Defcon-5, в состояние Defcon-2 (впервые за послевоенную историю), что означало полную боевую готовность, включая готовность к ядерной войне.
Здесь начали действовать обе советские разведки. Резидент КГБ Александр Феклисов («советник Фомин») 26 октября дважды встречался с внешнеполитическим обозревателем телевизионного канала Эй-би-си Джоном Скали, имевшим тесные контакты с Дином Раском, и предупредил собеседника, что в случае агрессии против Кубы будет нанесен удар по американским войскам в Западном Берлине. Феклисов не был уполномочен высказывать такое, действовал из собственного понимания ситуации, но его слова были тотчас доведены до Белого дома. В результате Скали уполномочили передать Феклисову американские условия решения кризиса: СССР демонтирует и вывозит с Кубы ракетные установки под контролем ООН; США снимают блокаду и публично берут обязательство не вторгаться на Кубу.
Феклисов доложил об этом предложении послу Добрынину, но тот отказался подписывать телеграмму с этой информацией в Москву, ссылаясь на то, что МИД не уполномочил посольство вести переговоры. Дело в том, что Добрынин не знал о размещении ракет на Кубе, ибо эти сведения держались в строжайшей тайне; даже Громыко не счел возможным проинформировать посла.
В середине сентября ТАСС опубликовал заявление, фактически служившее «дымовой завесой»: «Советскому Союзу не требуется перемещать в какую-либо страну, например, на Кубу, имеющиеся у него средства для отражения агрессии, для ответного удара. Наши ядерные средства настолько мощны по своей взрывной силе, и Советский Союз располагает настолько мощными ракетоносителями для этих снарядов, что нет нужды искать место для размещения их где-то за пределами СССР».
Посольство руководствовалось этой информацией. Добрынин потом писал, что «они умышленно использовали своего посла вплоть до начала самого кризиса в целях дезориентации американской администрации в отношении намерений Москвы (хотя прямых указаний насчет дезориентации мне не давали). Такое поведение моих руководителей потрясло меня, когда я узнал о реальном положении вещей уже в ходе самого кризиса»{218}.
Заметим, что представитель ГРУ, корреспондент ТАСС в Вашингтоне Георгий Большаков, имевший тесный контакт с Робертом Кеннеди, тоже знал не больше посла.
Георгий Корниенко, бывший тогда советником-посланником, писал, что Хрущев «сильно надеялся», что Кеннеди проглотит «горькую пилюлю», ведь аналогичные по дальности американские ракеты уже были размещены в Турции, Италии и Англии.
Тогда Феклисов направил телеграмму за своей подписью начальнику внешней разведки КГБ А.М. Сахаровскому и стал ждать ответа.
В Гаване ждали бомбардировки американской авиацией с часу на час, правительство Кубы укрылось в бомбоубежище.
Сахаровский подтвердил получение телеграммы и просил повторить ее по мидовскому каналу. И снова Добрынин отказался подписывать телеграмму.
Тем не менее уже ночью 26 октября, в пятницу, от Хрущева в адрес Кеннеди поступило два послания, первое — примирительное, второе — более критическое. («Нападать на США советское руководство не собирается. Война между СССР и США была бы самоубийством. Идеологические различия должны решаться мирными средствами. Давайте нормализовывать отношения».)
Хрущев предложил размен: США обязуются не нападать на Кубу, а СССР не будет осуществлять никаких военных поставок, что в итоге приведет к устранению причины размещения на острове ракет. Американцы максимально быстро открытым текстом передали в Москву ответ президента, повторивший предложения Скали.
А ситуация предельно обострилась — в это время Кеннеди получил сообщение, что над Кубой сбит американский самолет-разведчик У-2, пилот погиб. Как заметил брат президента, министр юстиции Роберт Кеннеди, «вокруг всего человечества стягивается петля, из которой высвободиться все труднее».
27 октября днем Роберт Кеннеди приехал в советское посольство и встретился с Добрыниным. На встрече присутствовал и «советник Фомин».
По словам Феклисова, Москва до вечера молчала. Встревоженные американцы пригласили Добрынина в министерство юстиции к Роберту Кеннеди, который заявил, что если до завтрашнего дня не будут получены заверения о ликвидации ракетных баз, то «мы их снесем».
Вечером брат президента использовал еще один канал связи: встретился с Георгием Большаковым (полковником ГРУ) и повторил предложение.
Добрынин пишет, что уже утром 27 октября Кеннеди было вручено новое послание Хрущева, в котором дополнительно предлагалось вывести американские ракеты с Турции.
Поздно вечером 21 октября Добрынина пригласил Р. Кеннеди. («В кабинете был большой беспорядок. На диване валялся скомканный плед, видимо, хозяин кабинета тут же урывками спал».)
Американцы были согласны на обмен: ненападение против отмены дальнейших ракетных установок. О базах в Турции речи не шло.
Тогда Добрынин, хотя и не имел на то полномочий, спросил: а как быть с базами в Турции?
Оказалось, президент Кеннеди подготовил запасной вариант: это препятствие может быть устранено, однако с условием — без публичной огласки, так как вопрос размещения этих баз находится в компетенции НАТО.
Здесь надо обратиться к соответствующим страницам истории советской разведки. Благодаря полученному доступу к американской шифропереписке, внешней разведке стало известно, что США готовы к ликвидации советских ракет силовым путем, но в обмен на отказ от размещения этих ракет на Кубе возьмут обязательство не свергать правительство Кастро{219}.
Посол вспоминал: «В 4 часа дня 28 октября я получил срочную телеграмму от Громыко: “Немедленно свяжитесь с Р. Кеннеди и скажите ему, что Вы передали Н.С. Хрущеву содержание беседы с ним. Н.С. Хрущев прислал следующий срочный ответ: “Соображения, которые Р. Кеннеди высказал по поручению президента от 27 октября, и этот ответ будет самый положительный. Главное, что беспокоит президента — а именно вопрос о демонтаже ракетных баз на Кубе под международным контролем, — не встречает возражений и будет подробно освещен в послании Н.С. Хрущева»{220}.
После этого кризис быстро пошел на спад. И на сей раз обошлось.
Действительно, ракеты были вывезены, а в начале 1963 года без огласки были ликвидированы базы в Турции. Куба была спасена.
Нет, Хрущев все же проиграл: все видели его унижение, когда вывозились советские ракеты, о «турецком обмене» никто не знал. Это означало, что советская дипломатия понесла значительный урон.
Могло ли быть иначе или перед лицом глобальной угрозы не надо было обращать внимание на такие мелочи, как престиж государства?
Как признался спустя много лет Дин Раек, у президента Кеннеди был запасной вариант — организовать через посредство нейтральной стороны, Генерального секретаря ООН У Тана, публичный обмен заявлениями о выводе советских ракет и о ликвидации базы в Турции. Добрынин считал, что согласие на непубличное обещание убрать из Турции ракеты было «большой ошибкой Хрущева», которая впоследствии тому дорого обошлась.
Впрочем, и без этой ошибки Хрущев вряд ли бы смог удержаться у власти. Нас в данном случае больше занимает другой вопрос: если бы переговоры с Кеннеди вел «упертый Громыко», то, судя по его многолетней практике, он бы добился более приемлемого результата. А эмоциональная реакция в острых и даже кризисных ситуациях, которой отличался Никита Сергеевич и которая, как мы еще увидим, была свойственна и последнему руководителю СССР Михаилу Горбачеву, оказалась в дипломатическом отношении некачественным продуктом.
«Однако кубинский кризис имел и серьезные негативные последствия долгосрочного плана. Советское руководство не могло забыть унизительной потери своего престижа, граничившего с поражением, когда ему пришлось на глазах всего мира признать свою слабость и вывозить обратно свои ракеты с Кубы. Наш военный истеблишмент воспользовался этим для того, чтобы добиться новой программы наращивания ракетно-ядерных вооружений, что дало новый импульс гонке вооружений, которая по набиравшей силу инерции продолжалась еще почти тридцать лет, хотя и делались попытки ограничить какими-то рамками эту гонку»{221}.
Что здесь можно добавить? Добрынин недоговаривает. Дело не только в аппетитах советского ВПК, а и в том, что в 1961 — 1963 годах США на глазах уходили в отрыв, совершенствуя свою ракетную технику. Советские проекты создания межконтинентальных баллистических ракет (МБР), которые курировали Дмитрий Устинов и Леонид Брежнев, только к 1970 году ликвидировали это отставание и, как говорит специалист в области разоружения Рубен Сергеев, «попутно сожрали косыгинскую экономическую реформу», на которую уже не хватило ресурсов.
В первом же своем публичном выступлении после смещения Хрущева (доклад 6 ноября 1964 года к годовщине Октябрьской революции) Брежнев сказал: «Советский Союз проводил и проводит ленинскую политику мирного сосуществования государств с различным социальным строем. Она направлена на то, чтобы предотвратить мировую термоядерную войну, разрешать споры между государствами путем переговоров, уважать право каждого народа самому выбирать угодный ему общественный и государственный строй, самому решать вопросы внутреннего развития своей страны».
Сигнал Западу был послан.
Что касается соперничества МИД, КГБ, ГРУ и ЦК КПСС, то нам добавить нечего, оно продолжалось до самого конца существования СССР.
Глава 24.СМЕРТЬ КЕННЕДИ, ЗАКАТ ХРУЩЕВА
Кризис подвел черту под «человечным», если позволительно так выразиться, периодом «холодной войны».
Президент Кеннеди в речи в Вашингтонском университете 10 июня 1963 года признал, что США не могут по своему усмотрению изменить окружающий мир, что надо научиться жить в согласии с ним. Он обещал считаться с интересами Советского Союза, чтобы больше не ставить Москву перед