Это он ангельскую силу почуял? Или что-то другое? Перчатки Татьяна носила даже дома, кажется, стесняясь белой этой кукольной кожи. Вот интересно, если у Алексея Михайловича такая побочка проявится, то как оно? Слышнев, конечно, не девица, но с другой стороны тоже живой человек.
Жена опять же может не одобрить.
Перчатку сестрица сняла, а потом и вторую, и спокойно протянула руки Николаю.
— Ожог, — произнесла она. — Старый.
— И весьма глубокий, как я вижу… — Николя развернул руки ладонями вверх, потом отпустил левую руку, а правой попробовал согнуть пальцы. — Не больно?
— Нет.
— Если вдруг ощутите боль, говорите.
— Только тепло… что вы делаете?
— Не уверен, что смогу исправить всё полностью, но…
Если он исправит хоть что-то, то… не знаю. Как минимум вычищу эту богадельню от мелких теней, так, что и следа их не останется.
— Рубцовая ткань весьма отличается от нормальной, — Николя — надо будет выяснить отчество этого человека, а то это он для Карпа Евстратовича Николя, а мне надобно со всем уважением — продолжал осторожно сгибать и разгибать пальцы. — Она более плотна, лишена желез и протоков, а ещё куда менее эластична. Это происходит в результате поражения не только кожи, но и слоёв жировой клетчатки, лежащих под ней, а порой и мышц со связками.
— Тепло…
— Именно, чтобы не допустить рубцевания, опытный целитель не станет пытаться залечить ожог в один момент. Он будет восстанавливать ткани постепенно… полагаю, вы воспользовались артефактом?
— Своего рода, — сказала Татьяна.
— Попробуйте сами сгибать и разгибать пальцы.
— По очереди?
— Как вам будет удобнее. Главное, чтобы движение было настолько глубоким, насколько в данный момент возможно. Конечно, артефакты — это отличный вариант, когда необходима быстрая помощь. Как минимум они ограничат площадь распространения ожога, защитят от сепсиса… мощность, правда, явно была избыточной.
— Там… — Татьяна кривовато улыбнулась. — Мощность изначально не регулировалась.
— Стало быть, древний, — кивнул Николя. — В древности полагали, что главное — побольше жизненной силы. Вот ваш организм, получив её, и исцелился, как сумел… однако почему вы после не обратились к целителю?
Пальцы… сгибались?
Ещё не в кулак, но… но вот прямо на моих глазах указательный коснулся ладони. И распрямился.
— Сперва там, где мы находились, целителей не было. Потом… руки ведь не болели, — Татьяна подняла взгляд.
— Ну да, конечно, если не болит, то к чему целитель, — проворчал Николя с некоторым раздражением. — А что вы испытываете… явные неудобства, так это же мелочи.
— Ожоги были действительно очень глубокими, — сказал Михаил. — Мы опасались за руки. И то, что удалось их спасти…
— Приняли за удачу.
— Именно.
— Что ж, случается.
— Я… не так давно… обращалась, — Татьяна чуть порозовела и покосилась на Мишку. — Просто хотела узнать, возможно ли сделать хоть что-нибудь… какие-то упражнения или мази, быть может…
— И?
— К сожалению, время упущено.
А вот взгляд Николя, в котором читалось откровенное удивление, сказал мне куда больше, чем сестрица. И не только мне. Мишка вон тоже сложил два плюс два, и результат, судя по всему, получил аналогичный.
Нет, мы сами идиоты, что целителя не нашли, это правда.
Дважды правда.
Или трижды?
Главное, чувство до крайности неприятное, потому что… ну потому что надо было бы подумать. А мы упёрлись, что как исцелили, так исцелили, и надо радоваться, что пальцы на месте.
Да и исцелял ангел. Разве ж обычный целитель может быть круче ангела? А выходит, что может.
Мы с Мишкой переглянулись.
— Это вам целитель так сказал? — уточнил Николя. — Так, здесь пока всё, давайте с левой попробуем… здесь чуть хуже, но в целом… ощущаете покалывание?
— Как иголочки… на кончиках пальцев.
— Отлично. Стало быть, частично нервная ткань тоже восстановилась, а это самое сложное. Про время вам целитель сказал?
— Да, — она ответила не сразу.
— Он осматривал? С использованием дара?
— Да.
— И лицензию имеет?
А главное, с каждым новым вопросом Николя у меня свои появляются.
— Извините, если лезу не в своё дело, но… видите ли, здесь нет каких-то тайных техник… напротив, всё давно изучено и отработано… — он поглаживал каждый палец, чуть сжимая, поворачивая и сгибая, чтобы потом разогнуть. — В теории верно, чем старше рубец, тем сложнее с ним работать. Но это касается не только рубцов. Да и старым можно считать после года, если не больше. Ваши же совсем свежие, полагаю, прошло пару месяцев…
— Да, — Татьяна посмотрела на меня. А я что?
Дважды придурок, что я.
С Метелькой вот. И с Татьяной. Она-то спросила у своего любезного, как там его… Роберта Даниловича, точно. И вот интересно, почему он ей солгал. Он ведь неплохой целитель. Мишка узнавал. Грамотный. И с лицензией лекарской у него полный порядок. И плевать на лицензию, главное, что наша квартирная хозяйка о нём весьма тепло отзывается. А уж она-то всё, в округе происходящее, знает. И будь Роберт Данилович криворукой бездарью, это не получилось бы скрыть.
Значит, целитель как минимум нормальный.
Тогда почему?
— Мне… мне предложили мази, которые размягчат кожу.
— Проблема не только в мягкости. Эластичность — это скорее следствие более глубоких повреждений. Впрочем, кажется, я слишком увлёкся… — Николя спохватился, что сказал лишнего. — И не знаю всех обстоятельств…
Дерьмо это, а не обстоятельства.
— Но руки можно вернуть? К нормальному состоянию? — Мишка первым сообразил спросить.
— К практически нормальному.
Татьяна подняла руки, повернула влево. Вправо. И осторожно, словно опасаясь повредить их, сжала в кулаки. Почти.
— Подвижность вернётся… почти полностью, как мне кажется, — Николя снял очки и принялся протирать стёкла. — Конечно, если вы профессионально играли на пианино, к примеру, то… боюсь…
— Без пианино я переживу, — поспешила успокоить Татьяна.
— Что нужно делать? — уточнил Мишка.
— Пока — я выпишу вам мази. Их изготовят тут же, при аптеке. Конечно, они обойдутся недёшево, но там используются некоторый особые ингредиенты… наша аптека имеет лицензию на торговлю препаратами особого списка.
А неплохо устроилась жандармерия.
— Я постараюсь сделать скидку, но… — Николя виновато развёл руками, словно стесняясь, что нам придётся платить.
— Деньги — как раз не проблема, — отмахнулся Мишка.
— Тогда хорошо. Мазь будете втирать дважды в день. После — обязательно перчатки, лучше всего тёплые. К сожалению, они скорее всего будут испорчены.
Потерю перчаток переживём.
— И запах не самый приятный.
— Не страшно. Вы бы знали, как они пахли… тогда, — Татьяна сказала и осеклась.
— Мне жаль, что вам пришлось пережить подобное…
— Ба, — сказал Тимофей, до того сидевший рядом с Метелькой, и что характерно тихо.
— А через неделю повторим. И да, очень рекомендую перебирать горох. Или бобы.
— Зачем? — вот тут не утерпел Метелька. — Мы чистый покупаем.
И кухарка имеется.
— Движения, — Николя пошевелил рукой. — Руки должны двигаться. Подойдёт и игра на том же пианино, но звучание будет своеобразным. Вышивка… это чуть позже. С бисером и иглой вы пока не справитесь.
Сказано это было спокойно и явно без желания обидеть.
— Но на будущее можете прикупить. Эффективность лечения во многом зависит от желания пациента исцелиться. И не только абстрактного.
— Та! — Тимофей кивнул, будто бы понял. — Ух!
Что-то он прямо разговорился сегодня.
— А… — Татьяна поглядела на Михаила, потом на меня. — Извините, я не знаю, как вас…
— Николай. Николай Степанович, — представился целитель и снова смутился. А ведь он довольно молод, пусть и старается казаться старше. Или не старается, но очки, халат этот сами по себе прибавляют лет.
— Татьяна Ивановна. Это мой брат Тимофей. При… том пожаре он получил травму, но не физическую…
— Понимаю, — Николай Степанович подошёл к кровати и наклонился. — Случается и такое. Молодой человек, добрый день.
Тимоха повернулся к нему. И опять показалось, что вот-вот он скажет что-то, что-то нормальное, такое вот, обычное.
— Рад знакомству, — Николай Степанович протянул руку. И Тимоха протянул свою навстречу. Рука целителя почти исчезла в лапище брата. — А вы сильны…
— Та!
— Он говорит что-либо ещё?
— Нет, — Татьяна покачала головой. — Отдельные слоги и только.
— А в остальном? Кушает сам?
— Сперва было сложно, но теперь да. Он вполне справляется. И… с одеждой тоже. Правда, пуговицы даются плохо, но… ещё рисовать стал.
— Отлично, — Николай Степанович не стал забирать руку, которую Тимоха радостно тряс. А вот вторую положил на макушку. — Птичка!
— Та? — Тимоха попытался запрокинуть голову.
— Нету. Улетела… так, очень любопытно… как понимаю, травма у нас не первая, да? И прежняя… ага, было воздействие, остаточные следы… так, ткань восстановилась. Очень любопытно. Вы позволите? Тут нужен более глубокий осмотр…
Мы переглянулись и кивнули.
— Делайте, — сипло сказал Мишка. — Всё, что нужно… и мы заплатим.
Николай Степанович отмахнулся. Кажется, вопросы оплаты его волновали постольку-поскольку.
— Так, дружок, — обратился он к Тимохе, — надо, чтобы ты полежал тихо. Спать хочешь? Сейчас я его…
Он не успел договорить, когда Тимоха просто закрыл глаза и начал заваливаться на бок.
— А вас, юноша, попрошу вас уступить кровать. Временно, исключительно временно…
Метелька без возражений перебрался ко мне.
— Любопытно…
Вот как-то это напрягает, когда доктору становится любопытно. По-моему, это прямо говорит, что у тебя там не просто зараза, но какая-нибудь такая, редкостная и хитровывернутая.
— Помогите, будьте добры… — это уже Мишке, и тот срывается помогать, укладывая Тимоху. Что сказать, тот помещается с трудом, потому что на его габариты кровать совсем даже не рассчитана. Она скрипит и опасно провисает по центру. Но Николай Степанович на такие мелочи внимания обращать не собирается.