Призвали его осенью. «Где хотел бы служить?» — спросил военком. «Прошу послать меня в Афганистан!» — не колеблясь, ответил он. Только на первых порах с Афганистаном ничего не вышло. Службу ему выпало начать на Дальнем Востоке. Но не зря говорят: капля камень точит. Три раза упрямо писал он рапорты, в которых была одна и та же просьба: направить его в войска, выполняющие интернациональный долг в Афганистане, и в конце концов добился-таки своего.
Вот так он оказался в армии. Вот так он попал в Афганистан. Но к чему все это знать Саиду?
— Спрашиваешь, как я оказался в армии? — прервал Сергей слишком уж затянувшуюся паузу. — Подошел возраст — и призвали. А где еще быть солдату, как не на передовой? Отслужу — поступлю в военное училище, сменю солдатские погоны на курсантские.
— А мне больше по душе гражданский костюм. Но носить его пока не время. Вот переловим бандитов, тогда и форму можно снимать… Не пора ли отдохнуть, а? — Саид привалился спиной к гладкой каменной стене, утер пот, мелкой росой окропивший лицо. — Шагомера у меня нет, но ручаюсь — не меньше пятнадцати километров уже прошли…
Он был грузен, и последний подъем дался ему нелегко — грудь его теперь поднималась и опускалась словно кузнечный мех.
Еременко молча кивнул. Силы у него тоже были на исходе. Сняв рюкзак, он присел на него, долго и пристально глядя в небо — густо-синее небо гор с волокнистыми облачками, замершими в вышине.
Остальные тоже расположились на отдых.
— Все же думаешь, по этой тропе он ушел? — нарушил молчание Саид.
— Думаю, да, — отозвался Еременко, хотя первоначальная уверенность в таком предположении у него сильно уменьшилась. — По логике так выходит, понимаешь?
— А следы? Ни одного же нет!
— Верно, — вздохнул Сергей. — Но, с другой стороны, грунт каменистый, топает он осторожно, понимает, что не только здесь его ищут, — а ему того и надо. Хитрит…
— И почему мы ему только поверили! — Саид сокрушенно ударил кулаком по колену. — Чувствовал я — не все здесь чисто, чувствовал.
— А что бы ты стал делать? — Сергей свинтил колпачок с фляги, хлебнул тепловатую воду, поморщился. — Документы в порядке, человек в кишлаке многим знакомый…
— М-да, — только и произнес Саид.
Помолчали.
Сергеем все более и более овладевала досада. Десять километров преследования — путь, оговоренный в приказе командования, — скоро должен закончиться. Закончиться безрезультатно. И что же после? Бреди обратно, растяпа-сержант? Примирись с позором?
— Ладно. — Еременко резко поднялся. — Идти надо. Время дорого. Через часок обед устроим. Лучше, конечно, около ручья какого-нибудь такое мероприятие сообразить… В общем, через часок — как следует. В тени. А на пекле нечего рассиживаться. Подъем!
Саид тяжело поднялся.
Направились к гряде скал. Именно к ним вела тропа.
Еременко невольно насторожился, исподлобья рассматривая нагромождение бугристых камней. Сколько уже раз за дорогу он ждал выстрела из таких вот затаенных уголков… Привычным неуловимым движением ладони, как бы походя, опустил предохранитель АКМ вниз, на «очередь», примечая расселины, откуда может показаться зловещий ствол вражеской винтовки…
На гребне одной из скал что-то прозрачно блеснуло — будто солнечный зайчик скользнул по стеклу.
«Прицел?»
Еременко еще не успел сосредоточиться на какой-либо мысли, а автомат его уже механически пошел навскидку, и за миг до того, как полоснула в глаза короткая вспышка выстрела из засады, он, сбросив рюкзак, прыгнул рыбкой вперед, за россыпь камней, успев на лету сапогом оттолкнуть в сторону ничего не подозревающего Саида. В полете, полагаясь на память рук, дал очередь в направлении отблеска стекла… Перевернулся, катясь между камнями, выстрелил еще раз, с удовлетворением заметив взвившуюся пыль — точно на том месте, откуда стреляли в него.
Тишина.
Сергей, плотней прижавшись к земле, обернулся назад, боковым зрением увидел, как корчится от боли Саид, обхватив двумя руками прижатую к животу ногу… Дехкане лихорадочно возились со своими неуклюжими ружьями, даже не подумав, что нужно укрыться где-либо.
— Ложись! — крикнул Еременко, еле сдерживая досаду, и, стиснув зубы, подумал, глядя, как они неторопливо устраиваются на самых открытых местах: «Взял с собой „мишени“… Сейчас начнется избиение пожилых младенцев…»
Он положил палец на курок, в любой момент готовый ответить очередью на новый выстрел, но по-прежнему стояла непонятная тишина — противник чего-то выжидал…
«Что это? — размышлял Сергей. — Убит он, ранен? Неужели я его положил вот так — наугад? Или — хитрость? Но хитрить-то сейчас ни к чему. Патронов нет? Есть у него патроны. Может, ушел? А мы тут, как дураки, загораем?»
Слегка опершись на локти, он приподнялся, закинул за спину автомат и рывком переместился вперед, укрывшись за массивным валуном.
Тут же, с верхней кромки гряды, крутясь в воздухе, в его сторону полетел какой-то темный предмет. Интуитивно Еременко понял: граната! Упал, больно ткнувшись лбом в камень, раскрыв рот, чтобы не оглохнуть от взрыва…
С натугой бухнул неподалеку взрыв, что-то посыпалось ему на спину, на ноги… Затем чувствительно обожгло бок.
— Черт… — прошептал он, смахивая с себя горячий зазубренный осколок и мелкие камни. — Вот сволочь-то… И метать умеет — добрых восемьдесят метров расстояние, не меньше… Хотя оттуда, сверху гряды, метнуть гранату — дело нехитрое.
Время шло. Еременко посматривал на часы. Пятнадцать минут, тридцать, сорок пять…
«На нервах решил поиграть, гад?»
Он осторожно выглянул из-за валуна. Потом, подобравшись, переместился ближе к гряде… Тихо… Еще перебежка, еще… Вот и склон. Теперь вверх. Метр за метром. Все дальше, дальше и дальше… Вот здесь он должен его увидеть, ну… Сейчас…
Нет. Никого.
Сергей, поднявшись на самый верх гряды, окинул взглядом тропу, вновь узко и опасно жавшуюся к самому краю пропасти. Держа наготове автомат, вжимаясь спиной в камень, двинулся по ней…
Тропа была пуста. По крайней мере на протяжении ближайших двухсот метров на ней не было ни одной живой души. Преследование можно было продолжать.
«Почему он не стал стрелять? — снова и снова возникал неотвязный вопрос. — Винтовка у него, судя по всему, — на уровне мировых стандартов. А стрелять не стал. Почему?»
Наконец Сергей разыскал место засады, нашел стреляную гильзу. Рядом на камнях — свежие отметины пуль его АКМ. Следов крови нет. Подошел к краю скалы. Да, лучшего места для внезапного нападения не найти. По тропе он добирался сюда более получаса, так что у бандита предостаточно времени в запасе.
Сверху ему были видны, как на ладони, распластанные на земле чабаны, усердно целящиеся в небо, Саид, ничком лежащий на тропе… Надежно укрыться от пули удалось только ему, Еременко, — валун, как он теперь убедился, скрывал его полностью.
— Почему же ты не стрелял, подонок? — еще раз бросил он в пустоту. — Должен ты был стрелять, должен…
Ярость и ненависть овладели Али-Мухаммадом. Ненависть и ярость.
Понимая, насколько жалок и смешон он в своем гневе, едва не плача, Али все же изрыгал из себя проклятия — нескончаемые и все же бессильные исправить непоправимое.
Все было обдумано, все взвешено, как в меняльной лавке у саррафа, и вдруг — такой просчет. Он же шел совсем спокойно, этот гяур со шрамом на щеке, словно и не шел, а просто прогуливался, когда прицел остановился на его плече — точно на ключице, и Али плавно повел спусковой крючок… До выстрела оставалось меньше секунды, но тут этот сын шайтана исчез из поля зрения, будто его ветром сдуло, и единственное, что успел Али сделать, уже нажимая на спуск, — качнуть ствол в сторону царандоевца…
В следующий момент Али-Мухаммад ощутил, что держит как бы чужими, ничего не чувствующими пальцами… пустоту!
Винтовка, непонятным образом выбитая из рук, валялась по меньшей мере в двух шагах от него.
В конце концов до сознания Али-Мухаммада дошло, как это могло получиться: каким-то чудом сержант заметил его и, мало того, что сумел увернуться от пули, но вдобавок успел еще дать точную очередь в ответ. Она-то и вышибла из рук винтовку.
Руками, онемевшими от удара пули в винтовку, Али поднял упавшую с головы чалму. В нескольких местах материя была пробита навылет… И сразу вялыми, словно тряпичными, стали руки, а лоб повлажнел от холодной испарины. Да, стрелял этот русский как истинный воин!
Все это пронеслось в сознании Али-Мухаммада за столь короткое время, что с момента выстрела вряд ли минуло больше, чем полминуты. Но и полминуты — это очень много, когда все решают секунды. Проворно перемотав чалму, Али-Мухаммад на четвереньках подобрался к винтовке. И кровь отлила от сердца: ствол был явно деформирован, треснуло стекло прицела…
С лихорадочностью и поспешностью он принялся собирать обломки цевья. Оставить здесь хотя бы самую мелкую щепочку — значит дать в руки противнику весьма важную информацию.
— Не на того напали, — прохрипел он, убедившись, что собрано все до последней щепки, и, закинув рюкзак за плечи, осторожно глянул вниз.
Царандоевца он ранил, очень хорошо… Чабаны… о, чабаны лежали как бараны, он мог бы перестрелять их за полминуты… Из чего только? Русский успел юркнуть за камни. Впрочем, спрятался он не очень удачно, вон виднеется его сапог… А винтовки нет! Даже ножа нет! Вот ведь незадача! Только граната — единственная и последняя. Он отстегнул ее от туго пружинящего карабинчика, зацепленного за одно из колец на боевом поясе, и с напряженным, словно бы окаменевшим лицом замер, выжидая удобный момент. Теперь лишь граната, да, одна лишь граната могла обеспечить позарез ему нужный выигрыш во времени.
Сержанту наконец, должно быть, наскучила эта затянувшаяся игра в прятки. Он высунулся из-за камней и…
В мгновение ока выдернув чеку, Али что было силы метнул гранату. И в ту же секунду в голове у него отдалось, как эхо: «Поздно!» Взрыв, но что толку от этого взрыва?.. Только переполошившиеся чабаны накрыли головы полами халатов. Да, видно этот русский родился под счастливой звездой Муштари!..