— Вам не помешает. Травить вас тут никто не станет, да и в целом… а истощение — вещь донельзя коварная. Как это мы вас пропустили… или, может, хорошо, что пропустили. Она бы не удержалась. А будь вы послабее.
И на Марину поглядел, которая лежала тихо и смирно.
И я поглядел.
А потом хлебанул чайка, поморщившись, до того сладким тот был. Ощущение, что не чай, а живой сироп, заваркой подкрашенный.
— Вот, — Глаша притащила за руку светленькую девчонку с тонкими, что мышиные хвосты, косицами. — Люд, глянь, а?
Михаил Владимирович снова колечко достал.
— Маринкин перстень, — уверенно сказала Люда. — Только камень раньше прозрачным был.
— Уверены?
— Да…
— И когда его видели?
— Так перед отбытием… точнее, поезд уже тронулся, и в вагоне. Марина показала. Подарок. Жениха. Сказала, что помолвка у них, а свадьба осенью будет. Померить предлагала.
— Мерили?
— Я — хотела… — смутилась Глафира.
— Я — нет. Не хватало ещё, чужие кольца надевать. Мало ли… — Людмила пожала худенькими плечами. — Мне бабушка говорила, что с чужим кольцом и чужую судьбу примерить можно. И Глашке потому не дала.
— Господи, я никогда ещё не радовался дремучим суевериям, — пробормотал Михаил Владимирович и, вздохнув тяжко, произнёс. — Это поглотитель.
Посмотрел на притихших девиц, на Луку, который держал и баранку, которую принёс то ли для меня, то ли для себя, но не ел и не отдавал.
— Что вы знаете о поглотителях? — Михаил Владимирович положил колечко на столик.
— Это… это артефакты, изготовление и использование которых ограничено… — задумчиво произнесла Людмила. — … поскольку они представляют опасность, как и для объекта воздействия, так и для непосредственного носителя. Основной дефект, отнесенный к числу неустранимых, — недостаточная экранированность энергетического потока…
— Заучка, — не удержался Лука.
— Вам бы пример брать, а не… дальше, Людмила. Что он делает?
— Изначально поглотители создавались как альтернативный метод очистки пространства от негативных или тёмных эманаций. Их планировалось ставить в госпиталях или же на заводах, в иных местах высокой плотности человеческой энергии для того, чтобы очищать тонкое пространство и подпространственные слои. Однако оказалось, что вместе с так называемой негативной энергией они поглощают и жизненную.
Охренеть тебе прогресс.
Я едва чаем не подавился.
— Более того, выяснилось, что сливаемая в накопители энергия нестабильна, вследствие чего возможны выбросы, приводящие к возникновению локальных прорывов. Собственно, после этого технология была признана опасной и не имеющей ценности. И запрещена. Правда… это ненаучно, но… есть мнение, что если снизить ёмкость накопителя, не позволяя в нём собираться критическому количеству энергии, то и опасность выброса также снижается. Однако это не отменяет проблемы с поглощением жизненной энергии… — договаривала она очень медленно, будто только сейчас сопоставила две очевидные вещи. И удивилась настолько, что головой тряхнула. И мышиные хвостики косичек подпрыгнули. — Нет… она же не дура, использовать такое… она же должна понимать, что они и жизненную тянут… и… и собственную её тоже!
На Марину посмотрели все.
— Дестабилизированный дар влияет на психику… на психику влияет… — повторила Людмила. — И выходит… утром… я же говорила, что он стабилен был! Ну да, состояние тяжёлое, но стабилен же! И та женщина, у неё вовсе лишь ушибы… травма не такая серьёзная. А Марина… Марина их… высосала? Получается, что Марина… нет… это же… это просто случайность! Ошибка!
Ага. Ошибочная.
— Разберёмся, — вздохнув, пообещал Михаил Владимирович, кажется, сам в сказанное не веря. — И если так… вещи Марины где?
— Так… там… — Глаша махнула рукой. — У неё немного. Сумка только. Принести?
— Не стоит. Вовсе не прикасайтесь. Мало ли…
А вот это разумно, потому что действительно, мало ли…
— И не уходите далеко. Чую, с вами захотят побеседовать.
И снова он был прав.
Процессию возглавлял Алексей Михайлович, рядом с которым вышагивал тощий синодник, в облике которого не было и толики благообразности, а уже за ними, чуть в стороне, держался Еремей с Метелькой и Серёгой.
— Погуляли? — мрачно осведомился Еремей и от взгляду его выданный доброю целительницей кусок булки прям поперек горла встал. А потому я не сразу нашёлся с ответом, кивнул и уже после просипел:
— Оно само как-то получилось…
— Потом. Поговорим.
Как-то оно не слишком обнадёживающе прозвучало, что ли…
— Так, — Еремей повернулся к нам. — Идите вон к костру. Каши поешьте. И чтоб ни шагу, пока не позову. Ясно?
— Ясно, — вытянулся Метелька. И Серёга за ним. Ну и я. Я что? Я ничего. Я со всем даже согласный.
Глава 24
Глава 24
Сенаторская ревизия петербургского интендантства обнаружила злоупотребления таких громадных размеров, перед которыми бледнеют даже московские. Особенно прибыльны для интендантов были операции по отправке съестных припасов на Дальний Восток. Продолжительность пути из Петербурга к восточным гарнизонам давала широкий простор интендантским махинациям. Интенданты сами сознаются, что когда нужно было сплавить какой-нибудь неудобный продукт, например, муку или сало, то продукты отправлялись на Восток. Припасы по прибытии на место оказывались, конечно, негодными — «в виду продолжительности пути». Другой выгодной операцией была продажа частными лицам права на вагоны для перевозки товаров. За вагон интенданты брали по тысяче рублей и более. Ревизией привлечены к суду многие интенданты, уже вышедшие недавно в отставку. [1]
«Руль»
Сидели мы долго.
Давешний солдат и каши дал, в махоньких таких котелочках, а вот ложками не обеспечил. Так и сказал:
— Звиняйте, немашечки. Как-нибудь так…
Мы и справились. Было бы чего жрать, а уж способ это сделать найдём.
Девчушка держалась рядом, поглядывая на Серегу с восторгом, а на нас — с опасливым интересом. Мы же смотрели на вагон. Жуть до чего хотелось узнать, что там, внутри, но при синоднике тень я выпускать не хотел, а приблизиться нам бы не позволили.
Вон, оцепление выставили.
И Пётр Васильевич пришёл. А потом ушёл, чтобы вернуться с тремя какими-то типами в одинаковых серых костюмчиках.
— Жандармские, — сказал Метелька, зачёрпывая кашу сложенными хитрою фигурой пальцами. — Из особого, небось.
Спорить с ним никто не стал.
Потом один вышел. Огляделся.
И отправился к прибывшему поезду. Оттуда уже вернулся в сопровождении военных. Ну а там и Марину вынесли. Так от на носилках и вынесли, чтобы в поезд загрузить.
— Она ж вроде живая была, — сказал я, чувствуя себя не то, чтобы совестно, скорее уж неловко.
— Так и осталась. Просто, скорее всего, полную блокировку навесили, — пояснил Серега. — Артефакторную. Последняя разработка. Действует даже на одарённых, пусть и низкоранговых. Не позволяет обратиться к дару, а при необходимости и на мышцы воздействует, чтоб тело не слушалось.
— Это чтоб не напала? — уточнил Метелька.
— И поэтому, но в данном случае скорее, чтобы не навредила себе, — Серега тоже ел кашу и руками, хотя видно было, что чувствует он себя до крайности неловко. В нём хорошее воспитание явно боролись с нежеланием отрываться от коллектива. Вот увидит его Матрёна и окончательно уверится, что мы на Сергея Аполлоновича дурное влияние оказываем.
А и пускай… каша-то вкусная.
И жрать охота.
Не знаю, как Сереге, но мне вот со страшною силой. То ли целительская магия тому виной, то ли приключение недавнее и нервы. Меня и в той жизни с нервов всегда на жрачку пробивало.
— Многие террористы, понимая, что в случае неудачи они столкнуться с дознавателями не только полицейскими, но и Священного Синода, предпочитают умереть, но не выдать тайн. Некоторые носят во рту яд, бывает, что зашивают ампулы в кожу или вот в дырку от зуба прячут. Иглы опять же ядовитые. Слышал, в воротничок прячут. А женщины — в булавки там или заколки для волос. Одарённые могут заклятье смертельное закрепить, чтоб активировать в случае неудачи. Ну и так, всякое и разное. Целитель сам по себе способен сердце остановить. Или там дышать перестать. Силой дара. А теперь…
А теперь Марина будет лежать тихо и спокойно до самой встречи с этим… исповедником.
— Ещё повезло, что сразу себя не убила. Её старший усыпил, вот и получилось, — завершил рассказ Серега. — Теперь, наверное, заберут… повезут на дознание. Вон, и Синодник с ними…
Тот и в самом деле направился к поезду. Широким таким шагом, бегом почти. Что-то с этой Мариной они засуетились… будто ощутив мой взгляд, Синодник обернулся и погрозил пальцем.
А я что
Я ничего.
Сидим вот. Кашу доедаем.
— Я так и не понял, чего она делала-то, — Метелька провёл пальцами по краю горшка, собирая последние крупинки.
— Силу собирала. Точнее вытягивала из людей. Поглотители… это запрещённая технология. Её когда-то создавали, но потом поняли, насколько опасна. Когда стало ясно, что на очистку не годится, то попытались сделать оружие, против одарённых, но тоже не вышло. Слишком большой поглотитель нужен, чтоб серьёзный дар впитать. В итоге точно дестабилизация и прочее… поэтому и закрыли работу. Но вот… это не совсем, чтобы научно… — Серега замялся.
— Да ладно. Не тяни кота за яйца, говори, как есть… доедать будешь?
— Нет. Я… кажется, сыт. Благодарю.
— Давай сюда, — Метелька забрал котелок, в котором оставалось больше половины каши. — Чего? Я не гордый. А жрать хочу… мы вообще дома из одного котла сёрбали. Только у бати своя миска была. Глиняная. С росписью. Пока по пьяни не грохнул… так чего там?
— Это… как бы… не точно… просто… мой отец… и его друзья, когда дома… отдыхали…
— Бухали?
— В каком смысле?
— Пили?
— Пили, — согласился Серёга. — Много… маму это расстраивало. Но не про то хотел… они иногда обсуждали… разные вещи.