уждения. Они смотрели на меня из каждого угла.
А звуки были такими громкими, и я не мог найти спасения от них.
День 6Понедельник 28 ноября
Анника стояла в прихожей, когда зазвонил стационарный телефон. Она замерла с рукой на дверной ручке и прислушалась в направлении спальни.
– Мы разве никуда не идем, мама?
Она почувствовала, как дети перестали суетиться около ее ног, они уже начали потеть в своей уличной одежде. Почему он всегда ждал так долго, прежде чем ответить?
Второй сигнал.
– Да нет, идем, конечно, совсем скоро…
Может, речь шла о какой-то хорошо отработанной стратегии ведения переговоров с похитителями: подождать по меньшей мере до третьего сигнала и только потом поднимать трубку, тогда сумма выкупа уменьшится и события пойдут быстрее?
– Нам же в бассейн сегодня, мама, разве не надо взять с собой купальные принадлежности?
Черт. Тренировка по плаванию. Она отпустила дверную ручку.
И тогда он прозвучал, третий звонок.
– Само собой, – сказала она и поспешила назад в детскую комнату, разворошила белье в гардеробе Эллен и нашла купальник среди чулок.
Четвертый сигнал. Халениус ответил. Анника замерла посередине комнаты и вся обратилась в слух.
Она плохо спала ночью, что было непривычно и не прошло для нее даром. Она просыпалась несколько раз, ходила к детям, сидела неподвижно в темноте и прислушивалась к их дыханию, потом еще, примостившись у окна в гостиной, пыталась найти на небе известные всем звезды и созвездия. Но без успеха. Усталость волнами накатывала на нее, затуманивая сознание.
– Можно я возьму этот мешок, мама?
Дочь нашла пластиковый пакет из «Консум Родхусета». Она стояла потная и до ужаса деловая перед ней, маленький педант в плане времени, ненавидевшая опаздывать. Калле нетерпеливо пинал ногой двери лифта на лестничной площадке.
– Конечно, – ответила Анника и сунула в мешок купальник и первое попавшееся под руку полотенце из ванной, лелея надежду, что оно не испачкано менструальной кровью и что на дне пластикового мешка не было никаких липких остатков еды.
Халениус тихо говорил по-английски по телефону, когда она покидала квартиру.
На улице ее встретил ужасно унылый и серый день. Снег на тротуарах спрессовался в лед, но большинство владельцев магазинов на Хантверкаргатан по собственной инициативе удалили его и кое-где посыпали песком, что сделало пешие прогулки чуть менее опасными для жизни.
– У нас география сегодня, – сообщил Калле. – Ты знаешь, что Стокгольм находится на пятьдесят девятом градусе северной широты и восемнадцатом восточной долготы?
– Все правильно, – подтвердила Анника. – На одной параллели с Аляской. А почему тогда климат лучше здесь?
– Гольфстрим! – сказал мальчик и прыгнул обеими ногами в снежное месиво.
Либой располагался на нулевой широте. Там обещали 38 градусов сегодня, это Анника посмотрела в Интернете во время бессонной ночи.
Анника крепко держала детей за руки, когда переходила улицы. Их путь все время лежал вверх, а навстречу дул сильный ветер. Когда они подошли к школьной калитке, она присела и притянула детей к себе. Смущенный Калле попробовал сопротивляться, но она крепко держала его.
– Если кто-то спросит о папе, вы не обязаны отвечать, – сказала она. – Если захотите рассказать, можете, конечно, это сделать, но вовсе не обязательно. О’кей?
Калле освободился от нее, но Эллен заключила в объятия. Анника вытянула шею, чтобы не потерять детей из вида, когда они протискивались в здание школы вместе с другими детьми, но перед самой дверью оба затерялись среди леса из вязаных шапочек и рюкзаков. Взгляды других родителей не задерживались на ней, задевали вскользь, словно ветер.
Она бегом вернулась назад на Агнегатан. Лифт был занят, поэтому ей пришлось воспользоваться лестницей, и она вошла в квартиру, судорожно хватая ртом воздух. Халениус сидел у письменного стола в спальне, с наушником в ухе и смотрел куда-то вдаль. Когда Анника вошла в комнату, он кликнул по экрану, вытащил провод из уха и повернулся к ней. Она, тяжело дыша, опустилась на кровать и впилась взглядом в его серьезное лицо.
– Они готовы уменьшить сумму выкупа, – сообщил Халениус. – А это уже определенно прорыв.
Анника закрыла глаза.
– Он жив?
– Они не дали никакого proof of life.
Она завалилась назад и приземлилась спиной на подушки. Потолок парил над ней, серый от проникавшего снаружи света. Было просто замечательно лежать так, болтая ногами на краю постели, и слушать дыхание своего дома.
Когда они занимались любовью в последний раз? Само собой, все ведь происходило в этой кровати, авантюры в душе, на диване и на кухонном столе принадлежали далекому прошлому.
– Ты должна разузнать, как можно переправить приличную денежную сумму в банк Найроби, – сказал Халениус. – И я думаю, тебе надо сделать это сегодня.
Она слегка приподняла голову и вопросительно посмотрела на него.
– Немецкий, румынский и испанский переговорщики говорят, что они близки к соглашению. Все быстро пошло вперед, но не абсурдно быстро.
Анника села снова.
– Обычно это занимает от шести до шестидесяти дней, – повторила она его собственные слова.
Халениус посмотрел на нее, словно было важно, что она услышала сказанное им когда-то и запомнила.
– Суммы во всех других случаях находятся в окрестностях миллиона долларов, – сообщил он. – Нам, конечно, не удастся опуститься ниже.
– По-твоему, это мужчина с видео? Кто звонит и ведет переговоры?
– Янки проанализировали голоса каким-то цифровым способом. По их мнению, они совпадают.
– И какую технику они используют?
Халениус приподнял брови.
– Ты меня об этом спрашиваешь?
– Почему он тогда не говорит по-английски в фильмах?
Халениус поднялся и отошел к оконной нише, где поместил небольшой лазерный принтер.
– Разговор получился достаточно коротким, – сказал он. – Девять с половиной минут. Я перевел и распечатал его. Хочешь почитать?
Халениус протянул ей распечатку на двух неполных листах формата А4. Она покачала головой. Он положил бумаги на письменный стол и сел на свое место снова.
Анника смотрела в окно поверх верхушек деревьев.
– Англичанка мертва, – сказала она. – Француз мертв. Румын, испанец и немка ведут переговоры, подобно нам. Но был ведь еще один, датчанин?
– Датчане ведут переговоры, они находятся на той же самой стадии, что и мы.
Халениус выглядел подавленным сегодня, более уставшим, чем обычно. Ему удалось провести слишком мало часов дома этой ночью, и сейчас, кроме того, приходилось спать одному. Его подруга ведь уехала в Южную Африку. Пожалуй, ему стоило труда заснуть, когда она не лежала рядом. Наверное, он переместился на ее половину кровати и на время присвоил одеяло и подушки, хранившие ее запахи и отдельные волоски со всех частей тела. Скорее всего, они занимались любовью каждую ночь или, пожалуй, по утрам. Возможно, его физическое состояние оставляло желать лучшего, если он не получал свою порцию любви перед началом дня.
– Как ты себя чувствуешь? – спросила она.
Халениус удивленно посмотрел на нее.
– Хорошо, – ответил он. – Просто хорошо. А ты сама?
У нее появилось ощущение, что кровать качается под ней.
– Банк открылся, – сказала она, пошла в гостиную и упаковала видеокамеру и треногу.
Она не записалась на консультацию заранее, из-за чего дамочка из отдела обслуживания клиентов Хандельсбанка нахмурила брови при ее появлении. Аннике пришлось стоять и ждать, пока та прогулялась по сотрудникам с целью выяснить, не сжалится ли кто-нибудь над ней, хотя ей вряд ли стоило большого труда решить данную задачу, поскольку Анника оказалась единственным клиентом в зале. Она потрогала свою видеокамеру и снова обратила внимание на то, как осторожно двигались все сотрудники, как тускло поблескивали их драгоценности и как сразу же бросались в глаза все недостатки: складки со стороны спины на рубашках, спущенные петли на чулках. Мужчины с усталыми глазами, обслуживавшего ее в последний раз, нигде не было видно. Ее вопросы, пожалуй, настолько достали его, что он слег с тяжелым недугом. Пожалуй, впал в глубокую депрессию из-за того, с каким нежеланием она реагировала на все его предложения.
У Анники болели ноги от усталости, она топталась на месте, пытаясь избавиться от неприятного ощущения.
Взявшая на себя заботу о ней женщина появилась снова и жестом подозвала ее к себе. А потом ей пришлось прошествовать через все помещение, чтобы добраться до угла, где сидел другой усталый мужчина в очках в металлической оправе за не слишком хорошо прибранным столом. Он был моложе своего коллеги, с которым она общалась в пятницу.
– Не обращай на это внимания, – сказала Анника и установила треногу рядом со стулом для посетителей. Она закрепила на ней камеру, направила ее на ошарашенного банковского служащего и включила запись.
– Ну? – спросил он. – И в чем дело?
Анника села напротив него.
– Я просто хочу быть уверена, что ничего не забуду, – сказала она. – У тебя же нет возражений, не так ли?
Мужчина бесстрастно посмотрел на нее.
– Не разрешается делать звуко– и видеозапись здесь, внутри, ни при каких условиях. Убери ее. О’кей?
Анника вздохнула, поднялась снова, демонтировала камеру с треноги и убрала ее в свою сумку.
– Мне, пожалуй, придется отправить деньги в Найроби, – сказала она. – Я хотела бы знать, как это происходит?
– В Найроби? В Кении?
– А разве есть где-то еще?
Анника наклонилась вперед к очкарику и понизила голос:
– Либо я закрываю мой счет в Хандельсбанке, либо ты отвечаешь на мои вопросы. О’кей?
Мужчина сделал глубокий вдох и кликнул по экрану компьютера.
– В любом случае мне придется спрашивать, – сказал он. – В зависимости от размера суммы все данные должны пойти в шведский налоговый департамент. Тогда заполняется код, соответствующий типу платежа, который ты собираешься делать, например импорт чего-то. Если он не указан, платеж сделать невозможно. С этим кодом потом данные автоматически поступают к налоговикам при осуществлении платежа…