Сахемоти поклонился ему и вдруг исчез, как призрак на рассвете.
У тория на Кима налетели братья-хвараны.
— Кто там у тебя был? — громче всех верещал Мик. — Сам Господин Семи Звезд?!
Ким молчал как рыба. Да от него и не ждали откровенности.
Глава 32. Канун представления. Репетиция в масках
Дни Голодных Духов закончились, и наступили — по крайней мере, для княжеского двора, — дни Долгожданного Представления. С театральной затеи был сдернут покров тайны. Касима официально объявила о дне премьеры. Реконструкция древнего театра перестала быть делом узкого кружка, каждый день к ней подключались всё новые люди. Накануне премьеры прежде уединенная, пользующаяся дурной славой гора Омаэ превратилась в нечто среднее между сезонной ярмаркой и подворьем столичного храма накануне праздника. На берегу толпились слуги, выбирая для своих господ зрительские места поближе к сцене; устанавливались зонтики, раскладывались циновки, выбирались места для паланкинов, не покидая которых будут любоваться актерской игрой наиболее именитые дамы. Над толчеей возвышался красочный шатер над сценой. Полированные подмостки блестели как зеркало, грозно бушевали волны на расписном заднике, шелестела на ветру плетеная съемная крыша.
В глубине сцены, рассевшись на длинных помостах, сыгрывались музыканты. На дюнами и песчаными склонами разносились звуки мелодий, которых здешние ками не слышали много сотен лет. Плачущие переливы тростниковой флейты, — каждая трель оттенена задумчивым вздохом; резкие скрипучие вскрики котты с ее странно нежным мелодичным эхом и щелканьем костяной лопатки по струнам; звонкий треск маленьких барабанов и сердитый рокот средних. Временя от времени раздавался гулкий бас большого барабана, исходящий словно из-под земли. Большой барабан в аккомпанементе не участвовал — его задачей было возвещать зрителям о появлении на сцене призрака или беса.
Возле сцены собралась толпа бездельников. Рассевшись прямо на земле или на толстых сосновых корнях, они увлеченно наблюдали, как актер-напарник пляшет в двух масках поочередно, изображая сцену встречи рыбака Умуги и старика-Черепахи. Одну маску Херуки придерживал напротив лица, а другую вертел в руках, делая вид, что это морская черепаха, которую он только что подобрал на побережье. Херуки играл вполсилы, дурачился и кривлялся, «обкатывая» роли и запоминая текст.
— Ах, бедолага! — декламировал он во весь голос, нежно глядя на панцирь «черепахи». — Ну что, досталось тебе? Слыхал я, что цапля тысячу лет живет, а черепаха и того больше — а ты нынче едва не погибла! Хорошо, я подоспел вовремя! Видно, в самом деле суждено тебе долголетие. Ну, плыви себе, да смотри, больше не попадайся мне в руки… не то стать тебе супом!
«Рыбак», изображая душевные муки, прижал «черепаху» к сердцу. Зрители засмеялись. Херуки спрятал за спину обе маски и голосом сказителя продолжил:
— Долго думал рыбак, не сварить ли суп из волшебной черепахи, но все-таки выпустил в море…
— Этого нету в тексте! — с хохотом крикнул из толпы Анук.
Херуки, не обращая на него внимания, продолжал:
— С этими словами отпустил Умуги черепаху в море, а сам отправился домой.
На другой день, как всегда, отправился он в море рыбу ловить. Вдруг слышит, кто-то окликает его: «Эй, сынок!».
Последние слова Херуки прохрипел таким правдоподобным старческим фальцетом, что зрители снова грохнули от смеха.
— Везунчик играет так, словно он родился актером! — воскликнула Цукиеми, хлопая в ладоши. — Это ведь я первая сказала, что он мастер превращений, правда? А вы мне не верили!
Сахемоти вполглаза наблюдал за репетицией, едва скрывая нетерпение. Он с самого утра ждал обещанного княгиней посыльного с яшмовым зеркалом, а того всё не было. Анук и Цукиеми болтались поблизости. Морская демоница привлекала к себе всеобщее внимание — как утонченными чертами набеленного лица, так и умопомрачительным нарядом. Пятислойное платье из белоснежного атласа с серебристым блеском подарил ей один из приглашенных музыкантов.
— Мастер котты, вон тот, лысый, — Цукиеми повела в его сторону шуршащим рукавом. — Он от меня без ума.
— Ага, — подтвердил Сахемоти, — сегодня утром он уже подъезжал с просьбой тебя выкупить.
— И что ты ему ответил?
— Соглашался бы, — сказал Анук. — Заработали бы кучу серебра на ровном месте.
Сахемоти махнул рукой.
— Я сказал, чтобы договаривался с ней сам.
— Вижу — договорился, — язвительно заметил Анук, демонстративно рассматривая великолепный костюм.
Цукиеми только ухмыльнулась.
— Он сказал, что я совсем не похожа на простую рыбачку…
— А с чего тебе быть похожей на рыбачку, если ты на этот раз утопила аристократку?
— Уж постаралась, специально к премьере. Разве не элегантное тело, мальчики?
Анук скорчил рожу. Сахемоти выразительно промолчал.
Внезапно на горе стало еще более шумно, чем прежде. Слуги забегали, как муравьи в растревоженном муравейнике. Со склона цепочкой спускались вновь прибывшие, каменные террасы запестрели зонтами и парадными накидками.
— Никак, княгиня сама приехала! — воскликнул Анук. — Только ее здесь не хватало!
Судя по лицу Сахемоти, он был полностью согласен с братом.
Вскоре возле сцены появилась и сама княгиня. Вытягивая шею, она вертела головой, разыскивая мастера Терновую Звезду. Сахемоти встал и поклонился. Касима приветствовала его ласковой улыбкой, но тут же помрачнела, заметив рядом с ним разодетую Цукиеми. Морская демоница не удержалась, чтобы не поддразнить ее — склонилась к плечу Сахемоти и что-то зашептала ему на ухо, прикрываясь веером.
— А я догадалась, что ты замышляешь, — проворковала она, поглядывая из-за веера на побледневшую от злости княгиню. — Знаешь, та же самая мысль возникла и у меня, когда прежняя княгиня, мать этой ревнивой девчонки, отправилась на своем раззолоченном корабле в увеселительное плавание вдоль побережья. Я следила за ними почти месяц, но так и не смогла дождаться удачного момента. Жаль, что я не умею вызвать шторм. Утопить корабль я, конечно, не рассчитывала, но княгиня могла бы и искупаться разок одна при луне. Пришлось удовольствоваться парой служанок, которые отправились как-то ночью порезвиться в волнах. Скажи, бог-дракон, когда ты с ней покончишь, ты вернешься в море? Почему бы тебе не взять меня в жены? Мы будем вместе править Тайхео…
— Опять завела старую песню, — фыркнул Анук. — Если брат надумает жениться, так найдет себе кого-нибудь получше старой протухшей упырихи…
— Ах ты выродок печёный!
— Заткнитесь оба, — бросил Сахемоти.
Подошла княгиня. Демонстративно не замечая Цукиеми, она сердечно обратилась к актеру.
— Вот ваше зеркало, получите. Всё совершенно официально, с положенными разрешениями и печатями. Пока — на десять дней, а дальше будет видно. Я понимаю, что слишком долго с ним тянула. Вы уж простите, мастер Звезда. Семейные неприятности. Стоило мне на пару дней уехать в святилище Дзию, как мой младший муж тут же разбил себе голову, свалившись с крыльца.
— Надеюсь, ничего серьезного? — участливо спросил Сахемоти, принимая опечатанный сверток.
— Пить меньше надо, — сердито ответила княгиня. — Кстати, чем закончился этот скандал с преподобным Кагеру? Ринго собирался его задержать и допросить, но как я поняла, дело закрыли?
— Преподобный Кагеру был обвинен в колдовстве, поджоге и попытке убийства.
— Какие глупости!
— Да, я тоже с трудом смог в это поверить. Но преподобный скрылся от воинов вашего мужа, чем косвенно подтвердил слухи о своей виновности. Я был страшно огорчен его поступком — ведь подозрение, павшее на него, опорочило нас всех…
— Ах, бросьте!
Тем временем Херуки завершил диалог рыбака и черепахи и крикнул со сцены:
— Эй, Терновая Звезда, подключайся! Мы уже скоро дойдем до появления дракона! Твоя маска в зеркальной каморке.
— Простите…
Сахемоти взял зеркало и направился к сцене.
— Можно нам посмотреть? — крикнула ему вслед княгиня.
— Да, конечно. Но придется немного подождать. Я попробую вжиться в маску.
Сахемоти обошел сцену и по невысокой лестнице поднялся в зеркальную каморку. Как он и приказал, каморку сделали вовсе без окон. Свет проникал внутрь сверху — крыша в каморке была съемной. Плетеные стены надежно скрывали происходящее внутри от случайных глаз. Вся обстановка состояла из стойки под зеркало и длинного плоского ларя, в котором обычно хранились маски. Уходя на сцену, Херуки выложил маски Безупречной Красавицы и Царя-дракона на крышку. Сахемоти подмигнул морскому страшилищу, устанавливая зеркало. Однако надевать маску и не подумал. Он не собирался скрывать лицо. Наоборот, он хотел, чтобы его узнали. Опустившись перед зеркалом, он отрешился от окружающего и произнес двухсложное слово на древнекиримском.
Пестрая поверхность яшмового зеркала дрогнула и затуманилась. В мельтешении медовых, золотых и косматых моховых волокон проступил сосновый лес. Огромные стволы уходили в небо, их корни утопали в зеленом моховом покрове. Смертные часто называют лес храмом, забывая об изначальном смысле этого слова: храм — жилище богов. Но даже княжеский замок превращается в развалины, обиталище бесов, когда его покидают хозяева. Лес же обновляется каждой весной и живет дольше, чем самый роскошный храмовый комплекс. Особенно Годзен — извечный лес, где рождается утро.
Сахемоти не пришлось долго ждать. Из сиреневой предрассветной дымки ему навстречу выступили две нечеткие белые фигуры, два чуть светящихся призрака.
— Тебя же предупредили, Копьеносец! — раздался гневный женский голос. — Годзен закрыт для обитателей Среднего мира! Что за упрямство!
— Лезет и лезет! — эхом отозвался хриплый мужской голос. — Сначала в виде духа пытался пробраться, теперь где-то путеводное зеркало раздобыл! Нет тебе сюда пути!
— Так вы же сами этот путь и перекрыли, — ответил Сахемоти безо всякого почтения. — Как вам там — тепло, уютно? Не снятся по ночам родственники, брошенные на смерть в Земной Заводи?