амбань и, помолчав немного, сказал:
— По распоряжению великих ханов, в том числе и вашему, военачальник Тушэтуханского аймака цинь-ван Ханддорж отправился в русскую столицу — город Петербург. Не затруднит ли вас, великий нойон, разъяснить мне, как это произошло? — спросил амбань, не сводя припухших глаз с Намнансурэна.
На лице хана не дрогнул ни единый мускул, и он весело рассмеялся:
— Вас, как и меня, ввели в заблуждение ложные слухи. Вы уж извините меня, но я, право, не знаю, куда и зачем отправился Ханддорж.
— До сего дня я полагал, что вы, нойоны, понимаете всю меру ответственности перед императором Поднебесной и обо всем мне расскажете. Ван Ханддорж, с подписанным вами посланием поехал к русскому царю для установления контактов, я это точно знаю.
— Великий министр! Не вы ли только что поучали меня, что ложные слухи появляются невесть откуда. Однако эта ложь совсем иного свойства, и ее источник известен. Драгоценный шанзотба недавно рассказал мне, что, подавленный вашим величием, он, оставшись с вами с глазу на глаз, сообщил им же самим выдуманные сведения. Очень жаль, что, пытаясь снискать ваше доверие, он побудил вас, великий министр, гнаться за призраком к столь далеким от нас берегам Балтийского моря, — промолвил Намнансурэн. Максаржав, удовлетворенно посмеиваясь, добавил:
— Воистину, за призраком погнались, великий министр, и, говоря вашими же словами, может случиться, что вам самому придется держать ответ перед владыкой Поднебесной.
От долгого стояния у Батбаяра затекли ноги, но он не чувствовал этого. Юноша знал, что его господин всю осень не виделся с шанзотбой и придумал эту историю, чтобы лишить его доверия амбаня, столкнуть их между собой. Было и смешно и горько. «До чего же грязное дело — политика, если даже такой прямой и честный человек, как наш хан, вынужден лгать. Недаром Дашдамба-гуай говорил: «Не верь тому, что видят твои глаза».
Амбань подал знак, и в комнату внесли чай.
— Так где же сейчас цинь-ван Ханддорж? — спросил он.
— Великий министр! Я не дерзну сказать, что вы становитесь чересчур подозрительным, но у меня, вашего преданного слуги, появилось желание доложить о вашем рвении самому императору, когда он осчастливит меня аудиенцией, — с издевкой произнес Намнансурэн и улыбнулся: — К сожалению, я не знаю, где сейчас Ханддорж. Слышал от кого-то недавно, что он заболел и вернулся в родные края. Можно ли этому верить — не знаю. Теперь многие, да тот же шанзотба да-лама, часто лгут. Возможно, цинь-ван и в самом деле отправился в Санкт-Петербург, но просто так, поразвлечься? Или уехал подлечиться на горячие источники Булная или Хятру. Не исключено, что он охотится и пьет кумыс в долине реки Тамчи или в горах Пяти богдо на Алтае. Откуда мне ничтожному и больному, об этом знать?
— Ай-яй-яй! Всегда-то вы шутите. Всегда поступаете мне наперекор. Но где уж мне, глупцу, тягаться с таким умным нойоном, как вы. Тяжело мне, — засмеялся амбань, качая головой.
— Великий министр! — промолвил хан. — Судите сами. Цинь-ван — владетельный нойон и волен поступать как ему вздумается! Сам способен решать столь важные вопросы и не станет спрашивать совета у такого невежды, как я.
«Хан хочет сказать: мы люди вольные и изберем свой путь без ваших подсказок», — подумал Батбаяр.
— Тогда, может быть, вы соизволите объяснить мне другое. Почему из России в Да хурээ прибывают войска?[50]
— Откуда мне знать об этом, ничтожному? Возможно, русский консул счел необходимым вызвать войска для своей охраны так же, как это сделали вы? У нас ведь никто не спрашивает. Известно это вам — наместнику империи. Нам, вашим слугам, не дано счастья знать о делах великого министра, представляющего власть императора. Мы не только лишены права вести переговоры с великой державой по военным вопросам. Вашими заботами мы лишены даже права купить материю на дэл в русской торговой фирме. Не так ли, мой великий министр? — дерзко сказал Намнансурэн, а Максаржав, кивнув головой, добавил:
— Великому министру, вероятно, докладывали, как, согласно его указу, был арестован один из моих адъютантов. Я посылал его в Маймачэн купить кое-что у русских, а его задержали, обыскали ваши таможенники. Дело кончилось тем, что наложили на него штраф в девять голов скота.
Амбань Саньдо бросил на Максаржава недовольный взгляд, словно хотел сказать: «Не с тобой разговаривают», и натянуто улыбнулся.
— Я, амбань, не знаю монгольских обычаев и, возможно, утомил вас, уважаемые нойоны. Если у вас есть какие-либо пожелания, я, ничтожный, буду рад довести их до сведения императора Поднебесной.
«А маньчжурский амбань очень недоволен, что из России прибывают войска», — подумал Батбаяр.