— Похоже, встреча с руководством прошла продуктивно, — усмехаюсь.
— Посмотрим. Меня больше интересует твой вопрос, — серьезно произносит Карина. — Славский ни за что не отпустит тебя, Лина.
— Поживем, увидим.
— Ладно, я побежала. Увидимся на работе.
После того, как за Москвиной закрывается входная дверь, я остаюсь наедине с собой. Мысли бумерангом возвращаются к Богдану, как бы я не сопротивлялась и не пыталась прогнать их из своей головы.
Счастливые воспоминания прошлых лет душат, буквально не дают вздохнуть, а разъедающая боль в груди становится все сильнее. Мне бы хотелось чувствовать иначе и в два счета взять и раздавить любовь к нему, но сейчас это невозможно.
На сборы у меня уходит всего полчаса, и я решаю выехать из дома раньше, чем обычно. Невыносимо находиться в квартире, тепло и уют которой мы делили на двоих. Теперь же здесь холодно и одиноко.
Я подъезжаю к месту работы и, расплатившись с водителем, выхожу из автомобиля. Около входа топчутся три человека, и, бьюсь об заклад, это журналисты. Неспешным шагом и с гордо поднятой головой я иду к ним навстречу.
— Аделина, доброе утро! — наперебой начинают они.
— Доброе утро, — отвечаю сдержанно, останавливаясь возле входа. Сбегать не собираюсь. Мне даже интересно, о чем журналисты поведают на этот раз и какие откроют тайны, о которых мне еще неизвестно.
— Аделина, пожалуйста, не уходите. Мы не отнимем у вас много времени, — просит одна из девушек. Судя по всему, она новенькая и еще не стала акулой в мире журналистики.
— У меня есть пара минут, — неожиданно отвечаю даже для самой себя, ведь я решила не давать интервью и ни с кем не обсуждать эту тему.
— Вы уже подали на развод? — спрашивает другая девушка.
— Да.
— После вчерашнего эфира все только о вас и говорят, — говорит другая. — Ожидали ли вы, что станете настолько популярны?
— Популярность — это последнее, о чем я думаю, — усмехаюсь.
— Вчера Богдан Царев устроил потасовку в ресторане. Это было вызвано ревностью с его стороны?
— Я не могу давать оценку действиям, как и не могу влезть в его голову, чтобы дать вам правдивый ответ, — монотонно произношу я.
Появление моего супруга в ресторане стало большой неожиданностью, а его поступок в отношении Жени и вовсе вызвал во мне раздражение.
— Ваш муж действительно изменял вам?
— Я не держала свечку, — усмехаюсь и быстро добавляю: — Мне уже пора, так что…
— Но, похоже, Богдан и Эльза все же воссоединились, — поджав губы, с сочувствием в голосе произносит та самая новенькая.
Другая девушка смахивает по экрану мобильного и поворачивает его ко мне.
— Вчера вечером ваш супруг приходил к Эльзе. Значит, все, что она говорила на телепередаче правда?
Последний вопрос действует на меня отрезвляюще, и я наконец вспоминаю, по какой причине не хотела иметь ничего общего с журналистами. С меня хватит.
— В моих глазах он уже свободный человек, и имеет право делать все, что ему заблагорассудится, — натягиваю на губы дежурную улыбку. — Так же как и я. А теперь прошу меня простить — мне действительно уже пора.
Протиснувшись между девушками, я открываю входную дверь и, войдя внутрь, облегченно выдыхаю. Похоже, я оказалась не готова к новым подробностям взаимоотношений Богдана и Эльзы. В груди болезненно саднит, но я намеренно игнорирую неприятные ощущения и, вздернув подбородок, подхожу к лифту.
Я нажимаю на кнопку, и двери кабины разъезжаются.
— Задержите лифт, — доносится мне в спину.
Я оборачиваюсь и смотрю в упор на девушку, которая мне хорошо знакома. Инна Скворцова. Мы учились на одном факультете, и Инна всегда была лучшей.
— Адель, привет! — в ее голосе нет ни единого намека на удивление.
— Привет! Надо же, какая встреча! — вырывается у меня.
— Она неслучайная, — Инна никогда не ходила вокруг да около, и сейчас ничего не изменилось. — Я приехала к тебе.
— Даже не стану спрашивать зачем, — отрицательно качает головой.
— Я являюсь главным редактором…
— Я в курсе, кем ты работаешь, — обрываю ее на полуслове. — И где.
— Адель, я хочу помочь тебе, — прямо говорит она.
— Чем же?
— Я хочу вывести эту стерву Эльзу на чистую воду. Очевидно же, что все ее слова — сплошная ложь. И мне нужна твоя помощь.
— Чего ты хочешь?
— Правду. Из первых уст, то есть из твоих, — честно отвечает она, не отводя от меня серьезного взгляда. — Дай единственное откровенное интервью. Расскажи всем о ее лжи и коварстве.
— Нет. Это моя жизнь, Инна, а для тебя это всего лишь очередная сенсация.
— Я не стану отрицать. Для меня этот материал станет настоящим прорывом. Но и ты выиграешь в конечном итоге. Подумай, — она дает мне свою визитку, а затем выходит из лифта.
Двери закрываются, и кабина снова приходит в движение. Я опускаю взгляд на прямоугольную карточку с именем Инны Скворцовой и всерьез задумываюсь над ее предложением. Я терпеть не могу выставлять свою жизнь на всеобщее обозрение, но должна признать, что конкретно это предложение звучит заманчиво. Эльзе не должна сойти с рук та ложь, которую она сообщила всей стране, тем самым втоптав в грязь не только Богдана, но и меня. Качаю головой, сопротивляясь своим же мыслям. Нет, я не стану уподобляться этой стерве и действовать ее же методами, однако, она должна заплатить за зло, которое причинила. Убираю визитку в карман пальто и выхожу из лифта на нужном мне этаже.
Неспешным шагом я направляюсь в свою гримерную. Сегодня в программе только новостной блок, а это означает, что сюрпризов не предвидится. Разве что Эльза снова придет на телевидение, но уже в качестве моей соведущей. Усмехаюсь своим же мыслям — голова идет кругом от всего происходящего в моей жизни. Так, хватит думать о ней — есть дела поважнее.
Спустя полчаса я топчусь на пороге своей гримерки в полной боевой готовности к съемкам. Ни Карина, ни Славский за это время не заходили ко мне, что довольно странно, учитывая обстоятельства. Я выхожу в пустой коридор и направляюсь в студию. Странно, что на этаже никого нет, хотя обычно в это время здесь чересчур оживленно. Я подхожу к двери и тянусь к ручке, но неожиданно застываю — до меня доносятся громкие недовольные голоса, но кому они принадлежат разобрать возможности нет. Я осторожно опускаю ручку вниз и бесшумно вхожу в студию.
— После такого она ни за что не останется, — Карина качает головой. — Вы вообще понимаете, что влезли в ее личную жизнь? Если вы хоть немного цените своих работников…
— Карин, успокойся, — прерывает ее Славский. — Павел Геннадьевич, это действительно перебор. Я согласен с Москвиной. Мне не просто неудобно предлагать ей нечто подобное... Это немыслимо.
— Лев Николаевич, а вы рейтинги вообще-то видели? — спокойно спрашивает один из руководителей. Этого мужчину я видела не больше пяти раз за все время моей работы на телевидении. Обычно он предпочитает находиться в тени.
— Конечно, видел, но…
— А Вам известно, из чего складывается заработная плата? — все тем же размеренным голосом спрашивает Павел Геннадьевич. — Ваша и ваших работников?
— Известно, — стиснув зубы и едва сдерживаясь, отвечает Славский. — Одно дело — приглашать артистов и других известных людей, которые добровольно соглашаются на обсуждение щепетильных тем личного характера. И совсем другое — навязывать участие тем, кто этого всем сердцем не желает. Так вот, Аделина — как раз из таких людей. Понимаете? Мы с вами вчера обсуждали этот вопрос.
— Обсуждали, — кивает мужчина.
— Я решил, что мы поняли друг друга, — в голосе Славского отчетливо слышны нотки негодования.
— Я приехал поговорить с Царевой лично. У меня есть, что ей предложить, — серьезно произносит Павел Геннадьевич.
Этот разговор меня буквально отрезвляет. А с каждой последующей фразой Бессонова я убеждаюсь в том, что дни моей работы на этом канале сочтены. В горле застревает ком, а на глазах появляются непрошенные слезы, но я быстро собираюсь с мысли и блокирую эмоции. Не время и не место показывать свою слабость — здесь важна только моя уверенность и решимость.
— Доброе утро! — я наконец выхожу из тени.
Взгляды всех присутствующих устремляются на меня. Глаза Славского и Москвиной излучают один негатив и раздражение, зато Бессонов с интересом разглядывает меня с головы до ног. Его губы трогает широкая улыбка, больше напоминающая звериный оскал. Павла Геннадьевича всегда опасались, и теперь мне становится понятно, почему. Он в самом деле напоминает хищника.
— И вам доброго утра, Аделина, — говорит он, протягивая мне ладонь. — Рад познакомиться с вами лично.
— Взаимно, — отвечаю сдержанно, принимая его руку.
— Я приехал к вам, — говорит Бессонов.
— Лестно слышать, — через силу улыбаюсь я. — Но у меня эфир.
— Я дождусь вас, — любезничает он, а меня буквально тошнит от его излишней учтивости.
Под взглядом Павла Геннадьевича я испытываю неловкость, но этого никто не замечает за исключением Карины — она знает меня как свои пять пальцев. Порой мне кажется, что мы даже больше, чем подруги — будто родные сестры. И отчасти благодаря ее присутствию на съемочной площадке и колоссальной поддержке мне удается провести один из своих лучших эфиров.
— Браво, Аделина! Вы действительно прекрасны в своем деле! — Бессонов демонстративно хлопает в ладоши после слов «стоп, снято». — Дать вам немного времени или пройдем в гримерную?
— Я готова, — быстро киваю.
Не думаю, что предложение Бессонова сможет заинтересовать меня. Какое бы оно ни было.
— Не стану ходить вокруг да около, — начинает он.
— Да, это сэкономит нам время, — соглашаюсь я.
— Вчерашний эфир нового проекта вызвал ажиотаж, а таких рейтингов не было ни у одной из программ, — прямо говорит Бессонов.
— Я видела рейтинги.
— Аделина, вы можете предположить, из чего складывается ваша заработная плата?
— Конечно.
— Отлично. Я предлагаю вам участие во втором эфире.