— А позвольте мне? — Серега выступил вперёд.
Выглядело это забавно.
Невысокий. Худощавый. Но держится так, будто он старше всех, тут собравшихся.
— А вы, юноша, кто будете?
— Сергей Аполлонович Пушкин-Савичев, — представился Серёга. — Будущий артефактор, смею надеяться. Сила уже проявилась, склонность тоже имеется…
Кольцо упало на протянутую ладонь.
А Марина попятилась.
В стороночку так. Осторожно. И в фигуре её появилась этакая напряжённость, что ли? Серёга же нахмурился, вглядываясь в камушек. Искра внутри едва теплилась и разглядит ли? Так, похоже, штука эта не активна. А вот если… я дёрнул Тень и она недовольно фыркнула, но срыгнула лепесток недопереваренной зеленой силы. И та, коснувшись колечка, зажгла камешек. Он полыхнул и… всосал в себя силу.
Всю. Без остатка.
— Это…
— Дайте-ка, — Михаил Владимирович взял за колечко и сам скормил ему силу. Камешек сверкнул яркой искрой, а потом снова затаился. — Марина? Извольте объясниться…
— Назад! — Марина отступила ещё на шаг, махнув рукой, и во второй появился револьвер. — Назад… или я буду стрелять.
Она нервно обернулась и, протянув руку, сдёрнула девочку с тюка. Револьвер уткнулся в светлую макушку.
— Отойдите… или я её пристрелю.
Чтоб тебя…
Сходили.
Погуляли.
Развеялись… да Еремей нас точно запрёт. И главное, будет совершенно прав.
Глава 23
Глава 23
«Первейший долг целителя — помогать людям, не делая различий меж ними, ибо любая жизнь ценна…»
Из ежегодной приветственной речи ректора медицинской академии, князя Гагарина.
— Марина, — а вот Михаил Владимирович ничуть не испугался. — Вы ведь осознаёте, что усугубляете свою вину?
— Марина… — жалобно произнёс Лука, явно не очень понявший, что происходит.
Честно говоря, я и сам не особо въехал.
Но Тень дёрнул, отправив ту за спину этой горе целительнице. Пусть только Марина дёрнется… что-то бесит меня местная манера в свои игрища детей втягивать.
— Отошли! На три шага! Все солдаты… к вагону!
— К вагону или на три шага? — уточнил Михаил Владимирович.
— Винтовки… отложили. И к вагону! А вы руки уберите! За спину. Думаете, я не знаю, как вы можете⁈ Я всё знаю! — она сорвалась на визг. — Стойте! Мне терять нечего! Руки! За спину!
Михаил Владимирович подчинился.
— Марина… ты что, Марина?
— А ты… ты выбирай! Пришло время, Лука! Ты с нами или так и останешься вариться в этом дерьме?
Это где ещё дерьмо?
Или она думает, что у неё тут райские кущи, а что ангелы с револьверами, так это сугубо для самообороны?
— Нет, Марина… прости… но я не понимаю, — Лука сглотнул. — Объясни, пожалуйста, что происходит… что это за кольцо?
— Поглотитель, — пояснил Серега. — Насколько я успел понять. Он забирает силу и передаёт в накопитель. Накопитель, думаю, где-то у неё… может, в виде браслета или ожерелья. В накопителе камни меняются по мере заполнения. И силу можно использовать.
— Умный… гадёныш.
Она дёрнулась и вперилась в Серегу взглядом. Нехорошим таким. Вот… есть в этом взгляде безуминка какая-то, что ли. Дамочка, если уже не свихнулась, то точно на грани.
— Отойдите, — приказал Михаил Владимирович. — Не нужно жертв. Прав да, Марина? Ты ведь не хочешь, чтобы кто-то пострадал?
— Не хочу. Конечно, не хочу… и вы не хотите… вы ведь такой… добренький, Михаил Владимирович… обо всех думаете, обо всех заботитесь… себя не жалея… — она оскалилась. А на губах её запузырилась слюна. Почти как пена.
Бешенство.
Точно, бешеная она. А девчонка в её руках испугалась, причём сильно. Вон, беззвучно всхлипывает, а сама просто белая. — Только не понимаете, что пострадавшие будут! И жертвы будут! Всегда! Вопрос лишь в том, чего ради жертвовать.
Марина говорила громко, практически выкрикивая каждое слово, точно желала, чтобы все услышали.
— И сильные примут это! А слабые будут ныть и цепляться, не понимая, что безволием своим они только делают хуже! Что нельзя…
И она всё же зацепилась. За кочку, ветку, за ямку. Хрен его знает, за что. Главное, что дёрнулась рефлекторно, пытаясь устоять на ногах, и рукой взмахнула.
Михаил Владимирович вскинул руки, выпуская из ладоней зелёную волу, а Тень, стоявшая за спиной Марины, щёлкнула клювом, впиваясь в запястье. И Марина закричала, громко, истошно. Полыхнуло светом, который на долю мгновенья облепил тень, позволяя всем разглядеть её.
А потом свет погас.
Тень… ну, не исчезла. Обрывки зелени таяли на перьях. Марина же мешком ухнула на землю. Заревела громко девчонка, и давешний солдат первым оказался рядом, подхватил на руки:
— Всё ужо, всё… пойдём… кашки дам. А молочка хочешь?
— Конфету, — Серёга вытащил из кармана банку с леденцами. — Там ещё остались…
И солдату протянул.
Тот взял:
— Спасибо, ваш благородие…
— Метелька… — я вздохнул, осознавая, что скрыть вот это небольшое происшествие точно не выйдет. — Сходи там… за Еремеем. Или Петром Васильевичем… или вон Алексея Михайловича, может, получится дёрнуть.
А Марина продолжала орать.
Голосила у неё…
— Вы… не могли бы отозвать своё… существо? — поинтересовался Михаил Владимирович. — Думаю, в его присутствии больше нет нужды. Я… обездвижу Марину.
Я дёрнул тень и та с неудовольствием, но клюв разжала, выпуская добычу. Фыркнула и затрусила ко мне, чтобы рядом сесть. Остатки силы таяли на её шкуре и судя по тому, с каким ужасом уставился на тень Лука, она была видна не только мне.
Ладно, пусть сидит.
Как-то оно даже спокойнее, когда она тут сидит. Всё одно смысла нет прятать. А так… если кто, кроме Марины, среди понаехавших есть, то, глядишь, и поостережётся подвиги вершить.
Что-то я притомился от этой кутерьмы.
Хотя… вон, сила догорает, а как погаснет, то и тень станет не видна для обычных людей.
— Марина, — Михаил Владимирович обошёл тень стороной и склонился над девицей. — Марина, вы меня слышите?
Вой перешёл на скулёж. Марина лежала на спине, прижавши одну руку к груди и накрыв её другой. Из-под ладони выглядывали чёрные, точно обугленные, пальцы.
— Дайте глянуть…
— Ненавижу! — взвизгнула она, попытавшись увернуться. — Ненавижу вас…
И обмякла.
— Вот так будет лучше, — Михаил Владимирович сделал что-то, чего я увидеть не сумел, разве что махонькую зелёную искорку различил. — Лука, будь добр… надо её куда-то переложить. Земля холодная. Ещё простудится.
Чуется мне, что простуда — это наименьшая из Марининых нынешних проблем. Но Лука поспешно закивал и поднял Марину на руки.
— Думаю, нам стоит пройти в вагон… там пустовато… вы с нами, молодой человек? Только я бы попросил, если можно… куда-нибудь ваше существо… убрать.
— Тень, — сказал я. — Это тень.
— Настоящая? — Лука всё же покосился и моргнул. — А она… к-куда?
— Ушла, — соврал я, впуская тень в себя. И прям чувствовал, как она внутри свернулась тёплым клубочком. Ещё немного и замурлычет. — Я её отпустил.
— Х-хорошо… Михаил Владимирович? А что теперь будет-то?
— Что будет? Думаю, разбирательство… вот не хватало мне ещё разбирательств. Господи, где ж это я нагрешил-то так… проглядел.
— Но Марина…
— Определённо совершила ошибку. Серьёзную ошибку… но что уж теперь. Идёмте. Надо её осмотреть…
Идти было недалеко.
В опустевшем вагоне третьего класса, показавшемся мне ещё более тесным, чем прежде, воняло. Людьми. Табаком. И лекарствами. Мир, главное, другой, а запахи больничные прежними остались. И они заставляют меня принюхиваться, морщиться, даже шаг замедлять.
Меж лавками и поперек прохода протянулись веревки. На них повисли сероватые тряпки, пестревшие пятнами, разделяя вагон на отсеки. От тряпок снова же пахло больницей и, наверное, так оно надо было, но я поморщился, поняв, что хочу выбраться отсюда.
— Михаил Владимирович? — из-за тряпки высунулась встрёпанная девица. — А что случилось?
— Глаша, тут вот… Марина с ума сошла, — ответил Лука. — И надобно…
— Глафира, займитесь больными, — перебил его Михаил Владимирович. — А мы пока вот… Марину осмотрим.
Её положили на лавку, застеленную полотнищем. Марина пребывала в отключке, что хорошо.
— Но… но как же… я помогу! — Глафира вытерла руки о фартук. — Там всё хорошо, Михаил Владимирович! Все стабильны. Лекарства я дала. Показатели отслеживаю. Честно говоря, опасения вызывают только трое. Тот, который сердечный, и двое с переломами. Мне всё-таки кажется, что было смещение у спинальника…
— Глаша, давайте потом. И со спинальником, и с остальными. С момента нашего приезда кто умер?
— Так… я же говорила. Женщина, с травмой головы. Кровоизлияние. И тот, у которого внутреннее, но про него вы сами сказали, что не жилец. А спинальнику стало хуже…
— Вот как?
Михаил Владимирович вытащил из кармана перстенек.
— Да, но теперь стабилен…
— А кто сейчас дежурил?
— Марина.
— Глаша… а вы вот это у Марины видели?
— Перстень? Да. Его жених подарил. Она показывала. Правда, потом убрала куда-то, но оно и правильно. Вдруг потеряется ещё. Только… погодите… а можно?
Глафира протянула руку.
— Не стоит, — покачал головой Михаил Владимирович. — Что-то смутило?
— Не уверена… а можно я Люду позову? Она точно скажет…
— Только не ори!
— Я сбегаю…
— Сбегай, — перстенек убрался в карман, а Михаил Владимирович на меня поглядел презадумчиво и спросил: — Как вы его почуяли?
— Увидел, — ответил я. — Присяду? А то что-то голова кружится… нет! Трогать меня не надо.
Михаил Владимирович понимающе кивнул:
— Конечно. Присаживайтесь куда-нибудь. Лука, сообрази молодому человеку попить. Стандартный укрепляющий, а вот дозировку можно и двойную. Смешай с чаем. Сахара… побольше.
Чай, принесённый Лукой, пах травами. Я принюхался, честно сомневаясь, стоит ли вовсе его пить. Но Михаил Владимирович устало произнёс: