— Не нажимай! Никакой спешки! Но и останавливаться тоже нельзя. Быстрее или медленнее, итог один — преждевременная гибель. Нет ничего слабее и податливее человеческой плоти… Что ты уставился на круг?! Подними глаза! Пусть руки работают сами. Они лучше знают, как надо!
Горшок растет. Безо всяких усилий Ким придерживает его, едва касаясь ладонями, и он кружится, тянется вверх, как молодое деревце. Сила вращения наполняет и раскрывает его изнутри, а руки удерживают форму.
— Ты совсем молод и полон жизненной силы. Надо просто удержать ее, не дать вытечь из ран. Сначала удержать, потом направить, и твое тело само исцелит себя. Ты же монах — неужели тебя этому не учили? Не верю… Обратите внимание, мальчики, я почти не вкладываю собственных усилий — раненый всё делает сам. Одного я не пойму: почему никто из вас не сумел проделать в лесу то же самое?
Разноцветное пространство наполнилось ропотом смущенных оправданий.
Ким поморгал глазами, но ничего не изменилось.
Пятна понемногу сливались в один изумрудно-розовый, колышущийся туман. Размытые пятна, мелодичные звуки, теплые нежные прикосновения. Цвет, запах, звук смешались и выражаются друг через друга. Цвет пахнет, каждый звук осязаем. Ким вздыхает и расслабляется, впадая в дрему. «Что это за мир? Он совсем чужой, тут всё по-другому… но, о боги, как мне здесь хорошо! Вот бы не подумал, что поющие разноцветные зигзаги могут так успокаивать…»
— Ага. Действие волшебных грибов начинает проходить, — раздался голос, на этот раз — прямо над его головой. — Раненый открыл глаза… но он все еще не вполне осознает себя. Обратите внимание на характерную бессмысленную улыбку…
Ким, блаженно улыбаясь, снова погружается в мир грез. Он не понимает, кто это говорит — вон то салатное облако или эта золотая пыльца. Да ему, в общем-то, все равно.
— Раны закрыты, ткани соединились, ток крови восстановлен… Нет, мы еще не закончили. Осталось самое главное. Горшок цел, но непрочен, а пока он непрочен, он бесполезен. Его надо еще обжечь, иначе он разрушится после первого же употребления. Что нам нужно? Укрепляющее пламя. Ну, кто хочет попробовать? Давай-ка ты, Лиу, — опозорился, исправляй…
Внезапно всю сущность Кима охватило пламя. Кровь вскипела в жилах. Сухое, чистое, жестокое пламя. Затем — горячая волна боли…
Ким закричал, попытался выскочить из огня, но его подхватили за плечи и бросили обратно. Пламя схлынуло, боль отступила, цветные пятна поблекли и угасли.
Ким очумело посмотрел по сторонам и обнаружил, что лежит на кровати в просторной чистой комнате со стенами из переплетенных прутьев. Рядом с ним на низком прямоугольном столике, потрескивая, горит светильник, углы комнаты тонут в темноте. Вокруг его ложа сидят давешние «небесные отроки» — уже без раскраски, с чисто вымытыми взволнованными лицами, — и какой-то немолодой мужчина с гладко выбритым подбородком, в строгом синем кафтане. Целитель? Наставник?
При виде мальчиков Ким тут же вспомнил, чем закончился его неудачный бой, — «Он выстрелил мне в глаз!» — и схватился за лицо. Но, наверно, все же этот Лиу промахнулся — оба глаза видели одинаково. Кожа вокруг левого припухла и болела, но не больше, чем после обычного синяка. Морщась, Ким коснулся ключицы и нашел небольшую неровность на коже, словно от старого шрама. Осмотр раненой руки показал, что никаких следов ранения там нет вообще.
— Очнулся!
Кто-то сунул ему в руки бамбуковое коленце с водой. Ким жадно напился.
Мальчишки загалдели.
— Скажи что-нибудь!
— Пошевели правой рукой!
— Посмотри на меня правым глазом!
Мужчина в синем кафтане унял их, молча подняв руку. Его властные манеры и прямая спина плохо сочетались со скромным, почти монашеским нарядом. Киму стало неуютно под пристальным взглядом его маленьких черных глаз. Он подумал, что этот человек похож не на целителя, а уж скорее на чиновника, инспектора или судью.
— Сегодня днем вы меня опозорили, дети Луны, — заговорил целитель, не меняя застывшего выражения лица. — Что за достижение — вчетвером изувечить беглого монаха? Разве вы забыли Пятое предписание? Дон?
— «В убиении или оставлении в живых есть выбор», — процитировал старший подросток — высокий, худой и длиннорукий, со строгим бледным лицом обитателя северных провинций.
— Ха, кто ж его убил-то? Так, малость позабавились, — весело сказал красивый мальчик лет пятнадцати. Ким узнал его голос — именно этот красавчик в него стрелял.
— Он умирал, когда вы притащили его ко мне, скуля и взывая о помощи! — резко ответил целитель. — Вы ничего не сумели сделать, даже вчетвером, а все почему? Потому что увлеклись. Не думали, калеча монаха, как будете исправлять дело собственных рук. Несмотря на то, что каждый из вас днем и ночью должен помнить о Шестом предписании. Мик?
— «Сын ветра и луны должен уметь исцелить любую из нанесенных им ран», — без запинки отбарабанил малыш.
Плоский нос, выпуклый лоб и узкие глаза придавали ему сходство с черепашкой, а смуглый желтоватый оттенок кожи указывал на южное происхождение.
Мужчина кивнул.
— Неплохо, чтобы вы держали в уме эти правила не только до и после, но и во время боя. А теперь помолчите. Я должен удостовериться, что восстановление целостности прошло успешно.
Он взял запястье Кима, прикрыл глаза и замер. Ким, все еще под действием волшебных грибов, удивительно легко поймал импульсы той силы, которую его учил распознавать и использовать старец Чумон. По всему телу веером расходились едва уловимые волны, отличаясь одна от другой цветом и звучанием. Каждая следующая волна силы проникала глубже, чем предыдущая, омывая такие области его тела, о которых он и не догадывался. Все вместе они сплетались в замысловатый узор — так плетут по спирали тряпичный коврик, в котором разноцветные лоскутки к концу неожиданно создают цельную картинку. «Что он делает? — удивился Ким. — Словно бросает камни в колодец, а потом слушает эхо…»
Целитель открыл глаза, провел раненому рукой по голове, от темени к затылку, зачем-то щелкнул по лбу и только после этого спросил:
— Как ты себя чувствуешь, мальчик?
— В целом неплохо, спасибо, — кашлянув, ответил Ким. — Только вот в спине, под лопаткой, что-то колет.
— Мик, это твоя рана. Ну-ка, глянь!
Младший мальчишка скользнул поближе, провел рукой над раной и сморщился, словно на занозу напоролся.
— Там железо! Осколок или…
Он метнулся куда-то в глубь комнаты.
— Я осмотрел лезвия — это не мое! — раздался его голос. — Учитель, вы туда что-то нарочно подложили!
Пожилой целитель усмехнулся одними губами. Красавчик-лучник Лиу сказал с фальшивым сочувствием:
— Ничего не поделаешь, брат. Доставай.
— Это нечестно! Перевернись на живот, монах, и не дергайся, — мрачно буркнул малыш Киму, шумно вздохнул и… засунул руку ему в спину. Ким не выскочил из кровати только потому, что решил — ему кажется. Он не чувствовал ни малейшей боли. Малыш, сморщив нос, шарил руками у него во внутренностях, словно у себя за пазухой. В воздухе распространился кисловатый запах крови. Только тогда Ким поверил, что все происходит наяву.
— Нашел! — объявил Мик и вытащил из-под кожи… бамбуковую щепку. Ким охнул, схватился за спину и обнаружил, что никакой раны там нет. Только грубая бороздка от шрама. Колотье под лопаткой прекратилось.
Малыш Мик с преувеличенным поклоном протянул щепку наставнику.
— Не так-то просто было найти эту фитюльку, — капризно сказал он.
— Учитель, в следующий раз я положу туда шило, — хихикая, произнес Лиу.
— Так это твоя работа! — заорал Мик, вскакивая. — Ну я тебе сейчас устрою!
Лиу, хохоча, как бес, вылетел на улицу, малыш погнался за ним.
«Судья», казалось, даже не взглянул в их сторону. Он бесцеремонно рассматривал Кима.
— Раз ты пришел в себя, монах, — заговорил он, — поведай нам, за каким бесом тебя понесло в Горы Цветов?
Глава 16. Дети ветра и луны
— Может, для начала представитесь сами? — предложил Ким, которому не очень-то понравился тон целителя. — Я пока еще не узнал, куда и к кому угодил. Я слышал, что в южном Чирисане гостей принимают вежливее…
— Гостей? — целитель поднял брови. — Ты здесь никто. Даже хуже, чем никто. Ты — нарушитель границы.
— Он монах с Иголки, — добавил Дон. — Что тут еще добавишь?
— Ничего. Ты жив только потому, что тебе оказали милость, взяв в качестве живого пособия для пары практических занятий. Дерзость тебе только навредит. И не надейся на своих святых братьев. Никто не придет сюда за тобой, мальчик.
— А что, имперские законы здесь не действуют?
— Нет. Здесь действуют Восемь Предписаний, — хладнокровно ответил цедитель.
Ким быстро огляделся. До двери было всего шагов пять, но вот позволят ли ему их сделать…
— Так что отвечай на вопросы. Почему ты оказался в Горах Цветов?
Ким решил, что запираться бессмысленно.
— Да, я из монастыря Каменной Иголки, — подтвердил он, чтобы не отрицать очевидного. — Я послушник. Точнее, был послушником.
— Не трать зря мое время. По твоей одежде и бритой голове понятно, что ты с Иголки. Я спросил: как ты оказался в наших горах?
— Я просто хотел пройти окружным путем до Юлима. Старец Чумон сказал, что по этой тропе можно дойти за десять дней. Откуда мне было знать, что здесь не любят монахов?
— Дело не в любви, — фыркнул «судья». — Монахи сюда не ходят. А мы не ходим к ним. У нас с ними договор. И проведена четкая граница, за которой договор перестает действовать. Неужели твой старец тебя не предупредил? Не верю!
— Ну да… он как-то раз намекнул, что Горы Цветов опасны, но ничего не объяснил толком, и честно говоря, я выкинул это из головы.
«Судья» презрительно усмехнулся.
— Похоже, паршивый был из тебя монах. Тебя что, выгнали?
— Нет! — возмутился Ким.
— Значит, сам сбежал?
— Да как вы можете такое предполагать?! Я… То есть… В общем, не все так просто, — смешался Ким. Рассказывать посторонним о бедах монастыря ему не хотелось. — Я ушел, потому что должен был уйти, вот! Монахи были ко мне очень добры, они заботились обо мне, и я решил тоже отплатить им добром. Но если бы я не ушел тайком, они бы меня не отпустили, потому что это закон — братство одолевает невзгоды сообща. Но эта беда была моя. Лично моя! Поэтому я и ушел — потому что не хотел навлекать несчастье на невинных людей…