осы развевались на ветру.
Сейчас, похоже, теория о серийном убийце в пригородах Стокгольма пустила корни также и в полиции. Два поименно названных детектива подтвердили, что расследования смерти Лены и Линны будут проводиться совместно.
– Откуда у вас все эти снимки убитых людей? – поинтересовался Халениус, пережевывая бутерброд с хлебом из цельного зерна. – Я думал, мы давно закрыли все такие архивы.
Анника сложила газету и отложила в сторону, у нее не выходили из головы две оставшиеся без матери девочки. Они сидели дома и ждали маму субботним вечером, прислушивались, не ее ли шаги слышны на лестничной площадке? Или они где-то гуляли с друзьями, даже не задумываясь о ней, пожалуй, и представить не могли, что ее больше нет, пока какой-то полицейский не позвонил в дверь и не сказал «нам ужасно жаль…».
– Каким-то образом стало труднее, когда ты закрыл архивы, – сказала Анника, – но в новом цифровом мире бесконечно много источников, где можно покопаться.
– Вроде…
– Блоги, «Твиттер», ночные газеты, дискуссионные форумы, информационные страницы различных предприятий и властных структур и «Фейсбук», конечно. Даже террорист-смертник с Дроттнинггатан имел там свою страницу.
– А как же тогда авторское право? – спросил Халениус. – Мне казалось, вам не безразличны подобные аспекты?
– Серая зона, – ответила Анника и попробовала есть.
Образ рыжеволосой женщины стоял у нее перед глазами. Она жила одна со своими девочками уже три года, если верить статье Элин Мичник, работала мануальным терапевтом, принимала больных в Шерхольмском торговом центре. И возвращалась домой с занятий по йоге в зимних сумерках, когда встретила своего убийцу.
Анника пригубила апельсиновый сок и откусила кусок бутерброда.
Халениус не выглядел столь же ухоженным сегодня, и это усилило ее подозрения относительно того, что именно подруга стирала и гладила для него одежду.
– Твои дети уже добрались? – спросила она.
Он заерзал на стуле обеспокоенно и посмотрел на часы.
– Они приземлились час назад. Могу я взять газету?
Анника передала газету через стол и поднялась – если он не хотел разговаривать о своих детях, его дело.
– Я пойду позвоню моим, – сказала она, взяла свой мобильник, вышла в детскую комнату и беззвучно закрыла за собой дверь.
Она не стала зажигать лампу.
На улице стоял серый день, и света, пробивавшегося в окно, не хватало, чтобы хоть как-то осветить оказавшиеся в тени пространства. Анника свернулась клубком на покрывале Калле, обняла подушку сына и вдохнула его запах. Честно говоря, он оказался слишком явным. Ей требовалось поменять постельное белье, прошло уже две недели с тех пор, когда она делала это в последний раз… И пройтись по их гардеробу не мешает, она толком не занималась им с тех пор, как они приехали домой, а тогда просто сунула одежду из дорожных сумок вместе со всем тем, из чего они уже выросли, что хранилось в кладовке. Анника села в кровати.
И потом ей требовалось проверить, не выросли ли дети из своих нарядов, предназначенных для праздника Люсии. За день до 13 декабря вся Швеция старательно пылесосила платья Люсии и костюмы гномов, и ей обязательно следовало купить новые как можно быстрее. Хотя Калле, пожалуй, не захочет больше быть гномом. И в их новой американской школе, наверное, не отмечали этот праздник таким же образом, как в шведских школах.
Она взяла мобильник и позвонила на домашний номер Берит. Ответил ее муж Торд.
– Не приезжай и не забирай их слишком рано, – сказал он. – Мы собираемся на рыбалку.
Потом трубку взял Калле.
– Ты не знаешь, у вас будет шествие Люсии в школе в этом году? – спросила Анника.
– Мама, – сказал Калле, – папа сто раз обещал, что мы поедем в Норвегию и будем ловить форель в Рандсфьордене, если он больше не вернется домой, можно я съезжу с Тордом тогда?
Анника вздохнула и сказала:
– Конечно.
– Ура-а! – закричал Калле и передал трубку Эллен.
– Мама, давай возьмем собачку? Она просто золото, ее зовут Сорайя.
– Вам хорошо у Берит и Торда? – спросила Анника.
– Пожалуйста! Только одну маленькую собачку.
– Я скоро приеду и заберу вас. Воспользуйся случаем и пока поиграй с Сорайей. И мы сможем приехать и навестить ее еще много раз.
– Нам надо на рыбалку сейчас, – сказала девочка и с шумом положила телефон.
Она слышала звук приближавшихся шагов, а потом шум, когда трубку подняли снова.
– Здесь все идет своим чередом, – сказала Берит.
– Чем я могу отблагодарить тебя? – спросила Анника устало.
– Как там у вас дела?
– Не знаю, – ответила Анника. – Мы не слышали ничего больше. Я договорилась с Шюманом, что буду записывать и снимать все, а потом мы посмотрим, что можно опубликовать, когда эта жуткая история закончится.
– Звучит как хорошая сделка, – констатировала Берит. – Скажи обязательно, если тебе понадобится помощь.
Анника заметила, что кто-то рисовал мелом на обоях.
– Где они будут ловить рыбу? Разве озеро не покрыто льдом?
– У Торда есть лунка около окуневой отмели, он не дает ей замерзать всю зиму…
Они закончили разговор, но Анника еще какое-то время сидела с телефоном в руке. Потом она поднялась на свинцовых ногах и подошла к бельевым шкафам, открыла первый из них, стояла и смотрела на беспорядок внутри. Вся старая детская одежда сгорела, однако Калле и Эллен успели прилично вырасти и после этого. В самом низу лежал маленький наряд Бэтмена, Анника достала его и подержала перед собой, надо же, он остался. Она положила его на кровать Калле, в кучу того, что собиралась сохранить. Потом извлекла свитер с поездом, его Биргитта связала на день рождения Калле, когда тому исполнилось три года. Ее сестра была невероятной рукодельницей. Он лежал у бабушки в Ваксхольме и поэтому пережил пожар и сейчас попал в компанию к наряду Бэтмена. Платье принцессы, которое купила София Гренборг, Анника выбросила. Старые пижамы, непарные носки и застиранные футболки также отправились в кучу, предназначенную в мусор, кое-что смогло вернуться назад на вешалки и в ящики.
Она до половины разобралась с первым шкафом, когда Халениус постучал в дверь.
– Ролик пришел, – сказал он.
Он предложил Аннике сесть в офисное кресло в спальне, компьютер стоял на письменном столе перед ней. Экран был черный. Маленький белый треугольник в белом кругу показывал, что видео загружено и поставлено на паузу.
– Ничего опасного, – сказал Халениус. – Я посмотрел его. Все по стандартной схеме, коротко и ясно. Ничего странного или неприятного. Съемку сделали вчера, это ты увидишь.
Анника вцепилась руками в крышку стола.
– Это точно то, чего мы и ожидали, – продолжил Халениус и опустился на колено рядом с ней. – Наши злодеи явно учились в школе похитителей. Они занимались подобным и раньше. Томас спал практически под открытым небом и в спартанских условиях провел почти неделю, это сразу бросается в глаза. Не пугайся его небритого вида. Сам текст послания, собственно, не играет никакой роли, главное, он жив и выглядит сравнительно хорошо. Я включаю?
Анника кивнула.
Картинка задрожала, экран осветился, а потом на нем появилось испуганное лицо.
У Анники перехватило дыхание.
– Боже, что они с ним сделали? – сказала она и показала на левый глаз Томаса. Он полностью заплыл, абсолютно красное веко распухло до неимоверной величины.
Халениус кликнул по экрану и остановил изображение.
– Выглядит как укус насекомого, – сказал он. – Пожалуй, москита или какой-то другой летучей твари. Но у него нет следов насилия на лице. Ты видишь, что он небрит?
Анника кивнула снова. Она вытянула руку и прикоснулась к экрану, провела по щеке мужа.
– На нем гейская рубашка, – сказала она. – Он действительно хотел произвести впечатление на нее.
– Мне продолжать?
– Подожди, – сказала Анника.
Она отодвинула стул и побежала в детскую комнату, взяла позаимствованную в редакции видеокамеру и быстро вернулась с ней в спальню.
– Снимай меня, пока я буду смотреть видео, – сказала она Халениусу и протянула камеру. – Ты сможешь это сделать?
Халениус моргнул от удивления.
– Зачем?
– Ради трех миллионов. Или мне принести треногу?
– Давай сюда камеру.
Она села прямо перед компьютером, поправила волосы и снова уставилась на испуганный взгляд Томаса. Он выглядел напуганным до смерти. Его волосы были темными от пота, лицо бледное, глаза налиты кровью и широко открыты. Он сидел на фоне темно-коричневой стены, чего-то полосатого. Ковер? Или сырость позаботилась о краске?
– Он напоминает Дэниела Перла, – сказала Анника. – Думает, что они обезглавят его. Ты включил камеру?
– Ах, я не знаю толком, как это делают…
Анника взяла камеру и нажала на кнопку «Play».
– Просто направь и держи, – сказала она и снова повернулась к картинке на экране.
Она встретилась взглядом с Томасом.
«Я делаю это, – подумала она, – для нас».
– Утро воскресенья, – громко сказала она в пространство. – Мы только сейчас получили видеофильм от похитителей, так называемое proof of life, доказательство жизни, которое показывает, что муж по-прежнему жив. Я еще не смотрела фильм. Сейчас я запускаю его…
Она наклонилась вперед и кликнула мышкой.
Картинка немного дергалась. Томас заморгал, когда сильный свет осветил его лицо. Он скосился вверх, вправо, пожалуй, кто-то стоял там. Возможно, направлял на него оружие. В руках он держал лист бумаги. Его кисти выглядели красными и опухшими.
«Сегодня 26 ноября», – сказал Томас по-английски.
Анника наклонилась и максимально увеличила громкость. Звук оставлял желать лучшего, слова было трудно разобрать. Их сопровождал треск и гул, словно дул сильный ветер. Она слышала, как видеокамера жужжала рядом с ней.
«Сегодня утром в Атлантику упал французский самолет», – продолжил Томас.
Халениус нажал на паузу.
– В распоряжении грабителей нет никаких свежих газет, – сказал он. – Иначе это же самый обычный способ доказать, что заложник жив в конкретный момент времени. Взамен они явно приказали ему рассказать о том, о чем он иначе не мог бы знать.