Громобой — страница 11 из 28

- Лузгари, вы зачем девку так загоняли? Хоть помойте ее, а то не то, что прикоснуться, смотреть противно!

- Сейчас, Никитка, сейчас мой хороший! - запричитала Лучица, крикнула Салли - Баню топи! Быстро!

- Ну, топи, топи, - усмехнулся Никита. - Баня - дело не быстрое, завтра зайду.

- Хельга же сказала сегодня! - испуганно крикнул Лузгарь.

- А Хельга говорила девку в пугало чумазое превращать? Вот я прямо сейчас к ней и пойду, расскажу, какую невесту мне приготовили.

- Завтра приходи, Никитушка, завтра! Отмоем, отчистим в лучшем виде!

- И говно больше ее не посылайте убирать, не ваша она, моя теперь, - бросил Никита, снова пригибаясь и выходя из комнаты. - Мое говно убирать будет, свое сами чистите.

Салли в бане уснула. Пока натаскала воды, растопила печь, плохо соображая, что делает, пока натиралась золой и обливалась еле теплой водой, силы покинули окончательно. Присела на полок и отключилась. Слышала сквозь сон, как ее, голую, схватили чьи-то руки, потащили в дом, кто-то что-то говорил, но она не хотела ни слышать, ни тем более понимать, что говорят. Спать. Только спать.

Деревенское утро - это солнышко, которое заглядывает в комнату, истошный крик петуха, незнакомое чириканье каких-то птиц. Просыпаться было радостно, хоть и не выспалась совершенно. Потянулась - и вдруг вспомнила, где она находится, и что с ней происходит. Салли подпрыгнула на деревянной лавке, застеленной каким-то тряпьем, скинула такое же тряпье, изображавшее одеяло, поискала глазами свою одежду. Не нашла. Завернулась в тряпье, вышла во двор. Ее вчерашние балахон и штаны лежали грязным комом под крыльцом.

- Очухалась, лентяйка?! - Салли обернулась. На крыльце, картинно уперев руки в бока, стояла Лучица, морщась от утреннего света. - Я за тебя должна твою одежду стирать? Давай, работай.

На Салли накатило. Она знала в себе эту способность: долго-долго терпеть, но потом срываться, да так, что окружающие поражались, как эта маленькая тихая девушка вдруг превращается в злобное чудовище. Всплыло все: и вчерашнее унижение, и зверская порка, и отобравшее последние силы рабство, и злость на мерзавца Гарри, так коварно вбросившего ее в этот кошмар, и на жестокую Хельгу, которая ни с того ни с сего теперь стала распоряжаться ее судьбой…

- Иди ты на хер, сука! - выкрикнула она изумленной Лучице, скинула тряпку, и, оставшись совершенно голой, вышла за калитку. Так и шла через всю деревню к большому дому правления, как она про себя прозвала контору Хельги.

Распахнула дверь, вошла, бледная от гнева, крикнула Миленке:

- Хельга у себя?

И не дожидаясь ответа, рванула дверь на себя и ворвалась в кабинет всевластной хозяйки деревни. Хельга что-то писала, подняла голову, осмотрела Салли и, не дав той открыть рот, спросила:

- Это ты так через всю деревню шла? Молодец. Хорошо себя показала, теперь все знают, как выглядит у Никиты жена. И что жопа у нее красная. Хочешь еще раз ее покрасим? На второй раз будет больше, дольше и больней, сразу говорю.

“Да пошла ты! Убьешь что ли? Ну так убей!”

- Никакой жены у Никиты не будет, это ясно? Я не вещь, которую можно отдать, продать, подарить, я живой человек. И рабыней у твоей Лучицы - не буду. Хочешь забить до смерти? Забивай, все лучше, чем так.

- Это тебе кажется, милая, - ласково сказала Хельга. - Мертвой быть совсем не лучше, чем живой. Просто тебе сейчас так кажется. Ну и умереть быстро и не больно у нас еще заслужить надо, так что ты не очень-то тут…

- Да иди ты… - начала Салли, но Хельга ее перебила:

- Я тебе уже говорила: ты мне нравишься, из одного теста мы с тобой. Землячки как-никак. Так что второй раз я пока отложу. До лучших времен. - Она рассмеялась. - Вот я какая добрая! А ты” “жестокая, жестокая!” Ну, а сейчас оденься и иди ждать жениха.

- Мне не во что одеться, - сказала Салли, хотя хотела сказать совсем другое: что не надо ей никакого Никиты…

- Миленка! - крикнула Хельга. - Принеси ей новое и чистое!

Вот и все, - она смотрела, как Салли одевается в очередной полотняный балахон и штаны. - Иди к Лузгарям, тебя больше не тронут.

- Хельга! - Салли старалась говорить спокойно. - Не надо мне к Лузгарям. И не надо никакого Никиту. Дай мне спокойно шалаш какой-нибудь построить, я буду тихо сидеть, честное слово!

- Серьезно? А жрать что будешь? Да даже не в этом дело. Глядя на тебя и остальные девки скажут: не надо мне мужа, я в шалаше поживу. А это, дорогая моя, бунт. Дай им жениться, на ком хотят, жить, как левая нога захочет, делать, что ему в голову взбредет… Что это будет?

- Свобода? - полувопросительно произнесла Салли.

- Нет. Это будет хаос, беспорядок и полный развал нашей дружной сплоченной общины. Каждый должен знать свое место, а место его - делать то, что прикажут, жить, с кем прикажут, работать там, где прикажут, а не там, где ему, видите ли, хочется. А кто ему прикажет? Я прикажу. Это называется порядок и спокойствие.

- А свобода? - снова спросила Салли.

- Нет никакой свободы. Есть только то, что нужно общине, иначе она погибнет, и мы все погибнем вместе с ней. А мы погибать не хотим. Так что ты эти свои каганатские порядки забудь. Там - общество обреченное, у нас - община молодая. Это понятно?

- Ну, а как же…

- Да никак! - Хельга начала раздражаться. - Если вожжи отпустить, то начнут появляться такие, как ты, с пятой группой крови, станут воду мутить, человек - он существо слабое и на соблазны падкое, вот и рухнет всё, что я с таким трудом строила и построила.

“Она уже и говорит как они все”...

- А если кто-то - как я - не хочет замуж ни за кого, тем более, что у меня есть муж?

- Ты же не тупая, Салли! Нет у тебя никакого мужа, где он? Ты его видишь? И я нет. Думаешь, ты вернешься к нему? Нет. Это я тебе точно говорю, даже не мечтай. Мне не надо, чтобы там про нас знали…

- Так знают же уже!

- Пока что они знают только, что все, кто сюда попал, назад не возвращаются. Вот пусть с этим и живут. А ты выйдешь за Никиту, как я сказала, нечего бабе одной жить, ей мужик нужен. Меньше дури в башке будет.

- А ты сама почему одна? Значит, можно так?

- А я - не все. Не баба деревенская.

- Так и я не деревенская! Я…

- Ты пока что никто. А вот я -  их вождь и учитель, понятно? Они для меня все как дети малые, я для всех для них мать. Поэтому и слушаться они меня должны как мать. С матерью не спорят.

- Иногда спорят, - Салли вспомнила свои конфликты с матерью, после которых плохо было обеим.

- Не с такой матерью. С такой, как я, спорить нельзя! - отрезала Хельга.

Что она творит? Зачем? Мы обе из Каганата, жили свободно, откуда в ней вот это?!

- Хельга, - начала Салли. - Ты же не такая, не как эти твои… жители. Ты воевала, трудную жизнь прожила, тебе ли не знать, кто такие хазарки, мы свободу любим, у нас женятся только по любви, да ты сама, наверняка, любила…

- Так, мою личную жизнь не трогай, ты про меня ничего не знаешь и знать тебе не положено. А здесь ты не хазарка, а такая же баба, как все. И делать будешь то, что я скажу, как все. Все, хватит разговоров, возвращайся и помни, что выходишь за Никиту. И перечить не смей.

- Да не выйду я ни за кого! - чуть не плача закричала Салли.

- Смотри, я ведь тоже не железная… - Хельга резко помрачнела.  - Я тебя даже бить не буду, просто позову сейчас Молчана с Дормогоном, эти двое тебя подержат, а Никита прямо тут на тебе и женится. Хочешь так? Нет? Ну и иди восвояси. Нормально выйдешь замуж, станешь наша, на том и закончим, у меня дел много. Миленка!

Та опять влетела слишком быстро, опять, зараза, подслушивала у дверей!

- Отведи ее снова к Лузгарям и предупреди, что если будут над ней издеваться - всей семьей на березы пойдут. Нам с Никитой нужна невеста, а не чучело, и доходчиво им объясни, поняла? Все, свободны.

Миленка кивнула, схватила Салли за руку и потащила наружу. Салли покорно поддалась. А что ей оставалось делать? Выхода не было. Опять не было. Или он был, но какой- Салли не знала. Пока. Одна надежда была, что до свадьбы удастся что-то придумать, да только что?

Пока шли тем же путем, что и вчера, Миленка молчала, потом, взяв Салли за рукав, остановила и, прижавшись к уху, прошептала:

- Слушай! А зачем ты там… ну, там! - волосы бреешь? Прямо голое всё, - и покраснела.

- У нас так принято. И красивей, и удобней, а то если все волосами заросло - негигиенично.

- Что? - изумилась Миленка

- Ну, - замялась Салли: как объяснить?  - Нездорово, что ли. Неопрятно.

- Дурь какая-то, - пробормотала Миленка. - И ноги бреешь?

- Да, конечно.

- А это зачем же?

- Да затем же.

- Странные вы какие-то…

- Вы?

- Хельга тоже все бреет, только не объясняет, а ругается, когда спросишь.

Они подошли к уже знакомому дому. На этот раз Миленка не стала никого звать, открыла калитку, по-хозяйски вошла во двор, крикнула:

- Лучица! А ну иди сюда!

Зараза-хозяйка вылезла из курятника, изумленно посмотрела на Салли, перевела взгляд на Миленку. Та подскочила к Лучице, и ни слова не говоря, влепила ей пощечину. А с другой руки - другую.

- Поняла?

- Все поняла, Миленочка, все поняла! Хельге не говори, моя хорошая, у меня всего одна порка осталась, а у Лузгаря уже и того нету. Я тебе яичек отсыплю, хочешь?  Всё сделаю, пальцем не трону эту сучку!

- Кого? - маленькая Милена грозно надвинулась над огромной бабой, отвела руку для удара.

- Девку эту… Салли эту, тьфу ты.

- То-то же. Давай яйца. Ветчина есть?