— Не ждал — не гадал, и вдруг повстречал! — воскликнул Батбаяр и вскочил, не в силах сдержать радости.
На склоне соседней горы показался унтер-офицер. Инспектор посмотрел на него, нахмурился и приказал пареньку:
— По врагу трудового народа, грабителю и убийце… Огонь!
Паренек схватил винтовку, лег на живот и нажал спусковой крючок — выстрел эхом отозвался в горах. Унтер-офицер рухнул на землю.
— А теперь поехали, — приказал Тумуржав, вскакивая в седло. — Вперед! — И поскакал в направлении долины.
Батбаяру стало не по себе, но стоило ему подумать о том, как унтер срывал украшения с женщин, угрожая оружием, и его волной захлестнула ненависть.
Лошадь бородача скакала следом за ними, и в переметной суме, притороченной к седлу, что-то позвякивало — видимо, украшения.
Они поднялись на перевал Моност, а к вечеру подъехали к реке Эгин-гол и спешились. Тумуржав достал из переметных сум консервные банки, раздал всем и развернул карту.
— Я получил точные сведения: послезавтра барон Унгерн и генерал Резухин встретятся здесь для обсуждения дальнейших действий.
— Мы должны во что бы то ни стало помешать этой встрече. Вы двое дождитесь ночью Резухина и вручите ему вот это письмо, — сказал Тумуржав, доставая конверт. — А мы с Батбаяром направимся к барону. Он сейчас едет вместе с Бишрэлт гуном, так что ты мне поможешь. Я объясню тебе как надо себя вести, пока переводчик с нами… Ты сумеешь вкусно приготовить какое-нибудь монгольское кушанье? — вдруг спросил он.
— Когда я был у господина телохранителем, готовил козлиный бодог, — ответил удивленный Батбаяр. — Очень вкусно получалось. Для этого нужна неразделанная туша козла, лук, чеснок, пряности…
Они постояли на берегу Эгин-гол, обнялись на прощанье и Тумуржав с Батбаяром тронулись в путь. Поднялись вверх по долине реки Цэнхэр, обогнули гольцы, покрытые вечными снегами, и выехали к местечку Ар найман горо. По дороге попадались редкие аилы, стада коров, табуны лошадей, но люди при появлении всадников испуганно прятались.
Великолепные места в Ар найман горо! Высокая, по самое стремя, трава, яркие цветы. Горы сплошь покрыты лесами. Извивающаяся лента реки, пенье птиц напомнили Батбаяру Хоргой хурэмт, верховья Орхона и его любимую Лхаму. Поднявшись на гребень хребта, они по очереди осмотрели в бинокль окрестности. На северо-востоке с гор спустились колонны всадников, которые, спешившись на лугах Эгин-гола, расставляли палатки. Среди них стояли рядом два синих майхана, и Тумуржав показал на них Батбаяру.
Тот сразу догадался, что это палатки барона и Бишрэлт гуна.
Вскоре на дороге, по которой только что прошла конница, показались две группы всадников, по восемь человек в каждой.
— Вот и барон фон Штернберг с Бишрэлт гуном пожаловали, — сказал Тумуржав и принялся что-то объяснять Батбаяру. По жестам и отдельным словам Батбаяр догадался, что примерно хочет сказать Тумуржав. «Ты не бойся. От меня не отходи ни на шаг. Мы барона возьмем за горло. Ты приготовишь ему еду. А я его свяжу». «Но почему он так уверен в себе? — недоумевал Батбаяр. — Может быть, в отряде барона тоже есть наши?»
— Ладно, — закивал он головой, будто все понимая. «Будет нынче дело. Убить, наверное, надо барона. Иначе, как помешаешь его встрече с Резухиным. И стрелять должен я». — Батбаяр ткнул себя пальцем в грудь.
— Я… стреляю в барона, — сказал он, прищурил левый глаз и сделал такое движение, словно нажимает на спусковой крючок.
— Нет, нет, — замахал руками Тумуржав. Он решил, что Батбаяр собирается стрелять в барона прямо сейчас.
— Завтра, ночью. Понял? Ночью, — сказал он, склонив голову и подкладывая под щеку ладонь. — Я скажу тебе, когда и что нужно делать.
«Ага, ночью», — сообразил Батбаяр.
Тумуржав снова поднес к глазам бинокль. Барон, видимо, приказал переставить палатки подальше от лагеря, на склоне горы, поближе к опушке леса.
— Ну и осторожен, даже собственных солдат остерегается. Ты посмотри, как приказал палатки поставить, — сказал он Батбаяру, но тот ничего не понял, лишь улыбнулся.
Тумуржав побрился, надел новую гимнастерку, почистил сапоги и сразу приобрел щегольской вид, словно собрался на праздник.
— Ладно, поехали, — сказал он, садясь в седло, и поскакал галопом к воинскому лагерю. Батбаяр во весь опор мчался за ним, полы дэла развевались на ветру.
«Отчаянный храбрец. С бароном, наверное, лично знаком», — думал Батбаяр. Не зная русского языка, он не мог спросить Тумуржава, как тот вошел к барону в доверие. А случилось это так.
В боях против молодой Советской Республики был убит генерал К. — советник генерального штаба царской армии. Его письмо, адресованное Унгерну, вручил барону капитан Волков, приехавший в Ургу, когда тот собирался идти походом на Советскую Россию. В письме говорилось: «На нас возложена великая миссия — спасти цивилизацию от большевистской опасности. В борьбе с врагом мы должны быть свирепыми, как тигры, зоркими, как орлы, быстрыми, как гончие, цепкими, как волки. Не пощадим ничего, дабы с честью выполнить нашу миссию…» Барон фон Штернберг узнал почерк генерала К., но капитану Волкову не поверил, подозревая, что по дороге письмо могло попасть в руки красных, и теперь они используют его для прикрытия своего разведчика. Однако офицер предъявил серебряный портсигар генерала, где на обороте крышки была фотография Волкова с надписью, сделанной по-немецки рукой генерала: «Мой адъютант — капитан Волков проявил незаурядные способности в следственной работе и, вероятно, сможет оказать Вам посильную помощь в Вашей службе на благо Отечества. Однако прошу не задерживать его у себя долго…»
Унгерну пришлось поверить — война и сборы в поход не оставляли времени на более тщательную проверку. Унгерн назначил Волкова заместителем начальника политической следственной комиссии, но на центральный фронт не послал, оставил в тылу — инспектировать отряды, расположенные в районах Орхона и Селенги.
Подскакав к синим майханам, Тумуржав спрыгнул с седла, бросил поводья Батбаяру и, подбежав к высокому худощавому офицеру, который стоял, сунув руку за борт кителя, козырнул и звонким голосом произнес несколько слов, всем своим видом выказывая почтение. Батбаяр подумал, что этот нойон с глубоко посаженными зелеными глазами и черной лохматой бородой очень походит на козла, брошенного хозяевами на стоянке. В его облике не было ничего примечательного, разве что погоны да сверкавшие на груди кресты. Офицер холодно смотрел поверх головы Тумуржава. «Какой у него злой взгляд, — подумал Батбаяр. — И чем только он завоевал доверие нашего богдо-гэгэна?» Унгерн в это время оценивающе, в упор посмотрел на Батбаяра, спрашивая взглядом: «Это еще кто такой?» И Батбаяр не выдержал, отвел глаза, подумав при этом: «Много человеческих жизней на твоей совести». Тумуржав тотчас же обернулся к Батбаяру и жестом приказал отъехать подальше, на опушку, и отвести коней.
За Тумуржавом и бароном, когда они отошли от палатки, последовала стоявшая возле майхана сивая кобыла под русским кавалерийским седлом с коротко обрезанным хвостом и бельмом на глазу. Пока барон стоял на месте, она тоже не двигалась, лишь подрагивала мышцами и рыла копытом землю, словно перед скачками. «Вот так лошадь, — удивился Батбаяр, — прямо как человек, ни на шаг не отходит от хозяина. Может, она и говорить умеет?» Барон фон Штернберг и Тумуржав сели у подножия огромного кедра, остановилась и кобыла, словно прислушиваясь к их разговору. Тумуржав вынул из планшета документы.
— Недавно, согласно вашему приказу, я отправил атаману Семенову телеграмму следующего содержания: «Господин атаман, настало время оказать обещанную Вами помощь в моей борьбе с большевиками. Срочно пришлите две дивизии и сто орудий, тогда я разгромлю оборону красных в Иркутске, перережу железную дорогу и смогу соединиться с Вами. И если Вы, атаман, вскоре пожалуете в Ургу, то монгольский богдыхан, знающий Вас как преданного борца за святое дело, встретит Вас шелковым хадаком и вручит алмазную звезду ордена Эрдэнэ-очира. Опасность красной заразы в Монголии чрезвычайно велика, а потому мы, соединив наши силы, должны надежно охранять этот плацдарм!» Ответа до сих пор нет, и я приехал получить у вас дальнейшие указания, — доложил Тумуржав.
На барона, уже потерявшего всякую надежду на помощь Семенова, бродившего где-то по Маньчжурии, слова инспектора не произвели никакого впечатления.
Батбаяр разглядел охрану, стоявшую на некотором расстоянии от дерева, в тени которого сидел Унгерн, и подумал: «До чего подозрителен, охрану ни на шаг не отпускает. Как же его уничтожить?»
— Это мне не интересно, капитан. Вы послали телеграмму генералу Чжан Цзолиню?[77]
— Да, господин командующий. Согласно вашей телефонограмме, я телеграфировал: «Я, барон Унгерн, не жалея жизни, сражаюсь за то, чтобы Маньчжурия и Внешняя и Внутренняя Монголия навечно перешли в Ваше полное владение и стали надежным плацдармом в борьбе с большевистской опасностью. В этом я всегда буду верен нашим договоренностям. Во имя нашей будущей победы соблаговолите перевести в Ургу десять тысяч китайских долларов. Остаюсь всегда верный Вам Унгерн».
— Тебе не пришло в голову спросить в этой же связи, поддержат ли нас в Китае?
— Я думал об этом, мой генерал, и полностью разделяю ваши взгляды. Но генерал Чжан Цзолинь — человек чужой, иностранец, кто знает, что у него на уме, и я на всякий случай связался с Синьцзяном.
— И что же?
— С большим удовольствием могу доложить вам, что корпус генерала Бакича уже в Синьцзяне и скоро прибудет сюда.
— Капитан! А почему ты не веришь Чжан Цзолиню?
— Это сложный вопрос. Правительство Китая стремится овладеть Внешней Монголией и делиться ни с кем не станет. Вам и самому хорошо известно, что генерал Чжан Цзолинь имеет тайные намерения завладеть Монголией и подчинить ее Японии. А ваша победа, считают эти господа, наверняка может привязать Монголию к России, и потому вряд ли будут вам помогать.