Лучица закивала, кинулась в дом, вытащила шмат вяленого мяса, миску яиц.
- С мисочкой забирай, Миленочка-девочка, с мисочкой, удобней так-то, чем в руках тащить, - причитала, провожала, кланяясь, до калитки.
Когда Миленка ушла, повернулась к Салли, мрачно процедила:
- Ладно. В дом иди. Жди жениха.
- Есть хочу! - Салли решила ковать железо пока горячо.
- Там на столе всё. Ешь на здоровье… - и Лучица осторожно пробормотала что-то грубое.
Никита опять явился сразу после захода солнца, хмыкнул, разглядывая “невесту”.
- Ну вот, другое дело! А то пытались какую-то уродину впарить.
Он по-хозяйски уселся за стол, притянул к себе Салли.
- Ну что, красавица, будем жить-не тужить, а?
И схватил девушку за ягодицы с еще не зажившими ранами. Салли отпрянула и с размаху врезала парню ладошкой по щеке. Тот изумился, замер на секунду, а потом без замаха ткнул ее кулаком в нос. В глазах потемнело от боли, ноги подломились, и девушка рухнула на пол, некстати подумав, что запачкала уже и новую одежду, и что кровь вряд ли отстирается, и что несчастная она, хоть в петлю лезь. Закрыла глаза и затихла. Да будь оно что будет, нет у нее никаких сил противостоять этому кошмару. Она здесь одна. И одной ей не справиться.
- Тяжелая рука у женушки-то! - как сквозь туман услышала смех Лузгаря.
- Ничего, справимся, не таких обламывали! - ответил Никита.
Чьи-то руки с силой подняли ее на ноги, она решила даже не смотреть чьи, ну их всех к богу. Никита скрутил ворот ее рубахи, зажав шею, потащил к выходу, не давая дышать.
- Удачи, Никитушка! - глумливо хохотали Лузгари.
Парень недолго волок ее по улице, дом его оказался совсем рядом. Внутри было грязно и неуютно: “Так всегда бывает без женской руки”, - некстати подумала Салли и сама себя одернула: о чем я думаю? Тут надо сообразить, что делать и куда бежать, а не об уборке думать.
Никита подвел ее к столу, стоявшему посреди комнаты, прижал животом к столешнице, с силой надавливая одной рукой на голову, не давая вырваться, а другой сдирая с нее штаны.
- Ты что, скотина! - завопила Салли, отчаянно задергавшись. Невидимая рука отпустила штаны, но возле самого лица, прижатого к столу, в дерево вонзился огромный топор.
- Будешь дергаться - башку отрублю, - раздался сзади спокойный голос. - Спокойно лежи. Жениться будем.
- А Хельге что скажешь?
- Ничего. Ты ж мне жена, так что я могу делать с тобой, что хочу.
- Какая я тебе жена? А свадьба? Нельзя же без свадьбы! - попыталась оттянуть неизбежное Салли.
- Какая свадьба? - изумленно спросил Никита. - Поженились же уже! Ты ж у меня в доме!
И очень больно с силой вошел в нее.
ЛЮБОВЬ БЕЗ РАДОСТИ, РАЗЛУКА БЕЗ ПЕЧАЛИ
ЗА ТРИ МЕСЯЦА ДО ОПИСЫВАЕМЫХ СОБЫТИЙ
То, что приказы не обсуждаются, а выполняются, и что оспаривать их можно только после беспрекословного выполнения, знает каждый служивший в армии. Но каждый служивший в армии знает и то, что всегда есть возможность сделать вид, что приказ выполнен, а на самом деле пальцем о палец не ударить или вообще поступить по-своему. Как в армии, так и в семейной жизни, действует один и тот же закон: никогда не торопись выполнять приказ, потому что следующий приказ вполне может отменить предыдущий.
Поэтому когда Гарри было приказано снять наблюдение за домом Веры, он не стал спорить, взял под козырек и в точности выполнил приказ, войдя в положение родного ведомства: людей, как всегда, не хватало, в отличие от начальства, которого, напротив, было чересчур много. Наблюдатели целых две недели, сменяя друг друга, круглосуточно следили за домом, ожидая появления таинственной исчезнувшей девицы, теперь, повинуясь новому приказу, отправились на другие, более важные участки, а руководившей операцией майор браво доложил, что приказ выполнен.
Но как каждый руководитель операции он был уверен, что на самом деле важнее его задания в ведомстве просто нет. Гарри, никого не ставя в известность, установил напротив квартиры Давида крохотную камеру наблюдения, простую, купленную в магазине электроники камеру. Главным ее достоинством был тот факт, что в любое время суток с собственного мобильного телефона майор мог просматривать данные как в записи, так и в прямом эфире.
Гарри был уверен, что все равно что-то произойдет, не может быть, чтобы не произошло, другое дело, что занять это могло очень много времени. А время, как ни крути, было у него ограничено.
Как офицер, всю жизнь проработавший в спецведомстве, Гарри знал, что сдаваться нельзя, потому что всё самое важное происходит именно тогда, когда ты уже махнул рукой и решил, что ничего из затеи не выйдет. Поэтому, стиснув зубы, майор полгода исправно просматривал занудно однообразные записи: Давид выходит из дома, Давид возвращается домой. Изо дня в день, неделю за неделей, из месяца в месяц. Потом пошли любопытные, хоть и вполне ожидаемые кадры: Давид, продолжая страстно целоваться прямо на лестнице, вваливается в квартиру, обнимая юную особу с красивыми ногами. Остальное Гарри не успел рассмотреть, но и так было понятно, что девушка хороша. А даже если и нет? Пусть не королева красоты, но зато добрая, готовая скрасить одиночество трагически брошенного мужчины. В общем, как гласит народная пословица, “свято место не бывает пусто”. Гарри с усмешкой подумал, что Давид еще долго продержался. Майор был уверен, что если бы ситуация была обратной и волей обстоятельств таинственно исчез бы Давид, то и Вера через какое-то время стала бы возвращаться по вечерам с высоким и стройным мужчиной. Такова жизнь.
Девушка покидала Давида, рано утром на цыпочках, держа туфли в руках, озиралась, переобувалась, судя по цоканью каблучков, этажом ниже, и быстро исчезала в утренней суматохе мегаполиса.
В этом не было ничего особенного, а главное - ничего полезного. Ну ходит и ходит - толку-то? Где Вера? Вернется ли? Гарри понимал, что поступил с Верой ужасно. С точки зрения обывателя, он вообще подлец и мерзавец. Но с точки зрения профессионала разведки, он все сделал правильно. Только безупречно ли? А что, если Вера ни в какую Деревню не попала, а просто утонула в речке Бушме, мутном притоке Итиля? Тогда получается, никакой он не профессионал, а обычный убийца. И это было, мягко говоря, очень неприятно. Ну и начальству сообщать, что операция с треском провалилась, было не с руки. Надо было упорно ждать и верить в то, что интуиция его не подведет: Вера должна появиться. Обязательно должна.
Как всегда, когда чего-то очень ждешь, оно происходит внезапно. Именно так и случилось, когда, однажды во время просмотра телефона то, что называется, одним глазом, Гарри вздрогнул, ощутив, как холодно стало позвоночнику: по лестнице медленно поднималась Вера, оставляя за собой мокрые следы. Хоть Гарри и ждал этого целых девять месяцев, но все равно его затрясло от волнения, настолько это было и ожидаемо, и неожиданно.
Он впрыгнул в свой шикарный “Бизант” и рванул к заветному дому, не обращая внимания на визг тормозов встречных машин и сирены дорожной полиции - удостоверение армейской разведки гарантированно закрывало рты самым ретивым блюстителям порядка. “Вернулась!” - лихорадочно думал он по дороге. - “Вернулась!” Вот сейчас-то и должно начаться самое интересное! И самое главное.
Бросил машину прямо у подъезда, взлетел по ступеням, моля бога, чтобы Вера была до сих пор там, дернул ручку двери, которая неожиданно легко раскрылась и, стараясь не бежать и вообще быть хладнокровным, вошел внутрь квартиры.
А там шло банальное выяснение семейных отношений: рыдающая девица (не красотка, конечно, но вполне ничего себе!) собирала вещи, бледная от гнева Вера что-то выговаривала неверному мужу, Давид пытался не то, чтобы оправдаться, но наоборот “наехать” на так некстати появившуюся жену. А на майора никто внимания не обратил, так что Гарри решил пока просто прислушаться, чтобы быть в курсе происходящего.
Оправдания Давида звучали жалко, отметил разведчик, потому что мужские оправдания, в отличие от женских, всегда звучат жалко: мужчины оправдываться не умеют. Женщина вместо оправданий гневно бы воскликнула: “А ты где пропадал столько времени?! Ты же меня бросил! И что ты хотел? Мне было так одиноко!” - и супруг неизбежно почувствовал бы себя виноватым. Та же фраза в устах мужчины звучит глупо и неестественно. Так что неважно, кто кому и когда изменил, муж в любом случае обязан чувствовать себя виноватым. Давид, судя по его виду, именно так и чувствовал.
Гарри полюбовался на скандал, уступил дорогу симпатичной особе, пролетевшей мимо него с объемистой сумкой, но вскоре зрелище стало утомлять, времени было жалко, и он кашлянул в кулак, чтобы привлечь внимание. Супруги замолчали, удивленно оглянулись на непрошенного гостя.
- Я прошу прощения, что врываюсь в семейный разговор, но мне совершенно необходимо срочно побеседовать с вашей женой, Давид…
- Ах ты, скотина!
- Мужик, ты кто?
Обе фразы прозвучали одновременно, Давид лихорадочно пытался осознать происходящее, а Вера озиралась в поисках чего-то тяжелого. Майор схватил девушку за руки, пытаясь удержать:
- Я из органов, но это неважно… Дай ей что-нибудь переодеться в сухое!
- Шкаф в спальне, - пробормотал Давид.
Гарри тащит упирающуюся, кричащую и норовящую укусить его Веру в спальню, вталкивает, прижимает телом дверь, кричит:
- Переоденься! Простынешь…
Дверь какое-то время содрогается под ударами с той стороны, потом все стихает. Давид по-прежнему ошалело смотрит на Гарри, бесконечно повторяя:
- Мужик, ты кто вообще?!
Гарри делает ему знак помолчать, прислушивается и приоткрывает дверь. Вера переодетая в тренировочные штаны и растянутую “домашнюю” футболку, выходит, держа одну руку за спиной.