Пересекаю городские врата, удаляюсь от города на полтора километра, изображая сгорбленного и придавленного жизнью селюка, а затем распрямляюсь и ускоряюсь. Камуфляж работает — до меня ещё никто не доебался.
«Отец, увидь он эту картину, сказал бы, что я не только долбоёб, но ещё и скоморох, лицедей и актёрский полупокер», — подумал я с теплотой на душе. — «Папки очень не хватает…»
Никто не дал ему второго шанса, а мне, блядь, дали — почему?
Я должен был сдохнуть в совершенно тупейшем ДТП, вместе со своей Ласточкой, но я хожу по Поднебесной, копчу небо…
«Но зато у меня есть смысл», — подумал я, решительно отбрасывая депрессивные мысли. — «А если есть смысл, то есть цель. А цели достигать я умею».
*461-й день юся, провинция Чися, в горах*
— Пошла нахуй! — выкрикнул я, отмахнувшись от птицы, защищающей своё гнездо с детёнышами.
Она пыталась клюнуть меня в лицо, а у меня одна рука занята.
Плюю в неё огненным плевком, но не попадаю и птица пытается выклевать мне глаза.
— Сука! — посмотрел я на неё. — Да мне похуй на твоих спиноклюев!
Поднимаюсь ещё на пять метров и эта яжемать перестаёт атаковать меня, но держится рядом.
Это скальный канюк, агрессивная тварь, обитающая в горах.
Я уже на высоте в два километра, падать отсюда пиздец как смертельно, поэтому падать нельзя. Надо было, сука, оценить ситуацию и выбрать участок, где точно не будет сраных гнёзд. Но как это увидеть с земли?
Продолжаю подъём и чувствую, что мышцы начинают потихоньку сдавать. Два километра непрерывного подъёма — это пиздец даже для юся-«физика», поэтому неудивительно, что руки забиваются, а организм начинает постукивать в гонг.
Но перерыва не будет ещё метров пятьсот-шестьсот, если я правильно запомнил рельеф этой горы.
У меня всё крепче и крепче ощущение, что эта горная цепь — нечто неестественного происхождения. Не бывает так, чтобы горный массив был сплошь отвесным.
Легенды говорят, что при приходе сюда Цинь Шихуанди, по будущей Поднебесной ходили некие богоподобные титаны, которых он лично убивал. И будто бы горная цепь Туйшань — это останки убитого императором древнего титана.
Скорее всего, это галимый пиздёж, как и большая часть народного фольклора, но тут точно не обошлось без вмешательства богов или очень могущественных практиков. Возможно, Шихуанди, который был пиздец каким могущественным, приложил к этому свои руки. Эти горы ведь защищают центр Поднебесной с востока, а на западе, как известно, тоже есть горная цепь — Цзюэшань. И я почти не сомневаюсь, что каждый ёбанный перевал в тех горах тоже перекрыт мощными крепостями.
Первый император, как я понимаю, имел желание и ресурсы, чтобы защитить свои имперские провинции по центру раз и навсегда.
Я даже не представляю, сколько солдат нужно безвозвратно въебать в этих горах, чтобы взять даже небольшую крепость, стоящую на перевале. Даже если у тебя будут горные орудия, это не поможет, потому что у врага будут крепостные орудия, крупнокалиберные и дальнобойные. Это будет пиздец какое кровавое действо — штурм такой крепости.
Шихуанди был стратегом, лучшим императором Поднебесной, которую он сам и создал.
А теперь всякая жалкая немочь, типа Реншу, куколдит под властью кровососов и делает вид, будто это продолжение дела первого и великого императора…
Ещё сорок минут подъёма и я натыкаюсь на узкий выступ.
— Фу-у-ух… — выдыхаю я, садясь на него.
Руки горят огнём и адски болят, а общее состояние такое, что хочется бросить всё и больше никогда не заниматься альпинизмом.
— На хую катал такой спорт… — пробурчал я, выдёргивая пробку из фляжки. — Нужно быть конченым, чтобы заниматься таким ради удовольствия…
Появляется желание выбросить всю поклажу и понадеяться на авось — вдруг западная сторона окажется пологой?
Но нет, так рисковать я не могу. А если не окажется? Тогда я просто сдохну, прокрутив всю свою жизнь перед глазами в процессе затяжного падения.
Смотрю вниз.
Воздух удивительно прозрачен, поэтому я прекрасно вижу вдалеке какие-то города и поселения. А ещё я вижу огромный лес, уходящий в горизонт. Как же красиво, сука…
Даю себе час на восстановление и что-то вроде экспресс-акклиматизации. Уже чувствуется недостаток воздуха, поэтому неплохо было бы отлежаться денёк, чтобы не словить высотную болезнь, но я не собираюсь торчать на этом узком выступе сутки — это небезопасно.
Я слабо представляю себе, что такое высотная болезнь, но знаю, что это очень опасная херня. Насколько она опасна для юся — без понятия. Может, вообще не опасна, а может, тут всё как у людей. Проверять не хочется и лучше перебдеть, чем потом перебздеть.
Мною выбрана самая низкая гора, которая имеет высоту не меньше шести километров. Я поднялся примерно на два с половиной километра, поэтому прошёл меньше половины пути.
— Ладно, нехрен засиживаться, — сказал я.
Прошло что-то около часа и появилось ощущение, что мышцы восстановились.
«Я охренеть какой рисковый — без страховки на такую высоту», — подумал я, продолжив подъём.
Методика подъёма у меня особенная, не такая, как у всех — если участок слишком гладкий, то я пробиваю в нём отверстия пальцами, а если есть какие-нибудь выступы, не доверяю им, а тестирую сильным давлением. Так я точно не разъебусь и местным падальщикам не придётся жевать моё жёсткое мясо, замысловато разбросанное у подножия гор.
Думаю, если упаду с такой высоты, меня тоже разбрызгает, как шарик с говном, как это бывает с обычными людьми…
Методично проверяя выступающие камни и протыкая породу в сложных местах, карабкаюсь и думаю, почему-то, о бывшей жене, мадам Доу и знахарке Янмей.
Разные мысли лезут в голову, когда забираешься на гору. Ветер воет, становится холоднее, но мне сейчас тепло — я устойчив и не к таким минусам.
Через два часа я почувствовал значительную нехватку кислорода. Высота где-то километра три с половиной, может, уже четыре, поэтому неудивительно, что воздух тут разрежен. Если продолжать в том же духе, то мне пизда. Нужно осмотреться и искать место для привала. Возможно, лучше двигаться вбок, чтобы не усугублять ситуацию.
Осмотрелся по сторонам, но тут сплошь голая стена. Надо двигаться в какую-то сторону, что рискованно. Только вот выхода нет — если продолжу подъём, в один момент просто отключусь.
«Ключ поверни и полетели…» — пронеслись в голове строки из песни Васильева. — «Но летать мне сегодня не хочется».
Двигаюсь влево, чтобы оценить обстановку и подыскать подходящее место для ночёвки.
Но если ничего путного не найдётся, то я буду действовать в соответствии с инструкцией от Жан-Поля Сартра.
«Дыры в стене для ночёвки не существует — мне придётся самому создать её!» — подумал я, хватаясь за проверенный камень. — «Но не хотелось бы, конечно».
Семьсот метров влево — нихрена. Ещё триста — тоже нихрена.
Силы на исходе, но я продвигаюсь ещё двести метров и понимаю, что нет тут ничего и мне жопа, если не начну действовать прямо сейчас.
Придётся потратить пару штырей, чтобы закрепиться…
Забиваю штыри в породу, фиксирую себя верёвкой и спускаюсь на пару метров. С верёвкой этот подъём становится очень лёгким — часть нагрузки ушла к штырям, поэтому мне стало комфортно. Будь у меня бесконечный запас верёвки и штырей, я бы мог делать короткие перерывчики и мне бы совсем не запомнился этот акт альпинизма…
На всякий случай, проверяю камень на надёжность и цепляюсь за него. Что ж, пора заниматься горным делом.
Сначала пробиваю породу пальцами, в круге диаметром сантиметров пятьдесят, а затем долблю кулаком.
На пробивку по периметру ушло минут пятнадцать, а на основную работу я потратил ещё минут пятьдесят.
Затем я залез в образованное отверстие, имеющее глубину сантиметров восемьдесят, и понял, что этого мало. Расширяю дыру ещё на сорок сантиметров в диаметре. Если уж спать, то с максимальным комфортом…
Рюкзак подвешиваю на штыри, а сам с головой погружаюсь в яму, продолжая упорно долбить породу, выметая обломки наружу. Вот не повезёт тому, кто окажется на их пути. Но если это будет та сраная птица, то я только порадуюсь.
Итогом моей грубой работы стала дыра глубиной в два с половиной метра и диаметром примерно девяносто сантиметров.
Сразу же затаскиваю рюкзак и раскрываю его горловину. Нездоровая физическая активность иссушила мои силы и это нужно срочно исправить. Костёр тут не разожжёшь да и не из чего, поэтому я начал есть самопальный пеммикан как есть, запивая его водой из фляжки. Сильно не хватает памповой каши, но она непригодна для долгого хранения, поэтому в пути её не будет.
Насытившись, я откупорил посттренировочный эликсир рецептуры Доры и осушил его до дна. Вся хуйня, что происходила последние двенадцать часов — это, можно сказать, очень жёсткая тренировка, поэтому нужно, чтобы мышцы восстановились.
Ощущения от этого подъёма очень хуёвые и мне кажется, что меня достала высотная болезнь. Голова начала болеть, желудок не справляется с пеммиканом и будто бы изображает попытки отторгнуть его. Но со мной такие шутки не прокатят, поэтому желудок, пусть и стонет, но продолжает упорно переваривать пищу.
Ещё меня одолевает сонливость, поэтому я думаю, что ничего страшного не случится, если я посплю тут часов десять?
*463-й день юся, провинция Чися, в горах*
— Твою мать… — изрёк я, придя в себя.
Непонятно, сколько я спал…
А, нет, вспомнил — просыпался я примерно раз девять, причём один раз, чтобы посрать. Это верный признак того, что желудок со своими задачами не справился и не смог переварить еду без остатка, как оно обычно и бывает.
Тело ломит, адски хочется пить, но с водой у меня полный порядок — я взял с собой тридцать литров. Это тяжёлая нагрузка, если вспомнить обо всём остальном, но без воды вообще никуда.
Напившись, я прислушался к ощущениям. Организм пробуждается и восстанавливается, но ещё не понятно, смогу ли я продолжить подъём. Вообще, было бы неплохо поспать ещё часов шесть-семь.