— Началось, — выдохнул я. — Всем сидеть здесь, ну, как обычно. Дверь незнакомым не открывать. Пароль тот же. И, если я умру, то считайте меня коммунистом!
— Кем? — недоуменно переспросил дед Шуй.
— Ой, уж вы-то не знаете! — ехидно заулыбался я. — Мао Цзэдун, Дэн Сяопин, Три ущелья, площадь Тяньаньмэнь, фабрика мира, все эти бесчисленные, блядь, китайские тачки — не мне вам рассказывать!
— Я… — начал старик. — Я ничего не понимаю…
— Да забудь, — махнул я рукой. — Главное — сидите тихо! Я со всем разберусь. А если не разберусь, то лучше вешайтесь — после всего, что мы сделали с их соратниками, вам пощады точно не будет! Ха-ха-ха!
Ополченцы заперли за мной дверь, а я взял прислонённую булаву из шлема и лезвий мечей.
Невольно напрашивается ассоциация с «Игрой престолов». Там был трон из мечей или типа того — с Женькой смотрели, когда это было модно. Но седьмой и восьмой сезоны, конечно, ой-ой-ой…
— Виталик всегда выплачивает свои кредиты… — пробурчал я себе под нос и пошёл к вратам.
Шуяо действовали организованно — они уже под вратами, которые я накануне починил и обил новыми кирасами. Я это делал без подтекста, ну, сугубо с утилитарными целями, но гоблины восприняли это, как смачный плевок в лицо — начали стрелять в меня из арбалетов и вундерваффе.
А теперь они вновь выносят врата, чтобы отправить на смерть ещё одну роту латников.
— Хм, что-то новенькое… — увидел я, как по лестницам забираются гоблины-арбалетчики.
Лестниц дохрена, штук двадцать только с этой стороны. Но я слышу, что они атакуют со всех сторон — их слышно также с юга и севера.
Ох, какой замес сейчас будет…
Перехватываю шлемовую булаву и иду к единственным вратам деревни.
В этот момент створки разлетаются, но гоблины не оттаскивают таран, а, наоборот, проталкивают его дальше. Следующим их шагом было снять бьющее бревно с наконечником в виде стальной гоблинской морды — а-а-а, это умно…
Теперь я, даже если захочу, не смогу закрыть «заслонку». Но я ведь даже не собирался — сегодня, я это чувствую, последняя битва за деревню Шанхэцун.
В хрониках об этом не напишут. Максимум — устное предание, но и то, при условии, что мои селюки переживут этот день.
Арбалетчики стреляют в меня, но мне, как и всегда, глубоко похуй. Даже штаны не жалко — Хуилианг сшила мне аж четыре комплекта!
Болты врезаются в моё тело, но бессмысленно падают на утоптанную землю, а я иду, как терминатор Т-1000. Только взорванного грузовика с топливной цистерной не хватает на фоне…
— Эй, шпана, блядь! — выкрикнул я, замахиваясь булавой.
Гоблины, ворвавшиеся в деревню в составе подразделения, сразу же помчались ко мне, чтобы затыкать меня своими короткими копьями.
— Бэм, блядь! — одним взмахом 50-килограммовой булавы сбиваю выставленные копья.
Молниеносно поднимаю булаву и наношу вертикальный удар по гоблину, в глазах которого появилось отчётливое осознание собственной смерти. И он был пиздец как прав!
Кажется, его голова исчезла где-то внутри кирасы…
Раскидываю окружающих гоблинов в стороны взмахом булавы, попутно нанося им колотые и резаные раны. Далее добиваю лежащих, а стоящих валю — хули они мне сделают, а? Я быстрее, я злее, я сильнее, я — машина, блядь!!!
— А-а-а, сука! — ощутил я укол в спину. — Н-н-а, говна ты кусок!
Надо было сделать рукоять ещё длиннее…
Шуяо прибывало всё больше и больше.
Поднимаю с земли круглый металлический щит и использую его, как второе оружие. Бывший его владелец был тем ещё затейником — кромка щита оснащена волнообразными лезвиями, в общем ансамбле символизируя Солнце. Красиво, но не функционально нихрена — таким щитом гораздо вероятнее самому порезаться, чем врага полоснуть.
Но я — это совсем другое дело! Меня такой хуйнёй даже не поцарапать, поэтому я смело размахиваю щитом и скрежещу лезвиями щита по гоблинским латам.
Иногда приходится отвлекаться на чудеса на виражах — применяю стихию огня, чтобы подпалить кому-нибудь лицо.
Сколько гоблинов прибывало, примерно столько же убывало насовсем — я бил их ногами, щитом и булавой, показавшей охренительную эффективность. Нет, я ожидал, что она будет эффективной, но не ожидал, что настолько — гоблинов, буквально, ломает, как спички!
— Куда вам до меня, мурзилки⁈ — рявкнул я в забрало гоблину, пытающемуся пырнуть меня мечом. — Н-на, сука!
Даю ему кулаком по морде и бедолага отлетает с неестественно повёрнутой головой.
Раздаётся грустный «хрусть». Роняю обломок булавы и поднимаю с земли труп латного шуяо.
Кидаю тело в гоблинов перед собой и иду на прорыв. У меня в домике неподалёку припасён запас булав из топоров — мне надо туда.
Давлю гоблинов, убиваю их кулаками, а они упорно пытаются остановить меня. Получается у них очень не очень. Это просто жертвы, бессильные сделать хоть что-нибудь.
Арбалетчикам уже похуй, поэтому стреляют по мне даже невзирая на то, что рядом свои.
— Ебать!!! — проревел я, упиваясь новым чувством, возникшем где-то глубоко в груди. — Захуярю, а-а-а!!!
Я, неожиданно для себя, сильно ускоряюсь и прорываюсь через тонкий заслон из латных копейщиков. Врываюсь в дом с заначкой и, через три секунды, вылетаю из него с двумя булавами.
Эти штуки были для меня тяжеловаты, как и предыдущая булава, всё-таки, пятьдесят килограмм с лишним, но сейчас они ощущаются, как невесомые пушинки.
Я вижу ужас на лицах гоблинов — им страшно так, как никогда прежде.
«На моих селюков переть — так ёб твою мать!» — подумал я с клокочущей в груди ненавистью. — «А как герой — так нихуя! Так, да, нахуй⁈»
Мысли бурлили какой-то бессвязной хаотичной вереницей, а картинка перед глазами стала красной. Где-то я слышал фразу «blood vision» — похоже, это оно.
Раскручиваюсь изливающей гнев юлой и чувствую каждый контакт булавы с гоблинскими телами.
Гоблины же телятся, движутся, как сонные мухи, ме-е-е-едленно…
Избиваю их, как детей в песочнице. Не то, чтобы у меня был опыт избиения детей в песочницах Новосибирска, но если представить умозрительно, то будет похоже на то, что я сейчас делаю с боевым подразделением шуяо.
Счёт времени утрачен полностью. Гоблины прут, я забиваю их до смерти булавами, затем булавы ломаются, я убиваю нескольких сломанными деревяшками, а затем беру за ногу бездыханное тело латника и забиваю им ещё четверых, пока нога не отрывается от тела.
Меня валят на землю и пытаются зарубить топорами, но я применяю захват «У-Си» к лицу одного из гоблинов и отрываю это лицо нахрен.
Нащупываю среди тел копьё и протыкаю им, прямо сквозь чешуйчатую броню, тушку гоблина с секирой.
Отнимаю у трупа секиру и продолжаю рубку ею. Даже не могу понять, как именно так получилось, что я уже стою на ногах и превращаю лицо мёртвого гоблина в кашу острым концом обломка топорища секиры.
В спину втыкается копьё, разворачиваюсь и вижу гоблина, отпустившего своё оружие и пятящегося назад.
Хлопком ладоней взрываю ему барабанные перепонки и, по-видимому, ломаю череп — оба его глаза вываливаются из глазниц.
— А-а-а-а!!! — реву я в неистовой ярости и кулаком вминаю забрало латника ему в голову.
Кроваво-красным взглядом вычленяю среди горы трупов копьё — вырываю его из омертвевших рук шуяо и кидаю в арбалетчика, который пощекотал мне живот болтом.
Повсюду трупы, но я не обращаю на них особого внимания. Меня интересуют только те, кто ещё жив…
Откуда-то из-за частокола прямо в крышу блокгауза прилетает камень. Это вызывает во мне неистовый гнев, я ору с ненавистью и бегу к гоблинам, удерживающим врата.
Игнорирую тычки копьями и просто сметаю их.
За вратами видно новое вундерваффе — эта штука, как я понимаю, мечет камни.
А-а-а! Камнемёт! Катапульта!
Мчу к нему через открытое поле.
Гоблины ставят передо мной стену копий, но я так зол, что хочу сжечь их всех. Руки мои покрываются обжигающим пламенем.
Врезаюсь в строй гоблинов и, буквально, испепеляю знаменосца — его голова тупо сгорела, а шлем закоптился.
Раздаю сокрушительные удары десяткам — шуяо разбегаются, не желая умереть ни за грош, а я бегу к камнемёту и апперкотом отрываю голову какому-то гоблину в кожаной шапке. Кровь вырывается фонтанчиком, но я уже возле камнемёта — сжигаю его усилием воли.
Шуяо стреляют в меня из первого вундерваффе. Копьё врезается мне в левое плечо и причиняет острую боль, которая открывает мне новую грань ярости.
— А-а-а-а, блядь!!! — проревел я. — Ты — труп!!!
А дальше всё, как в тумане…
*2829-й день новой жизни, деревня Шанхэцун, Поднебесная*
— … ваю мать! — расслышал я. — Или я брошу тебя здесь! Виталий!
Открываю глаза и вижу Канга, стоящего передо мной.
Правое плечо что-то холодит. Поворачиваю голову и вижу свой княжий меч, который я сжимаю в правой руке — какого-то чёрта я положил его на плечо.
Ещё Канг…
— О, привет, — очухался я и посмотрел на наставника.
— Ты чокнулся, Виталий⁈ — спросил от чего-то нервный наставник Канг. — Ты что здесь устроил⁈
— А, это… — огляделся я.
Я сижу посреди поля, усеянного телами шуяо.
Лежат себе спокойно, ни на кого не нападают — молодцы…
— Я, в общем… — начал я. — А где мои селюки?
— Кто⁈ — не понял меня Канг. — Ты что, накурился дурмана⁈
— Не-не, я не из этих… — отмахнулся я. — Селюки мои… Ну, деревенские…
— А-а-а, селяне, — понял меня наставник Канг. — Они всё ещё сидят в том странном здании.
Он указал в сторону деревни. Она, кстати, какого-то хрена, горит. Но мой блокгауз в целости. Ну, почти — в крыше дыра от упавшего камня.
— Надо сходить… — попробовал я встать.
— Сиди! — положил Канг мне руку на плечо. — Твои меридианы практически выжжены — я не понимаю, почему ты ещё живой… Что ты тут устроил?
— Ну… — задумался я.
Если мои селюки живы, а шуяо не очень, то, значит, поставленную перед собой задачу я выполнил, правильно?