Секретарь ушёл, а я вернулся к размышлению над оружейным вопросом.
На Императорском оружейном заводе есть целых три цеха по производству моих двухцуневых полевых орудий, но качество изготовления хромает, поэтому гвардия, когда была жива, предпочитала снабжаться у частников.
Пушки говно, это да, но ружья хорошие — можно сказать, что вопреки.
«Надо что-то делать — у завода такой потенциал…» — подумал я.
Это плохо, что такое крупное предприятие, на котором трудятся сорок пять тысяч с лишним сотрудников, до сих пор находится под неэффективным управлением императорской администрации.
Есть ещё оружейные заводы «Двор священных ружей» и «Гнев гор», а также артиллерийский завод «Грозящий рокот тяньлуна», но это сравнительно маленькие предприятия, работающие на экспорт в провинции.
Эти предприятия меня тоже интересуют, но во вторую очередь.
Мне нужен главный столичный оружейный завод, способный, после модернизации, решить нашу проблему — зависимость от импорта оружия.
С боеприпасами никаких сложностей нет — есть шесть патронных фабрик, на которых производятся сотни тысяч бумажных патронов с пулями Несслера. Стрелять нашей армии всегда будет чем, но из чего, пока что, не очень понятно.
Смотрю на здоровенные песочные часы, отмеряющие мой рабочий день — уже четверть песка высыпалась, поэтому пора на встречу с одним важным человеком.
— Если что, я на выезде, — предупредил я Тенуна.
— Хорошо, нянь Вэй, — кивнул секретарь.
Выхожу из здания и двигаюсь в сторону нового жилого массива — построен он при врио Сары, в рекордные полтора месяца от высыхания фундамента и до сдачи объекта приёмной комиссии.
Она назвала этот жилой массив «Благословенным лесом» — это двадцать четыре шестиэтажных дома, построенных по новой технологии.
Вся новая технология заключается в том, что практики стихии Земли сооружают первые два этажа из монолитного камня — буквально, превращают едва-едва обтёсанные блоки, привезённые из провинций, в единое целое, а остальные этажи строятся из кирпича. Благодаря такому решению, первые два этажа служат очень надёжным фундаментом оставшимся четырём — так обходится ограничение высотности, накладываемое качеством кирпича.
Помимо поднятия двух монолитных этажей, практики «запаивают» швы в монолит, что здорово так ускоряет сдачу объектов — приёмной комиссии нет необходимости простукивать каждый шов, на предмет брака.
Да, это дорого, потому что труд практиков стоит недёшево, зато мы выигрываем в скорости строительства и инфраструктуре, что просто бесценно. Инфраструктурный выигрыш состоит в увеличении плотности населения.
В идеале, конечно, было бы строить что-то десятиэтажное — это сорок квартир по 99,9 квадратов, но даже с практиками стихии Земли ничего достаточно долговечного с такой этажностью не построить. Сопромат, сука такая…
«Мусорных урн в городе мало», — отметил я, идя по тротуару. — «А где они есть, там на них болт забивают — нет культуры обращения с мусором».
Надо не забыть дать Зонгу приказ, чтобы начал пропаганду чистоплотности. До сортировки мусора мы вряд ли дойдём, но прививать людям чистоплотность просто необходимо — если потребуется, то и полицейскими дубинками.
«Построим тут огромный Сингапур, в котором можно отхватить пиздюлей даже за жевание „Орбита“ ебаного!» — подумал я. — «Надо только разобраться с жилищным вопросом и этими ёбаными суевериями!»
С остальными зданиями тоже всё не слава богу: четырёхэтажные жилые дома не пользуются особой популярностью, потому что четыре — это, как известно, цифра смерти. Люди на последнем этаже нервничают, переживают, а официальное переименование четвёртого этажа в пятый не повлияло почти ни на что. Не хотят люди жить на четвёртом этаже — суеверие очень крепко и выводиться никак не желает.
А вот в новых шестиэтажных домах этой проблемы нет — четвёртого этажа в них не существует, после третьего сразу идёт пятый, а после него шестой и седьмой. И всем нормально. Видимо, это как-то связано с тем, что в четырёхэтажках после четвёртого ничего нет, поэтому жильцы думают, что просто переименованием смерть не наебёшь…
«Надо подумать о строительстве ложных пятых этажей на четырёхэтажках», — размышлял я. — «Если им так важно — хрен с ним. Древесины у нас навалом, поэтому соорудить имитацию этажа не составит особого труда. Реально селить там никого не нужно — пусть выглядит, как полноценный пятый этаж, чтобы этим бедолажкам спалось спокойнее».
Проблем массовое жилищное строительство создало немало, но и устранило ничуть не меньше.
Например, работа сборщиков налогов упростилась до безобразия — им нужно просто знать, в каком доме и сколько живёт людей, и собирать с них фиксированную сумму. А раньше квартальным сборщикам налогов приходилось посещать каждый двор и они физически не успевали собрать положенную дневную норму.
Эффективность сбора налогов, таким образом, резко повысилась, хотя раньше бывало, что до отдалённых дворов сборщики тупо никогда не доходили и из-за этого кто-то жил в городе совершенно бесплатно — теперь платят все.
Мы всерьёз раздумываем о дальнейшем упрощении сбора налогов — у нас уже работает система прописки, поэтому мы знаем, когда и куда переезжают налогоплательщики, что открывает новую возможность.
Можно «автоматизировать» сбор налогов: в каждом доме и так есть староста, следящий за порядком — на него и предлагается повесить сбор налогов с жильцов. Так мы уменьшим штат сборщиков налогов и высвободим всех этих грамотных людей для более важных задач.
«Будут пиздить бабки», — подумал я, заходя на территорию жилого массива. — «Но они и так пиздят — ничего не поделаешь».
Шестиэтажные здания стоят группами по четыре — с одним общим двором, где разбиты зелёные посадки и стоят нехитрые приспособления для развлечения детей, а также лавки для праздного сидения в тени деревьев.
Это отдалённо напоминает мне дворы Новосибирска — сходство портят только бумажные окна и пробивающийся через них свет масляных ламп…
Жилой массив из двадцати четырёх домов — это община, насчитывающая примерно 4 000 жильцов. И такая прорва людей живёт всего на четырёх с половиной гектарах — раньше такое было просто немыслимо.
До жилищной реформы, такое количество людей, проживающее в одноэтажных домах с дворами, если считать по минимуму, заняло бы примерно тридцать гектаров, а если считать так, как оно обычно обстоит в реальности, то запросто и все пятьдесят пять гектаров.
Приветливо киваю бабушкам, сидящим на приподъездных лавках и старичкам, играющим в маджонг или го в беседках во дворе, и иду к подъезду № 2.
Вхожу в полутёмный подъезд, освещённый масляными лампами, и поднимаюсь на третий этаж.
В подъезде очень чисто — видно, что домовой староста очень хорошо следит за уборкой и крепко держит вверенное ему хозяйство.
— Ох… — выдохнул вышедший из квартиры мужичок, наткнувшийся на меня.
Одет в домашнее — белую хлопковую футболку, писк моды нынешнего сезона, а также в белые хлопковые шорты, также очень модные. Мода на подобный прикид объясняется тем, что это подражание нательному белью КМП Юнцзина — климат столицы позволяет ходить так круглогодично, поэтому практически все мужчины от 6 до 60 лет начали заказывать этот дешёвый и уважаемый в обществе прикид.
В руках у мужичка литровая глиняная бутылка с рисовой водкой и два деревянных стакана.
Он очень напрягся — не каждый день сталкиваешься в подъезде со здоровенным юся.
— Спокойно, — сказал я ему. — Проходи.
Пропускаю напрягшегося мужичка, подхожу к искомой двери и стучу в неё.
Открывает мне усталого вида женщина лет тридцати, одетая в потрёпанное селянское платье.
— Я к Минчэну, — сказал я.
— А-а-а, заходите… — растерянно ответила женщина. — Мин, к тебе пришли!
Прохожу в квартиру и осматриваюсь.
Тут всё стандартно: скрипучие дощатые полы, заштукатуренные стены, масляные светильники, мебели мало — в прихожей стоит дощатый шкаф, а в гостиной стол на восемь персон и две длинные деревянные лавки вдоль стен, со спальными принадлежностями.
Видимо, в гостиной спят младшие дети, а родители спят в спальне, где, согласно проекту, есть место только для двуспальной кровати, шкафа и комода. Третья комната отведена для старших детей, которых у Минчэна двое.
Вообще, нами задумывалось, что дети должны спать в отдельной комнате, а гостиная должна использоваться по назначению, но жильцы сами решают, как у них всё будет устроено…
Совмещённый санузел расположен в прихожей, дверь справа от входа — строители оборудуют в каждой квартире терракотовый унитаз, а также чугунные душ и рукомойник. Всё это имеет бронзовые элементы, но их количество сведено до необходимого минимума.
По Минчэн вышел с балкона, на ходу закрывая колпачком длинную табачную трубку.
— Нань Вэй! — воскликнул он и рухнул на пол. — Приветствую вас в моём скромном жилище!
Исполнив почтительный поклон, он поднялся на ноги.
— Приветствую, — кивнул я ему. — Идём на балкон — там побеседуем.
Минчэн кланяется и услужливо открывает мне балконную дверь.
— Жена, готовь ужин! — велел он.
— Итак, — сказал я, сев за столик на балконе.
Тут обнаружился деревянный стакан, полный табачного пепла.
Помимо «логова курильщика», на балконе стоит незавершённая односпальная кровать, рядом с которой лежат столярные инструменты.
— Дети в школу ходят? — спросил я.
— Да, нань Вэй! — закивал Минчэн. — В школу № 11!
— Это хорошо, — одобрительно улыбнулся я. — Итак, сразу перейдём к делу — что именно ты слышал в императорском квартале?
— Вас не порадуют мои слова, нань Вэй, — виновато потупившись, ответил Минчэн. — Сановники замыслили что-то плохое — мой шурин, ремонтировавший северную стену Дворца Тёплого Лета, слышал разговор двоих сановников, вышедших на балкон. Они обсуждали некоего… это не я сказал, это я со слов доношу…
— Так доноси, — вздохнул я.