— Говори, — пожал плечами бывший ван.
— Я готова слушать, — кивнула бывшая селянка.
— Мне, как ни вертись, нужно в Юнцзин, — сказал я. — Но вас с собой я взять не могу — это неоправданно опасно. Вас, в таком случае, скорее всего, убьют. Я-то обязательно выживу, я как тот котёнок… Ну, то есть, я — юся, поэтому мой Путь — это выживание. А вот вы — это другое. Поэтому вам придётся остаться тут. Ты, Лу, если хочешь, можешь переехать в город.
— Не хочу, — покачала головой Лу. — Там меня могут съесть кровопийцы, а здесь я в безопасности. Лучше буду жить тут, а в город ходить только днём и только когда это необходимо. А ещё я слышала на рынке, что в селении к северу от имперского града случилась «чума», выкосившая всех жителей. Не хочу я больше жить в городе или, уж тем более, в селе.
— Рационально, — кивнул я. — А ты, Реншу, будешь торчать тут безвылазно.
— Я знаю, — вздохнул бывший ван. — Притерплюсь.
— Но не переживай, — улыбнулся я. — Если у меня всё получится, весь этот ебучий кошмар закончится. На это уйдёт дохрена времени, возможно, десятилетия, но враг будет разбит, а победа будет за нами. Или я просто сдохну в ходе этой борьбы.
Не стал им говорить, что просто сдохнуть я не могу — мне обещано одним человеком, что я, как мученик, попаду в рай, а все остальные просто сдохнут, хе-хе-хе!
— С трудом верится, что у тебя что-то получится, — честно ответил на это Реншу.
— Мне не нужна твоя вера, — сказал я. — У меня нет выбора, ибо я послан сюда, чтобы бороться со злом. И мы, наконец-то, точно знаем, что это за зло. Вижу цель, верю в себя, не вижу препятствий.
— Когда ты уходишь? — спросила Лу.
— Нужно подготовиться, — сказал я. — Это займёт до полугода — ещё не знаю точно.
*123-й день юся, провинция Ляочэн, убежище дома Цзоу*
— Да-а-а, сучара!!! — почувствовал я, как лопаются мышечные волокна на моей спине.
Я тягаю трёхсоткилограммовые гири, отлитые девять дней назад, причём делаю это под действием «Памп-эликов».
Мышцы рвутся, а затем, прямо в ходе тренировки, восстанавливаются, но лучше, чем были — более мощные, более плотные и более стойкие на разрыв.
Совершенство через боль — это единственный верный путь. Нет ни второго, ни третьего пути. Все эти сомнительные методики с гармоничным развитием через особые практики ушу — это полная хуйня. Это работает, насыщает мышцы Ци, но слишком медленно. Гораздо быстрее и эффективнее последовательно дезинтегрировать свою мускулатуру и создавать на её месте новую, уже адаптированную под эту нагрузку. А затем, когда она исчерпает себя на новом уровне нагрузки, нужно дезинтегрировать её.
За прошедшие дни я практически не увеличился в объёмах мышечной массы, потому что мой организм уже давно переступил ту черту, когда можно увеличивать силу тупым увеличением объёма мышц.
Главная задача — довести каждую мышцу до состояния экстремального перенапряжения, что вынуждает организм создавать более подходящие по структуре и характеристикам волокна, а затем, когда все его попытки схалявить оказываются тщетны, создать в мышце новый меридиан Ци. Но это далеко не конец. Этот цикл должен закончиться тем, что новый меридиан тоже наёбывается и разрушается, что вынуждает организм совершенствовать уже его.
И это нематериальный процесс, побуждаемый вполне материальными факторами, такими, как пятисоткилограммовая штанга…
«Я рву свои мышцы сегодня, чтобы завтра рвать на куски кровососов!» — прибодрил я себя напоминанием о своей великой цели.
Самомотивация — это важнейшая вещь на пути закалки тела. И не только её. «Душнилы» и «стихоплёты» тоже достигают своего через боль, но у них боль не физическая, а душевная — новые меридианы всегда создаются через боль. Опять же, можно делать это медленно, но тогда тебе потребуются десятки лет, чтобы достичь того, чего иным способом можно добиться за годы.
Всё просто — за всё нужно платить.
Через кожу проступила кровь. Это значит, что я слегка проебался и перед последним подходом нужно было отдохнуть минут на пять больше.
— Хуйня, — мотнул я головой. — Пройдёт.
— Кто эта женщина? — спросила Лу, сидящая у фонтана с книгой. — Она была твоей женой?
— Ты о чём? — не понял я её.
— Хуйня, — ответила бывшая селянка. — Она значила для тебя очень много?
— Я вообще не вкуриваю, — признался я. — Что ты хочешь мне сказать?
— Хуйня, — повторила Лу.
— И? — спросил я.
— Ну, Хуйня — это ведь имя твоей женщины? — нахмурилась Лу.
— Нет, погоди… — задумался я, а затем рассмеялся. — А-ха-ха! Блядь! Ха-ха-ха!
— Чего смешного? — ещё сильнее нахмурилась Лу.
— Слушай сюда, — усмехнулся я, пытаясь отдышаться от смеха. — «Хуйня», на моём родном языке, это не имя. Это такое универсальное слово.
— Универсальное? — нахмурилась Лу.
— Да, — кивнул я. — Это как… короче, если что-то пошло не так, как хотелось, или какая-то мелкая проблема, или вообще какая-то тупость случилась — вот это и есть хуйня.
— Мелкая проблема? — уточнила она.
— Ну, типа… — задумался я над примером. — А, вот! Каша подгорела — хуйня. Камень в ботинке — хуйня. Сломал палец — неприятно, но если ещё жив — значит тоже хуйня.
— А если кто-то умер? — спросила Лу серьёзно.
— Тут уже не хуйня, — покачал я головой. — Тут уже всё серьёзно. Хуйня — это когда ещё можно улыбнуться или починить. А то, что это похоже на имя — это просто совпадение.
— А я думала, что ты это так часто вспоминаешь свою возлюбленную… — расстроилась Лу. — Это было бы так романтично — вечная преданность давно ушедшей женщине… А это оказалась хуйня.
— Вот так бывает, — улыбнулся я. — Возлюбленная у меня другая — её зовут Евгенией.
Не то, чтобы прямо возлюбленная — бывшая жена…
— Ефугайни? — попыталась воспроизвести сложное для неё слово Лу. — Звучит странно и сложно.
Получилось «лист», «начало», «покрывать» и «монахиня».
— Ага, — не стал я спорить с этим. — Но я звал её Женей.
— Чжэньни, — попробовала повторить Лу.
— Нихуя себе, как удачно получилось! — удивился я.
Чжэньни — это переводится с байхуа как «драгоценная девочка» или «редкая дева». Повезло мне, что родители не назвали меня Евгением.
«Пришлось бы объяснять всем, что я не няша — я ёбаный разрушитель!» — подумал я.
Ладно, нет времени объяснять — лучше я попамплюсь!
*209-й день юся, провинция Ляочэн, убежище дома Цзоу*
— Максимум силы!!! — прокричал я и сделал ещё пять подъёмов 600-килограммовой штанги. — Да-а-а, блядь!!! Я — машина!!! Не связывайся с машиной разрушения, сукин сын!!!
Роняю штангу и яростно ору, выпуская пар.
Я слишком поздно понял, что гнев можно использовать не только в бою, но и в тренировках. Гнев мобилизует все резервы, делает меня более устойчивым к боли и позволяет выжимать из подходов весь доступный максимум.
А вот как пришло осознание, у меня всё прямо попёрло!
Скорость и интенсивность пампа резко возросли, поэтому мне пришлось увеличивать дозу «Памп-элика», потому что предыдущая просто перестала справляться. Я даже один раз передознулся предтренировочным эликсиром и из меня почти сутки сочился кровавый пот, а в говне проявились кровавые прожилки, но я просто перетерпел, а мой организм адаптировался к новой дозировке.
У меня с моим организмом абьюзивные отношения — он знает, что сопротивление бесполезно и я не дам ему продыху, поэтому даже не пытается филонить. А то помню, когда-то давно, когда я, будучи молодым автомехом-мотористом, пытался ходить в тренажёрку — перед каждой тренировкой тело вдруг начинало ломить, хотелось спать или что-то начинало болеть. Это всё уловки хитровыебанного организма, психосоматика — он всеми силами пытался избежать ожидаемых физических нагрузок, потому что по натуре своей он ленивый долбоёб, стремящийся к покою.
Когда ты пашешь через боль, тело сначала пиздит тебе в уши, потом шлёт обиженные СМСки в мозг, а потом просто ложится под тебя и тихо едет туда, куда скажешь.
Только так мы и работаем!
Передышка десять минут, поллитра воды с мёдом в процессе и снова за снаряд!
Теперь новое упражнение — ложусь на скамью, обшитую шкурой невинно убиенного тура, неудачно вставшего на моём пути, со штангой и начинаю французский жим лёжа.
Мне это упражнение показал Маркус, который в прошлой жизни систематически тренился. Он хотел цеплять цыпочек, но получалось у него только привлекать нежелательное внимание от качающихся гомиков в тренажёрке.
Качает это комплексно трёхглавую мышцу плеча, то есть, трицепс, но я уже отключил большую его часть и фокусирую нагрузку 600-килограммовой штанги исключительно на длинной головке трицепса. Мне кажется, что я слышу, как лопаются мышцы, гибнущие под невыносимым давлением…
— Ты — чудовище, — произнёс Реншу, вышедший во дворик.
Я уже давно благоустроил внутренний дворик убежища, адаптировав его для тренировок на свежем воздухе. В помещении я тренироваться больше не могу, потому что сжигание калорий под действием «Памп-элика» у меня проходит не без спецэффектов — выходящий пот получается крайне вонючим.
— Вонючее чудовище, — добавила Лу, поморщившаяся от запаха.
— Зато пиздец какое сильное! — ответил я и сделал ещё десяток повторов.
— С этим не поспорить, — улыбнулась бывшая селянка.
Заканчиваю подход, вскакиваю со скамьи и бегу к колодцу. Нужно охладиться, а то потовыделения для этого уже недостаточно.
Ещё в Храме было установлено, что нормальная температура «физика» — это 39 градусов Цельсия. Во время тренировок можно «накалить» себя до 41,5 градуса, что, вообще-то, уже денатурация белка, как говорили умные люди. Но для нас это было плюсом, так как это увеличивает устойчивость к температурам — взамен гибнущих тканей появляются новые, более устойчивые.
Правда, есть риск спалить себе мозг, но он очень низок — тело юся адаптируется и не к такому…
Заливаю голову ледяной водой из колодца, набираю ещё ведро и обливаюсь полностью. Охуенно!