— Теперь, признаться, я растерян, но к тому же… начинаю понимать его слова.
— Какие? Ну, если не секрет.
— Отнюдь. Он сказал, что в этой колоде вы играете за шута. Как же выразился… божественный шут способен сломать любую игру.
Это меня похвалили или изысканно обозвали?
— А стало быть, всенепременно объявитесь… я слыхал, что перед смертью порой с людьми случается прозревать грядущее…
Киваю.
Перед смертью чего того не прозришь.
А грохот усиливается.
— … и потому, не знаю, что вам понадобится, но от себя готов оказать любую помощь.
И это хорошо.
— Для начала, — я поёрзал, укладываясь, и глаза прикрыл. — Отправьте-ка нас в какой госпиталь, где целители не больно любопытны и…
Что-то бахнуло совсем рядом.
— Вот ведь, — Карп Евстратович покачал головой. — Даже завалы сами разобрать не способные… а говорят, личная свобода… за госпиталь не беспокойтесь, поедем в наш. Там и целители нелюбопытны, как вы изволили выразиться, и… в целом спокойно, чисто. Кормят опять же.
— Кормят — это хорошо… — нарушил молчание Михаил Иванович.
— Я уж давно уговариваю Алексея Михайловича туда перебраться, но он ещё тот упрямец… теперь, глядишь…
Купол заходил ходуном.
— Так, почти уже… сейчас дам просесть… надо будет чуть крови.
Надо?
Крови у меня есть.
— Метелька, — я дёргаю Метельку, который сидит тихо. — Надо будет, чтоб ты домой сбегал и принёс кое-что.
Всё-таки, когда у тебя имеется крыша, воевать сподручнее, чем без оной.
В этот момент щит лопнул, и огромная балка с протяжным скрежетом осела, увлекая за собой кучу обломков поменьше.
Нас засыпало пылью. Охнул сдавленно Михаил Иванович, что-то шлёпнулось на макушку, а потом огрело по лбу. В общем, я не знаю, наблюдал ли кто за процессом нашего спасения, но если и так, то вид мы имели, полагаю, весьма характерный.
— Машину! — громкий голос перекрыл все прочие. — Носилки… ваше благородие, как же ж… вот ироды…
— Сав, а делать чего? — поинтересовался Метелька.
— Не мешать людям, — ответил я честно, с трудом сдерживаясь, чтобы не сложить руки на груди. — Пускай спасают…
[1] Реальная новость 1889 г.
Глава 14
Глава 14
А во исцеление воинов, на поле брани ураненых, надобно читать особую на то молитву к Господу или же к Матере ко Пресвятей Богородице…
«Вестникъ Синода»
Отдельный, пребывающий под покровительством святого Варфоломея Великомученика, госпиталь, прозванный в народе «жандармским» располагался в длинном и сумрачном здании, что поднималось над рекою. От реки тянуло сыростью и холодом, хотя топили внутри прилично так.
В общем-то место неплохое. Не в смысле расположение, а в том, что внутри было чисто. Палату нам выделили по просьбе Карпа Евстратовича, который за ради этого решил прийти в сознание, отдельную, с двумя огромными окнами и двумя же рядами кроватей. Нам с Метелькой места достались близ двери, а вот жандарма и, что важнее, Михаила Ивановича, выглядевшего так, будто и вправду того и гляди помрёт, устроили у окошка. Медсестры похлопотали и о дополнительных одеялах, ибо с этих окошек сквозило, и не только.
— Что ж, вам повезло, — пухлый целитель поправил очки в золочёной оправе. — Мелкие ушибы, некоторое истощение…
Он ощупывал Метельку, которого оставили напоследок.
Первым делом, само собою, осмотрели Карпа Евстратовича, который пытался сказать, что вовсе в том нужды нет, но его не послушали. Затем — Михаила Ивановича. Тот вот как раз вёл себя прилично, не пытаясь выскользнуть из цепких целительских рук, да и на вопросы отвечал спокойно, обстоятельно.
Там уже и до меня очередь дошла.
Нет, я подумывал отказаться, но Михаил Иванович нахмурился, а целитель покачал головой и сказал:
— Это в высшей степени безответственно!
Я вот сразу и усовестился.
Впрочем, осмотр прошёл быстро и по результату его доктор заявил, что имеет место небольшое сотрясение, ушибы и в целом-то ничего серьёзного. Кровь же, которою меня залило, — результат неглубокого рассечения кожи на макушке. Выглядит страшно, но…
Рану он зарастил прямо на мне.
А там уж Метелькой занялся.
И вот прилип к нему, что лист репейный, всё щупает, мнёт, поворачивает. И это его вот «дышите и не дышите» напрягает.
— Так… а вот тут уже… вдохните. Выдохните. И…
Он прижал обе ладони к Метелькиной спине, на которой выделялся выступающий из-под кожи позвоночник, ладони.
— И снова вдох… задержите дыхание. Вот насколько сумеете, настолько задержите. И теперь выдох медленно. Ощущаете тепло?
— Д-да.
— Где?
— Слева, — выдал Метелька и закашлялся.
— Сейчас может ощущаться жжение, но потерпите… — он был округлым, этот целитель, таким каким-то мягким с виду, от макушки до домашних тапочек, что виднелись из-под штанин. И пахло от него карамелью. — Терпите, терпите…
— Что с ним? — Карп Евстратович кутался в серый халат, принесённый сестрою милосердия.
— О, ничего серьёзного пока… есть кое-какие изменения в лёгких, сложно понять, возможно, начальная стадия чахотки.
Метелька подавился кашлем. А я выматерился, чем заработал полный укоризны взгляд Карпа Евстратовича.
— Или просто уплотнение ткани вследствие условий работы. Пылило, мальчик?
— Ещё как…
— Вот, пыль при вдыхании вызывает раздражение лёгочных пузырьков, возникают очаги воспаления, которые в дальнейшем… терпи-терпи, так надо… и дыши. Вдыхай так глубоко, как можешь.
— Вы его вылечите?
— Несомненно. Но я бы настоятельно рекомендовал сменить работу. У вашего друга организм не столь крепкий…
Да.
Верю.
И даже не в том дело, что я дарник. Савка ведь при матушке рос. Питание у него было, может, и избыточным, но мясо он видел не только по праздникам. Ягоды там, фрукты и прочее, детскому организму нужное. Да и в остальном матушка его берегла. А Метелька… он конкретно так не добрал.
Ни еды, ни заботы.
— Вот так. В ближайшие сутки будете много кашлять, возможно, что сплёвываться станет кровью. Не пугайтесь. Это будут выходить сгустки. Пыль, осевшая в лёгких, смешается со слизью, и таким образом выйдет. Завтра продолжим… думаю, дня три и забудете.
Он убрал руку и поглядел с сомнением:
— Ваше благородие, может, мальчиков переместить куда? А то ж кашлять и вправду станет много. Не выспитесь. Места-то имеются. И охрану приставим, коль уж вам так нужны.
— Ничего. Как-нибудь потерпим. Палата… вот завтра там и переведёте. И… Николя. Просьба к тебе будет. Если что… ранения серьёзные. У всех. Ты весь истратился, стабилизировал…
Целитель сложил руки на животе и покачал головой.
— Между прочим, Карп Евстратович, может, вам ваше сотрясение и кажется ерундою, но на деле оно вполне серьёзно. Как и глубокое истощение Михаила Ивановича. И будь моя воля, я бы погрузил вас в глубокий сон дней на семь.
— Вот… вот давай мы поговорим и ты погрузишь. До утра. Идёт?
Метелька закашлялся так, что прямо согнулся.
— Очень хорошо, — целитель положил руки на его спину. — И да… сначала завтрак, потом сон. Алевтина Егоровна вам подаст. У палаты, сколь понимаю, будут дежурить?
— Понятливый ты человек.
— А вы — безответственный…
— И пусть соседнюю палату приготовят.
— Кто-то ещё ожидается? Мне сказали, что других жертв нет.
— Есть. Конечно, есть. Должно пострадать как минимум пятеро нижних чинов. Кто-то даже может помереть несмотря на твои героические усилия…
— Опять ваши игры.
— И сам не рад. А палата для Алексея Михайловича.
— Он согласился?
— Согласится, — Карп Евстратович приподнялся и, охнув, опустился на кровать. — Что за… голова кружится.
— А вы чего ждали? Вам на неё кирпич упал, между прочим. Это не говоря уже о том, что источник свой вы до дна вычерпали.
— Мне бы позвонить…
— Записку отправите. Заболоцкого я к вам допущу, а остальные — пусть режим соблюдают. Ну и… покойников, которые жертвы взрыва, ваши привезут или мне кого искать?
— Вот с Заболоцким уже как-нибудь решите, про покойников… и там пусть заявление подготовит для прессы. Чтоб… таки голова… — он потрогал эту голову и, покачнувшись, опустился на кровать.
— Отдых, — нетерпящим возражения тоном заявил целитель. — Еда и отдых.
— Заболоцкий пусть…
— Придёт. Отдавайте ваши распоряжения, но дальше… Карп Евстратович, вы сами говорили, что доверяете мне. Семь дней, конечно, вы не позволите, но пару часов сна вам нужны. Если вы не хотите и вправду в покойницкую переместиться.
Сказал и удалился. Горделиво так. А я ещё подумал, что эта горделивость никак вот не увязывается с пухлостью его фигуры. А потом принесли еду и думать стало лень.
Честно говоря, я не собирался засыпать. И место не то, и сама ситуация, и вот поговорить бы надо, раз собрались, но в какой-то момент я просто потерял нить разговора.
И в целом-то…
— … вы уверены? — этот шёпот я слышу ушами Тьмы. — В конце концов, если всё именно так, то стоит…
Лежу.
Точно лежу. И кровать панцирная. Чуть провисла под весом, отчего лежать не очень удобно. И матрас комковатый, повернуться бы, но лежу.
Дышу.
Медленно, так, чтобы и дальше казаться спящим.
— Алексей Михайлович, вот не сочтите за…
Голоса глухие, и Тьма ворчит, но не рискует подобраться ближе.
— … но это же просто…
— Проснулся? — дослушать мне не позволяют. И тень Михаила Ивановича ложится на лицо. Обыкновенная такая, которая рождена не иным миром, но светом электрической лампочки.
— Проснулся, — притворяться дальше неохота, и я разлепляю глаза. Сумерки. Там, за окном. Стало быть, провалялся я прилично. Тело ноет, мышцы, что деревянные. Руку рассеченную подёргивает нехорошо так, не столько болью, сколько зудом. И тянет поскрести о штанину, но искренне держусь.
— Доброго вечера, — говорю, пытаясь сесть.
Голова кружится.