Инквизитор кивнул снова.
— Если у вас больше нет вопросов к госпоже Лилей, думаю, нам стоит ее отпустить, — заметил пожилой священник. — Ее наверняка ждут пациенты.
Отец Антоний махнул рукой. Попрощавшись, я вышла за дверь, а отец Стефан отправился вслед за мной.
— Он пробудет у нас не менее недели, — шепнул, когда мы приблизились к выходу. — Постарайся не ходить это время в лес.
— Не могу, — также шепотом ответила ему я. — Границу нужно укреплять раз в несколько дней, иначе она ослабеет. ОНИ мигом это почувствуют и попытаются ее разрушить.
— Вилена…
— Я буду осторожна, клянусь. Но мне нужна помощь. Постарайтесь не подпускать инквизитора к Громовой дубраве.
— Невозможно. Антоний целенаправленно ехал именно туда. Ты ведь знаешь, что спровоцировало всплеск магии?
— Конечно. И вы тоже это знаете. Меня удивляет одно — почему отцы инквизиторы отправили сюда своего человека только теперь.
— Боже, Вилена…
— Задержите его в храме, а я пойду в лес прямо сейчас. Нельзя, чтобы отец Антоний обнаружил ИХ поляну.
Отец Стефан поджал губы и кивнул.
В лесу было темно. Над Форстом уже во всю светило солнце, высокий же древесный шатер Громовой дубравы слабо пропускал лучи света, а потому здесь почти всегда царил полумрак.
Раньше, когда была жива мать, входить в эту обитель кошмара было почти не страшно. Сейчас, когда за моей спиной никого нет, и я точно знаю, что в случае опасности могу рассчитывать только на себя, переступать границу леса становилось жутко.
Воздух Громовой дубравы был свеж и душист. Это немного меня приободрило. Сейчас утро, а значит, вероятность того, что я наткнусь на местных жителей, очень мала, — эти ребята больше любят темноту.
Жаль, что защитный контур нельзя укреплять из-за кустов. Не будь у меня необходимости подходить к ИХ обиталищу вплотную, жить стало бы легче и веселее.
Я быстро миновала знакомую тропинку, приблизилась к двум высоким дубам, которые подобно молчаливым стражам, охраняли подход к небольшой поляне, в центре которой располагался круглый зеленый холм.
Вокруг было тихо. Звонкий щебет птиц смолк, зато поднялся легкий ветерок, всполошивший кроны деревьев. В тот же миг в нос ударил запах тухлятины — отвратительный, сладковатый, знакомый с детства. Что ж, судя по всему, мои надежды не оправдались.
Игнорируя усиливающуюся вонь, подошла к дубам и сразу же увидела ЕГО.
ОН сидел на траве у холма и пристально смотрел на тропинку. Его белоснежные волосы были рассыпаны по плечам, правильные черты идеального лица казались расслабленными, узкие кисти изящных рук сплелись на коленях в замок. ОН знал, что настала пора обновить чары на защитном контуре и нарочно меня поджидал.
Шаг вперед, и ОН плавным движением поднялся с земли, а его точеные губы растянулись в улыбке.
— Вилена, — ЕГО голос напоминал шелест листвы или даже шепот самого леса. Я слышала его не только ушами, но и кожей, и всем своим существом. — Ты пришла, моя радость.
Пытаясь подавить мелкую дрожь, которая начала сотрясать тело, я вышла на поляну. Вонь усилилась, и от нее стало трудно дышать.
— Доброе утро, Никодим, — тихо сказала, стараясь не смотреть в льдисто-голубые глаза давнего знакомого.
Мама часто предупреждала — с НИМИ разговаривать нельзя. Я и не разговаривала, только здоровалась и прощалась. Почему-то казалось, что никак не реагировать на приветствия неправильно. Не вежливо.
— Я ждал тебя к вечеру. Отчего же ты пришла так рано?
А вот теперь можно не отвечать и просто делать то, ради чего я сюда явилась. Беглого взгляда на поляну было достаточно, чтобы понять — контур находится в отличном состоянии. Мать перед смертью укрепила его на славу. Осталось лишь обновить защиту.
— Я не устаю тобой любоваться. Ты стала такой красивой! Сколько тебе лет, Вилена? Девятнадцать? Или уже двадцать?
Я мысленно закатила глаза. Бессовестный лгун. Красивая!.. По меркам ЕГО народа я гораздо уродливее самой убогой дурнушки. Впрочем, дурнушек у этих ребят нет, они все, как на подбор, свежи и прекрасны. И жутко воняют тухлятиной.
— Ты уже похоронила Эдиту? Мы сложили ее кости у самой границы, чтобы тебе было легче забрать их и отнести в город. Знаешь, мы хотели вернуть ее тело целиком, но не смогли удержаться — слишком уж давно не ели человечины.
Я вздрогнула и подняла на него взгляд. Никодим стоял почти на самой границе, и от исходившего от него запаха начинало резать глаза.
— Ее мясо было жестким, но очень ароматным, — тихо произнес он, — Интересно, какой на вкус будешь ты?
У меня внутри все похолодело. Я отшатнулась, попятилась, а потом развернулась и со всех ног бросилась прочь. В след мне раздался тихий мелодичный смех, похожий на серебряный голос ветерка.
С поляны я бежала, как испуганная лошадь, — продираясь через кусты и почти не разбирая дороги. Остановилась и перевела дух лишь выбравшись на опушку.
Святой Боже, как я ненавижу этих тварей! Из-за НИХ вся моя жизнь — долгий нескончаемый ужас.
Мама говорила, что при встречах с НИМИ нужно сохранять спокойствие и невозмутимость. У нее самой это неплохо получалось. Наверное, поэтому за ее работой ОНИ наблюдали молча или вовсе не выглядывали из своей норы, когда она приходила в лес. Я же со своими эмоциями справиться не могу.
Никодим знает, что я его боюсь, и каждый раз старается запугать меня еще больше. Надеется, что страх помешает мне сделать свою работу, и его народ сумеет вырваться на свободу.
Неделю назад ИМ это почти удалось. Если бы мама не пришла мне на помощь, к сегодняшнему дню эти существа вырезали бы весь город.
А так ОНИ убили только маму.
В груди что-то отозвалось тупой тянущей болью, а глаза сами собой наполнились слезами.
Отец Стефан говорит, я ни в чем не виновата. На ИХ стороне всегда был численный перевес, и то, что мы больше трех веков держим ИХ под замком, — настоящее чудо. Еще он говорит, что поражения в этой борьбе неизбежны, и потерю каждого бойца мы должны принимать со смирением, ибо все они отдают свои жизни ради общего блага.
Но я знаю — если бы не мой страх, мама была бы жива. В ее смерти виновна только я, и никто другой.
Дождавшись, когда успокоится дыхание, я пошла вниз по тропинке. Скоро одиннадцать часов, и в аптеку наверняка пришли покупатели. Бабушка давно открыла ее двери, однако сомневаюсь, что она сможет кому-либо помочь. С каждым месяцем она становится все рассеяннее и постоянно путает мази и отвары.
Я прибавила шаг.
Посетитель в аптеке действительно был, но не тот, о котором я думала. Стоило приблизиться к дому, как в одном из открытых окон первого этажа мелькнула черная сутана.
Поправила подол платья и переступила порог, мысленно надеясь, что не принесла с собой запаха мертвечины, исходивший от Никодима.
Отец Антоний стоял у прилавка и с любопытством рассматривал полки с баночками и флаконами. Рядом с ним топталась бабуля, что-то воодушевленно ему рассказывавшая.
— А вот и Вилена, — сообщила она, увидев меня. — Говорила я вам, святой отец, — моя внучка мигом вернется.
Инквизитор, обернувшийся на звук шагов, теперь сверлил меня пристальным взглядом. От его шоколадных глаз по спине снова поскакали мурашки.
— Вы были в лесу? — спросил мужчина.
— Да, — кивнула я.
— Что же вы там делали?
О, ответ на этот вопрос у меня был готов всегда.
— Хотела собрать кое-какие травы, — спокойно сказала ему. — Но они, к сожалению, недостаточно вызрели. Почему вы спрашиваете?
Отец Антоний промолчал. Вместо слов снова смерил мою фигуру взором, таким острым и пронзительным, что я невольно поежилась.
— Я говорил с вашими соседями, — произнес инквизитор. — Они сказали, что неделю назад в Громовой дубраве что-то произошло. Сначала на лес налетел сильный ветер, удивительным образом не затронувший местные сады, а потом завыли волки. Если верить очевидцам, вой их был так страшен, что у людей, услышавших его, вставали дыбом волосы. Утром следующего дня выяснилось, что во время загадочной бури умерла одна из жительниц Форста — некая Эдита Лилей. Ваша мать, Вилена.
В горле снова встал ком. Господи, только бы не разреветься!
— Сегодня в храме вы утверждали, что в Громовой дубраве не происходило ничего необычного, а об этом происшествии не упомянули ни словом. Почему?
— Потому что я не считаю это происшествие необычным, — я старалась говорить ровным спокойным голосом и, по возможности, не отводить глаза. — Звери в лесу воют часто, да и ветер там бывает почти каждый день. В том, что моя мать умерла именно в тот день, я тоже не вижу ничего особенного.
— Мне сказали, вы хоронили госпожу Лилей в закрытом гробу. Что с ней случилось?
— Ее загрызли волки, — невозмутимо ответила я. — Те самые, которые испугали наших соседей. Когда я нашла мамино тело, от него мало что осталось, поэтому гроб на похоронах был закрыт. Чтобы не шокировать окружающих.
— Ваши слова отражены в официальных документах?
— Конечно. И в заключении о смерти, и в регистрационных книгах. При желании вы можете расспросить отца Стефана, он отпевал маму и видел, как она выглядела.
— Ладно, — кивнул в свою очередь инквизитор. — Что ж, спасибо за уделенное время. Теперь я хотел бы немного прогуляться по Громовой дубраве.
Вежливо раскланявшись, и отец Антоний вышел за дверь. Мы с бабушкой несколько минут наблюдали в окно, как он шагает к деревьям. Когда мужчина скрылся за высокими стволами, я громко выдохнула и устало опустилась на стул.
— Принес же черт этого носатого, — проворчала бабуля, усаживаясь рядом. — Будто без него было мало проблем.
Я махнула рукой.
— Я знаю, кто ему наплел про ветер и волков, — продолжала бабушка. — Тина Лоу, больше некому. Вечно она сует нос не в свое дело. Ну, ничего. Пусть только придет к нам за средством от запора! Я ей такой отвар дам, что она неделю из уборной не выйдет!