— Кровь, — я не мог отвести взгляда от щита, который теперь набряк и пульсировал, что гнойник. — Чем больше крови…
Потому что убитые в перестрелке, они ведь тоже по сути своей жертвы. А чем больше жертв, тем оно…
Голос мой стёрло взрывом. Зазвенели стёкла. Кажется, что-то посыпалось. Крик людей. Вой какой-то. А щит треснул. И Тьма с Призраком встали между нами и тварями.
— Уходите, — бросил я Карпу Евстратовичу. — Выводите людей.
А он ещё сомневается.
Благородный, чтоб…
— Если оно сожрёт дарника…
От Анчеева хотя бы тело осталось. А вот от этой девицы — ошмётки плоти, которые шевелились и растекались тягучим озерцом. Под ним шипели каменные плиты, а в самом центре разворачивалось чёрное окошко полыньи. И из него, клекоча от восторга, вырывались твари.
Мелкие.
Пока мелкие.
И Призрак, подпрыгнув, перекусил одну пополам. Тьма просто рассыпалась облаком, всасывая всё, до чего могла дотянуться.
— Быстрее! — я рявкнул. — Я не смогу держать тварей долго! А тут дети! И раненые! Если не увести…
Всегда приятно иметь дело с благородным человеком. Позволить, чтобы твари сожрали детей и раненых, Карп Евстратович не мог.
Так, а мне что делать?
Держать?
Или попытаться закрыть?
Знать бы ещё, как это делается. Поток тварей вдруг иссяк, а на поверхности лужи появились пузырьки. Сперва мелкие, но каждый новый становился крупнее, будто там, под лужей, развели огонь и она начала закипать.
И повеяло таким вот, характерным.
Ветерок с той стороны.
И в следующее мгновенье бурление стихло, образовав гладкое, поблескивающее слюдой, зеркало. Знакомое такое. Вот и полынья.
А вот и тварь, которая из неё выглядывала. Осторожно так, недоверчиво.
Высунуло кончик щупальца и замерла.
Я хмыкнул и, сформировав из тени клинок, по этому кончику и рубанул к огромной радости Призрака. Тот мигом рванул к щупальцу и, перехватив обрубок, оттащил в сторону.
Лужа булькнула.
И выплюнула пяток щупалец, причём некоторые длинные, тонкие и покрыты будто мехом. Нет, не мехом. Камень, которого они коснулись, зашипел и оплавился.
Ага, мех, получается, кислотный.
Но теневой меч и тут не подвёл. А я подумал и, слепив из тьмы заряд побольше, швырнул в полынью.
Бахнуло.
То есть, видно оно не было, но я почувствовал, что бахнуло. И тварь… да, ей это не понравилось. Визг её хлестанул по ушам и стёклам. И я оглох.
Мир в тишине довольно странен, если так-то.
Вот беззвучно осыпаются стеклянным крошевом окна. Одно.
И второе.
Подпрыгивает, расправляя крылья, Призрак. Я знаю, что он клекочет, но не слышу. И не слышу, как трещит потолок, потому что очередной взрыв, где-то там, в стороне, воспринимаю скорее всем телом, чем ушами. Вибрация от него идёт по стенам и полу, и лужу тоже будоражит.
А в неё, откуда-то снизу, пытается пролезть тварь.
Полынья слишком узкая.
Крови не хватило?
Смерти?
Жертв?
Главное, что дыра получилась маленькой. Вон в неё сунулась было узкая пасть, длинная такая, что ножницы, утыканная шипами.
И застряла.
Рванула вниз, разваливая то ли пол, то ли барьер между мирами. Хруст уже пробился сквозь полог тишины. И я затряс головой — всё-таки немой мир — это не моё, а потом, когда морда вновь рванула, полоснул её наотмашь, сшибая шипы.
Звуки не вернулись. Вместо этого на голову посыпалась каменная крошка. А ближайшую стену, намекая, что надо бы убираться отсюда, вспороли трещины
И Тьма крутанулась.
— Я, — её шёпот в голове причинял боль. Похоже, тот звук не только уши повредил. — Я убить. Я мочь.
— К-как? — я напряжённо пялился на дыру. — Что это за…
— Жить. Внизу. Большой зверь. Медленный. Глупый. Есть.
Вот что меня радовало, так это аппетит теней. А если кушают, значит, растут.
— Он там. Ты тут. Я туда точно не полезу.
Может, зверь и не отличается умом, но размеры её намекают, что силы следует оценивать здраво.
— Нет. Я тут. Он тут… голову. Надо. Голову совать. Глупый. Ты — не мешать. Он ломать. Лезть.
То есть, мне просто в сторонку отойти?
— Да! — Тьма обрадовалась.
— А если он проберётся?
— Нет. Глупый зверь… есть. Много сил. Большой. Я. Он.
Призрак присел у полыньи, поглядывая то на неё, то на меня. Вид аккурат, что у кота, который на рыбалку увязался и теперь не понимает, где его доля.
Ну… попробовать можно.
И я отступил, выдыхая. Надеюсь, Тьма не ошиблась. А узкая пасть долбанула снова. И опять. И замерла, явно настороженно так.
Глупая или нет, но что-то она заподозрила.
— Уйти, — Тьма забеспокоилась. — Чуять. Бояться.
То есть, эта вот тварюга, размеры которой мне и представлять не хочется, боится Тьмы? И сейчас может просто взять и свалить? Мечта, а не исход, потому что какой-то из меня не особо воитель вышел.
— Кушать!
Понял.
Кушать — это аргумент. Главное, правильно определить, кто и кого кушать будет. Я вздохнул. Вот что-то моё здешнее геройство сводится исключительно к самовредительству. Я огляделся и, подняв осколок стекла, полоснул себя по ладони.
— Так лучше? — поинтересовался я, шагнув к твари, которая явно маялась перед выбором. Теперь я разглядывал её пристальнее. Вытянутое рыло, узкое такое и с изящною горбиночкой. Чешуя. Шипы. И чёрные ямины, из которых сочится жижа.
На конце рыла — пучки мелких щупалец, и они-то, почуяв кровь, зашевелились. Морда нырнула… вниз? Так правильно? Главное, что убралась, а в следующее мгновенье ударила, сколько было силы. Тварь вгоняла башку в расщелину, пытаясь расширить её. И не без успеха.
Клыки клацнули у самого лица, обдав вонью иномирья.
И я сделал шаг назад.
Будет обидно, если сожрут. Почему-то думалось об этом отстранённо. И главное, нынешняя тварь, в отличие от той, которую в Анчеева спрятали, не вызывала отвращения.
Снова удар.
И показался глаз.
А на следующем — ещё три. И это с одной стороны морды. Три мелких, похожих на чёрные виноградины, прилипшие к чешуе, и один крупный выпуклый. Он-то и зафиксировал взгляд на мне. Тварь, пробившись в узкую щель, пыталась повернуть голову, чтобы не выпустить меня из поля зрения. Ноздри её раздувались, щупальца над ними выплясывали кренделя, а меж частокола зубов вынырнул узкий длинный язык, которым тварь подхватила оброненную каплю моей крови.
— Кис-кис, — позвал я её, ещё отступая. Она чуяла. И кровь мою, и силу, и те манили, напрочь перебивая все страхи. Тьма распласталась на полу.
— У… — тварь выдохнула и дёрнув башкой, ещё немного расширила дыру.
И дёрнула в другую сторону.
Она подалась назад, и я услышал скрип и хруст. И пол под ногами опасно задрожал. А потом тварь ухнула и ударила. Как понимаю, со всей дури и всею своей немалою массой.
Хруст сделался оглушительным.
И башка проскочила.
Почти. За глазами черепушка расширялась, превращаясь в корону из рогов. Вот эти рога и послужили крючками, которые зацепились за что-то там, в межмирье, не позволяя твари ни пролезть вперед, ни отступить. Вот даже сложно сказать, как это можно объяснить с точки зрения классической науки и здравого материализма. Впрочем, с точки зрения здравого материализма и твари существовать не должно бы. А она вот есть. Выпялилась на меня россыпью глаз — дальше обнаружились ещё с дюжину, разного размера и цвета.
Дышит.
Втягивает воздух и щупальца вокруг ноздрей закрываются, превращаясь в гладкие комочки, и выдыхает, шумно, с присвистом.
Главное, что именно эта тень совсем даже не тень.
В том смысле, что она довольно плотная. Вещественная даже. И в целом такая, животного обличья, пусть и странноватого.
Тварь заворчала и дёрнулась было вперёд.
Когда не получилось — дёрнулась назад, но растопыренные шипы лишь заставили пол затрястись. Тем временем Тьма подобралась, превратившись в черную каплю. А в следующее мгновение она переместилась. Тварь, ощутив неладное, попробовала повернуться, но Тьма оказалась быстрее. Она взлетела и опустилась, рассыпавшись облаком тумана. Капли его коснулись шкуры и тварь, инстинктивно дёрнув головой, заорала. Рев ее сотряс здание и с потолка вновь посыпались камни и штукатурка. Тьма же вгрызалась в плоть. И та закипала. А туман сгущался, превращаясь в тонкие щупальца. Я видел, как те ввинчиваются глубже и глубже.
Пробивают чешую.
И подобие кожи. Прорезают путь в мышцах, и дальше, до кости, одновременно расширяя каналы. Тьма разорвалась на части, и по морде зверя потекла черная жижа расплавленного полупереваренного мяса. А ко мне потянулся поток энергии, сперва тонкими ручейками, но постепенно набирая силу.
Рев перешел на хрип. И тварь отчаянно забилась в ловушке, пытаясь высвободиться. От её рывков трещины стали шире, но ткань межмирья оказалась прочнее больничного пола. А черные жгуты ускорились.
Главное я чувствовал и тварь.
И силу.
И то, как шипит, расплавляясь, плоть, как становится она частью меня… не меня, а Тьмы. Надо всё-таки как-то себя отделить, а то ж и свихнуться недолго. Главное, что жгуты прирастали этой вот, поглощённой, силой. И ускорялись.
Не знаю, был ли у твари мозг, но в какой-то момент сопротивление исчезло, и жгуты провалились куда-то, где пряталась энергия.
Много энергии.
Много силы.
В этот же момент оборвался рёв, а тварь затихла.
— Большая, — до меня донеслось эхо эмоций: гордости, удовлетворения и даже счастья. — Глупая.
И помолчав, добавила:
— Вкусная.
— Что вкусная, это хорошо, — я опёрся на стену, прислушиваясь к себе и миру. Колени чуть подрагивали. Голова кружилась. Но в целом ничего.
Живой.
И вон энергия текла уже полноводной рекой. Так, надо тоже осторожней, а то перебрать легко.
— Нет. Я смочь. Спрятать.
В голове появился образ большого сундука, в который засовывалась маленькая тварь. То есть, Тьма не переварит её сразу? А отложит на будущее?