Екатеренбургская неделя [1]
Мне позволили выйти в сад.
Точнее не выйти, а вывезти. Метелька притащил кресло на колёсах, оказывается, тут до подобных додумались. И это, нынешнее, донельзя напоминало моё старое, правда, было более тяжеловесным, неповоротливым и никаких тебе ортопедических изгибов со специальными вкладками.
Но я и так доволен.
В палату я вернулся, так и не переговорив толком ни с Михаилом Ивановичем, ни с Алексеем Михайловичем, но явно дав большим людям пищу для размышлений. Ну а прямо спозаранку заявилась Светочка.
С банкой бульона, свежими булочками и чудесной идеей, что нам нужно погулять на свежем воздухе. Вот она-то и выпросила, что кресло это, что дозволение.
— Тебе удобно? — спросила она пятый раз кряду, когда коляска, подскочив на ступеньках, едва не перевернулась. До пандусов тут тоже пока не додумались.
Ладно, потом изобрету.
Вот разгребусь со всем и сразу. А про плесень надо будет Николя сказать. Он вроде толковый. Глядишь, и поймёт, что с этим делать-то. Может, и додумается до антибиотиков. И сказать поскорее, потому как мир стремительно летит в… и я с миром лечу. А куда прилечу — большой вопрос. Так хоть что-то в теории полезное сделаю.
— А Симеон где? — поинтересовался Метелька, потягиваясь.
Для прогулки нам выдали тулупы, но день сегодня на диво солнечный. Весна точно вспомнила, что всё-таки пора уже являть себя народу, и солнца плеснула щедро. Остатки снега ещё прятались среди голых ветвей кустарника, но то тут, то там на чёрных земляных проплешинах пробивалась трава.
И цветы.
— Он попозже подойдёт. Мы отъедем, — Светочка оглянулась на госпиталь.
— Боится? — не удержался Метелька и тоже оглянулся.
— Опасается. Он всё-таки в розыске.
— Даже так?
— Это совершенно несправедливо! — тут же воскликнула Светочка. — Он ничего дурного не делал…
— А за что в розыск?
— Не знаю. Просто… им нужно отчитаться!
Кстати, охотно верю. Отчётность — дело такое. Но что-то подсказывает, что в данном случае жандармы вполне в теме.
— А кто сказал, что он в розыске? — уточняю так, для понимания ситуации.
— Светлый, — Светочка пожала плечами. — Вчера. Он знает. У него друзья.
— В полиции?
— У нас везде друзья!
Мы с Метелькой переглянулись, но комментировать не стали. Вот… честно, чем дальше, тем больше подозрений вызывает этот гражданин Светлый. И трогать его не трогают, и друзья эти…
Но Светочке подозрения озвучивать смысла нет.
Оскорбится.
— Если так, то ему не страшно? Ну, сюда приходить? — Метельке приходилось налегать на коляску всем своим вестом, потому что то ли ось заржавела, то ли конструкция сама, но двигалась она тяжко.
— Мы не боимся опасности!
Ага, презираем и плюём ей в наглую харю.
— Речь не о страхе, — говорю. — А о здравом смысле. Зачем рисковать, если можно не рисковать? В конце концов, жандармов тут и вправду много…
— А толку мало, — Симеон махнул рукой и сказал: — Привет. Рад, что тебе лучше.
Врёт. Не рад. Искренности ему не достаёт.
— Вот, я же говорила! — а Светланка прямо просияла, будто появление этого типа — её личная заслуга. Он же грудь выпятил…
Одет, к слову, неплохо.
— Ничего костюмчик, — я разглядывал Симеона с интересом.
Не на заказ шит, но по фигуре его подгоняли. И получилось неплохо. Есть мелкие огрехи, но они в глаза бросятся лишь тем, кто знает, куда смотреть. А так… рожа бритая.
Шляпа на голове.
Тросточка в руках.
Вид внушающий, прям за версту благообразием разит. Ну и одеколоном тоже. Нижние чины к такому не сунутся, принявши или за купеческого отпрыска, или за дворянского даже, из мелких. С таким связываться рискованно, никогда не знаешь, кто за ним стоит и какие проблемы устроить способен. Вот только держится Симеон без должной уверенности. И тросточку крутит, вертит, видно, что мешает она ему. А ещё он сутулится, и совсем не горбится лишь потому, что пиджак не позволяет.
— Благодарю, — Симеон плечи под моим взглядом расправил, позу принял, но очень у него неестественною вышла. — А тут нынче и вправду людно. Значит, не врут люди?
И в меня взглядом вперился.
Сверлит, высверливает.
— В чём? — спрашиваю.
— Он действительно тут?
— Кто?
— Слышнев? С-собака… — и под ноги сплюнул. А ещё интеллигентным человеком представиться хочет. — Говорят, что сюда его доставили. Подыхать.
— Ну… я не знаю, — вру и на Метельку кошусь. — Если и доставили, то мне о том не доложили.
Чистая правда. Не доложили.
Вот когда врёшь, очень важно, чтоб оно правдой было.
— Ага, на кухне баяли, — Метелька взглядом стрельнул, но понял правильно. — Вчерась вообще, вы пошли и такое началось!
— Какое? — Симеон резко обернулся и выдохнул.
Боится?
А то. И сам себя страхом пугает. Вот готов поспорить, что никто его не ищет. Если взяли, потом отпустили, то к чему искать? И прямо вдруг вчера сказали, а до того не говорили. А что товарищ Светлый информацию «проверенную» выдал, так это ему выгодно, чтоб Сёмка думал, будто он в розыске. Человеком, который в убежище нуждается, легче управлять.
— Так… сперва одни приехали. На машинах. Весь двор заполонили! И все с винтовками, а один так вовсе с пулемётом!
— Боится народного гнева, — важно кивнул Симеон и, тросточку подкинув, попытался перехватить другой рукой, но она из пальцев выскользнула, грохнувшись наземь. А землица ото мороза отошла, но просохнуть не успела.
— Вот… потом ещё жандармы прибыли. Весь госпиталь обходили. Ко всем заглядывали.
— Не помню, — честно сказал я.
— Так ты дрых. А там уж к вечеру и крёстный ход устроили. Батюшка был…
— Батюшку помню.
— А то… хорошо пел. Голосина такой, что прям через стену брал!
Кстати, чистая правда.
— Стало быть, на целителей уже не надеется… недолго ему осталось.
— Ну… — Метелька снова на меня покосился. — Так-то да, только… ещё икон подвезли. Чудотворных. Говорят, всех исцеляют.
— Ещё одна ложь, — скривился Симеон. — Народ привык верить в чудеса, не понимая, что часто за ними стоит обман или вот та же магия, которую прячут в оболочку…
В общем, чуется, и к церкви у него большие личные претензии. Прям речью целой разразился про то, как попы народ обманывают, а на самом деле всё иначе. Я ж, пока этот павлин пел, Метельку за штанину дёрнул и, когда тот ко мне наклонился, шепнул:
— Скажи им, что помогло. Вроде как…
Потому что мнится, не за ради моей красивой рожи Симеон сюда явился. И не по собственной инициативе. Вон, договорил и опять башкой крутит, злых жандармов высматривает, которые в кустах безлистных прячутся и бдят.
Трусоват он.
Изрядно так трусоват, крыса лабораторная. И в жизни сюда бы не сунулся, если бы не приказ. А раз про Слышнева выясняет, стало быть, тот и интересен. Чем? Вот и выясним.
— Так-то оно так… — в Метелькином голосе слышалось теперь сомнение. — Но вот… вроде как и полегчало…
— В смысле? — а вот теперь Симеон прямо в струну вытянулся.
— Жопа в коромысле, — Метелька дёрнул кресло, разворачивая его к дому. И от слов его Светочка хихикнула, а Симеон прямо побагровел. И рот открыл, чтоб ответить, но Метелька ему говорить не позволил: — Сам слышал, как целитель там кому-то говорил, что угрозы для жизни нет. Что восстановление будет долгим… эта… как его… батация… ротация…
— Реабилитация? — я тоже влез в разговор.
— Во-во, она самая.
— Это невозможно! — Симеон тросточку поднял-таки и сжал в руке. По светлым перчаткам расползлась грязь. — Это… он умрёт!
— Ну, я-то, конечно, свечку не держал, — я влез в разговор. — Так-то говорить не стану, но сам подумай, если б он помирал, на кой туточки столько народу? Помер бы и всё…
— А ведь он прав, — Светочка шла рядом, по самому краю дорожки. И кажется, её ничуть не беспокоило, что под ботиночками её грязь хлюпает. — Он ведь столько времени дома был.
Это про Алексея Михайловича?
— И охраняли этот дом лишь пара полицейских. А тут вдруг так резко поменялось…
— Тоже в чудо веришь? — бросил Симеон, прямо багровея.
— Может, дело не в чуде, — я поёрзал. В следующий раз попрошу подушку под задницу, потому что и твёрдо, и трясёт. Это не забота, это издевательство какое-то. — Церковь ведь и вправду организация серьёзная. С этим спорить не станешь.
Симеон фыркнул что-то неразборчивое.
— Вот… и свои секреты у них есть. Может… ну там… не знаю… какие артефакты секретные, которые только своим выдают. Или… кровь ангельская.
Ляпнул так, наугад.
А вот лицо Симеона прямо вытянулось. Он и споткнулся, снова тросточку выронивши. Подсказать, что она уже давно из моды вышла, чтоб не мучился?
— Кровь… ну да, конечно… у них должна быть кровь… возможно, если так-то… да… и… Свет?
— Что?
— Я…
Пойдёт.
Докладываться. Даже побежит. Вон, лицо как просияло. Гениальная идея добралась до мозга. Всё-таки бесит он меня. И дело не в Светочке, не в ревности. Сам по себе бесит.
— Мне… надо… если всё так, то я должен сказать. Это важно. Чем раньше товарищи узнают, тем…
Тем быстрее смогут подготовить ещё одно покушение?
Надо будет предупредить Алексея Михайловича, что ли.
— Ты со мной? — Симеон Светочку за руку схватил. — Идём!
— Я только пришла!
Руку она попыталась забрать, вот только держал Сёмка её крепко.
— Не время спорить…
— Я с Татьяной договорилась встретиться! Я к ней потом хотела… и хватит! Сёма, что ты… — она руку вырвала и потёрла запястье. — Ты какой-то не такой…
— Если Слышнев жив…
— Пока о смерти не объявляли, — я перебил Симеона, и тот скривился. Вот чую, что и он меня недолюбливает. Я бы даже сказал, что конкретно так недолюбливает.
И относится предвзято.
— Если так-то… ну, чисто постороннее мнение.
Он фыркнул и наклонился за тростью, явно показывая, сколь ему это мнение интересно. А вот Светочка слушает.