Охренеть.
Тень затаилась. Она ждёт приказа, но внезапно напасть получится лишь раз. И думай, Громов, думай… ладно, пули её не возьмут. А вот та светящаяся штука?
— Деда… — шепотом позвала малышка. — Мне страшно, деда…
— Сиси…
Я присел у генерала.
— Уши заткни. И глаза закрой. Спрячься, — Метелька поднялся на диванчик и заглянул на полку. — Представь, что это сон дурной. И надо от него спрятаться. Хорошо-хорошо…
А они не спешат.
Осматриваются.
Первый ступает. И стекло хрустит под сапогом. Второй дёргает дверь и заглядывает в купе… так, надеюсь, у Матрёны хватит мозгов закрыться изнутри. Или…
— Ой мамочки… — женский визг говорит, что не хватит. И мальчишка дёргается.
— Сидеть, — рявкаю на него шёпотом. — Её не трогают…
Заглядывают. Видят тело. Благо, генеральская дочь ещё в отключке… крови много. Матрёна догадалась натянуть изгвазданное платье поверх бинтов. И выглядит Анна мёртвой.
— И мать вашу тоже за мёртвую приняли.
— Ты… видишь?
— Вижу, — отрицать очевидное смысла нет. — Идут дальше… так… заглядывают в следующее…
Ага, я был прав. Туда перенесли Марию Егоровну. И на пол уложили. А стеклом её позже посыпало, но тоже густенько. Идущий первым поднимает револьвер. Чтоб тебя…
— Стой, — мелкий бьёт товарища по руке. — Не трать зря… мало ли…
Выдыхаю.
А ещё понимаю, что мимо нас они не пройдут. И спрятаться… да негде здесь прятаться. Не всем. А даже если бы сами сумели, то не бросать же генерала.
Нет, с каких пор это я таким совестливым заделался?
Глава 16
Глава 16
«Таким образом очевидно, что давно назрела необходимость не только в реконструкции старых, но и в создании новых, современных заводов. Совокупная производительная мощность существующих не способна в полной мере удовлетворить нужды армии, не говоря уже о перевооружении. Производство, как винтовок, так и пулеметов, артиллерийских установок, патронов и снарядов категорическим образом недостаточно. В настоящий момент едва-едва удовлетворяются текущие запросы, не говоря уже о чём-то большем. Вместе с тем нельзя отрицать, что в последние годы внешнеполитическая обстановка становится всё более напряжённой, что в свою очередь внушает тревогу…»
Из письма Великого князя Романова Н. А. к Его императорскому Величеству.
— Идут. Двое с револьверами. У одного или бомба, или что-то похожее. Круглое и ярко светится.
— Малый подрывной, — со знанием говорит мальчонка.
Как его… точно. Сережа.
— Что за он? — уточняю, раздумывая, как эту пакость убрать.
— Если яркий, то только-только активировали. В активном состоянии держится около получаса, потом начинается самопроизвольный распад по медленному типу.
— Это как?
— Это просто гаснет. А вот если кинуть, то будет по быстрому. Бахнет.
Взрыв, значит.
— Сильно?
— Малый подрывной при столкновении пробивает стандартную броню.
Ни о чём не говорит. Но то, что приложит нас хорошо, это я понял. У нас ни стандартной, ни какой другой брони нет. То есть падать этой штуке нельзя.
— Всё дело в контактах. Тот, кто заряд держит, на ладони крепит стабилизирующую пластину. При отрыве от неё цепи начинают саморазрушаться, выплёскивая всю внутреннюю энергию вовне. Экзотермическая реакция.
Я дёрнул тень, но на предложение сожрать шарик та ответила негодующим шипением. Причём я уловил, что она с куда большей радостью сожрала бы человека, который этот шарик нёс.
Понимаю.
Но пока нельзя. Пластина упадёт. Бахнет. И хрен его знает, как далеко. Заденет ли нас, Матрёну или ещё кого. А если у него в сумке и другие? Не бахнут ли следом? Так что надо как-то иначе.
Хитрее.
А они идут.
Идут.
— Где эти… — срывается средний. Он нервозен и то и дело головой крутит. То ли присутствие тени ощущает, то ли сама по себе обстановочка напряжённая. — А они точно тут?
— Точно… семью везли. Возьмём щенков, тогда и эти отступят…
Стало быть, не случайно в вагон попали.
И прятаться всем смысла нет… думай, думай, думай, Громов! Если им нужны дети, то нужны живыми. Значит, стрелять не будут, взрывать… тоже не должны.
Чтоб вас…
— Ты… Сергей, верно?
Мальчишка кивает.
— Они ищут детей. Думаю, тебя и с сестрой. Убивать не станут. Во всяком случае сразу.
И заодно уж ясно, что обе группы действовали независимо друг от друга, иначе эти знали бы про болезнь.
— Нужно обезвредить этого… с артефактом. Не знаешь, случайно, как?
— Знаю. Необходимо дестабилизировать центральную цепь, но не резким размыканием, а организовав постепенное увеличение внутреннего давления…
— Тебе сколько лет?
— Восемь. Я просто хочу быть артефактором.
Понятно.
— А чтоб… попроще…
— Дарник нужен, который сможет постепенно вливать свою энергию, а та будет распирать цепи изнутри. Это усилит естественный распад. А резкий разрыв приведёт к взрыву.
Так… я не дарник.
Генерал? Лежит. Не шевелится.
— Я Охотник, — говорю это, наблюдая за троицей, которая приближается. Ещё одно купе. А мы следующие.
— Твоя сила подойдёт даже лучше, — чуть подумав, ответил Сергей. — Она естественный антагонист…
Что-то я рядом с этим генеральским внуком начинаю себя ущербно чувствовать.
— … следовательно, процессы деструкции пойдут быстро. Только поток должен быть тонким. Надеюсь, ты хорошо контролируешь свой дар?
Надейся.
Я в целом только-только разбираться начал. Но если не сам, то, глядишь, и выйдет чего. Тень заворчала. Она следовала за троицей по пятам. И всё же выпустила тонюсенькую нить, которая воткнулась в шар. Тот зашкворчал, дёрнулся, а с ним и человек, этот шар державший.
— Стой, — крикнул он нервически и вся троица остановилась. Вот так… а сила уходила.
Больно.
Я забирал боль себе, заставляя Тень тянуть обжигающую, неприятную силу, заменяя её своей. Она чем-то походила на ту, которой с нами поделился синодник, разве что… да, та — перец, а эта — скорее кислота.
Ничего.
Гастрит потом полечим. Я разрешу тени сожрать кого-нибудь опасного, а с совестью своею разберусь позже. Чай, не впервой.
— Что-то… не так…
— Рванёт? — темноусый тип отступил на шаг.
— Н-не знаю…
— Кинь!
— Нет… вроде… показалось. Нормально.
— А чего вы хотите от жидовских поделок?
— Вот не надо. Гойцман дело знает. Никогда ещё не подводил… но надо поспешать. Слышите? Тихо становится…
— Залегли, падлы… запечатали вагон и залегли.
— А я говорил! — встрял молчавший до того третий. — Говорил, что есть стукач! Есть! Иначе откуда бы…
— Может, просто они не такие тупые, как вам бы хотелось. Идём.
Шаги были слышны и без тени. Дверь отъехала в сторону, пропуская верзилу в кожанке. Здоровый, однако. И с револьвером.
— Здравствуйте, детишки, — он расплылся дружелюбною щербатою улыбкой. — А вы у нас кто будете?
— Я — Сергей Аполлонович Пушкин-Савичев, — произнёс это Серёга, расправляя тощие плечи. — С кем имею честь беседовать?
И главное тон взрослый. Холодный такой. Надменный даже.
Только на этих не повлиял.
— Нашли, Свинец. Ишь ты, сразу видать, породистый щенок… а это у нас…
— Стой! — мелкий снова перехватил руку с револьвером, которая начала опускаться, явно намереваясь оборвать жизненный путь генерала. — Ты что? Сдурел⁈ Радуйся, что в отключке. Бери щенка и ходу.
— А это кто?
— Мои адъютанты…
Охренеть нас повысили. Или наоборот опустили? Не пойму.
— Адъютанты… подъём, адъютанты. И вперед, вперёд…
— А сестра твоя где, мальчик? — ласково осведомился мелкий.
— Понятия не имею. Сиси была с Матрёной и матушкой, когда случилось нападение…
Наверх мы старались не смотреть. Это там, дома, мне как-то сказали, что люди в целом редко смотрят наверх. То ли биологически, то ли ещё как… вот и эти скользнули взглядами по купе, но ничего-то не обнаружили.
— Так и знал, что толстуха наврала…
— Плевать. Некогда возвращаться. Хватит и этих. Кастрат у нас известный чистоплюй. И не станет рисковать репутацией. Не из-за золотишка. Пошли. Вперед…
И меня, схватив за шею, просто вышвырнули в коридор.
— Да куда ж вы, — возмутился Метелька. — Он сам не дойдёт! Видите, пораненый…
Он подсунул плечо под Серегу.
А интересное у Алексея Михайловича прозвище, однако. Ладно, не о том думаешь, Громов. Шарик вон не рассыпается. Пыхтит, потрескивает… а если чуть нажим усилить?
Тень возмутилась.
Но послушно потянула. Ну да, уже не кислота, скорее ощущение, будто пьёшь тухлую воду, в которую от щедрот душевных сыпанули горсть красного перца.
— Что-то… что-то не так…
— Тебе с самого начала всё не так! — ледяные пальцы сдавили шею.
Больно. А ногти нестриженные в кожу впиваются. Главное, чувствую их, и что кожу вот-вот порвут.
— Топай, пока время не вышло! Сколько ещё продержится?
— Так… должен минут двадцать держать, но как-то свечение неравномерное.
— Вернёшься и выскажешь… а ты не стой, двигай давай. И ты тоже. Пока цел… адъютанты хреновы.
Слова террорист-экспроприатор подкрепил тычком в спину, от которого Серега растянулся бы на полу, но Метелька удержал.
И сам зыркнул, явно примеряясь.
— Следи за ними…
Я и сам ощущал нестабильность этого малого взрывного. Прямо даже видел тонкие ниточки, что переплелись друг с другом, в прикосновении рождая жёлто-красное свечение. Где-то они были тоньше, где-то — толще. Местами на некоторых вовсе появлялись узелки и тогда свечение делалось прерывистым. Моя сила разъедала нити по всей их длине.
А энергию я поглощал.
И оставалось уже немного. Так… надо глубже направить, в самое ядро. А вот наружные наоборот не трогать. Если что, осушим их одним глотком. Ну, изжога — конечно, штука неприятная, но взрыв всяко неприятнее. А этот тип не должен заподозрить. Может, у него ещё пяток снарядов имеется.