Что еще? Ах да, обручальное кольцо! Монен направился к ювелиру Кроненбергу, лучшему в городе. Он уже знал владельца, так как пару раз встречал его на вечерах у консула Зондерланда. Его пригласили войти.
– Добрый день, Петер! Очень рад, что вы навестили меня. Чем могу быть полезен?
– Мне нужна пара обручальных колец. Я вчера обручился.
– Да что вы! Мои поздравления. И с кем же?
– С фройляйн Магдой Зондерланд.
– Что? Да вы счастливчик! Поздравляю, поздравляю!
Петер поблагодарил.
– Для меня большая честь, что вы решили приобрести кольца именно у меня. Могу я попросить вас пройти сюда? Фройляйн, подайте нам ту большую стеклянную шкатулку с витрины.
Петер наклонился над прилавком.
– Вот, господин Монен, это лучшее, что у меня есть. Но почему это произошло так внезапно, что никаких разговоров даже не было слышно? И когда же свадьба? Ах, уже через два месяца? А путешествие на пару лет, говорите? Простите мою прямоту, господин Монен, но вы величайший счастливчик из всех, кто мне известен. А есть ли у вас мерка для кольца вашей невесты? Нет? В таком случае можем снять мерку с вас – уверен, ваш мизинец одного размера с ее четвертым пальчиком. Прошу вас, взгляните на это кольцо. Как, нравится?
– Честно говоря, совсем не нравится, господин Кроненберг. Такое толстое и широкое, будто для мясника!
– Хорошо, выберем потоньше. Это, хм?
– Да, это выглядит куда изящнее.
– Тогда давайте проверим, подойдет ли по размеру. – Петер протянул руку, и ювелир заключил его палец в гладкий золотой обруч. – Ну как вам?
Петер ничего не ответил. На него нашло странное, беспричинное чувство страха и тоски, которому он сам удивился. Ему казалось, что он задыхается, как в кошмаре.
– Что это было? – Он машинально стянул кольцо с пальца.
В этот самый момент ювелира позвали к телефону.
– Подождите здесь немного, господин Монен, я вернусь через минуту. Пожалуйста, посмотрите пока кольца.
Петер остался один. Он размышлял над тем, что напугало его. Теперь чувство снова пропало. Да-да, именно в тот момент, когда он снял кольцо. Значит, вина на нем? Он взял его и снова надел на палец – и снова страх начал застилать все в его голове, подобно живому полотну из уймы копошащихся пауков-долгоножек. Бросить бы это кольцо да сбежать…
Но он держался: он хотел понять, что происходило с ним. Разве это кольцо на пальце не конец цепи, которая теперь будет держать его всю оставшуюся жизнь?
Ювелир вернулся.
– А есть у вас кольцо еще тоньше? – поинтересовался Петер.
– Еще тоньше? Но ведь кольцо должно быть очень крепким! Ведь вы будете носить его всю жизнь!
– Всю жизнь?.. Ваши кольца настолько долговечные?
– Конечно! Они ведь созданы мастером. – Ювелир улыбнулся. – Браку, скрепленному таким кольцом, не распасться вовек!
«Вовек…» – отдалось эхом в голове Петера. Он снова надел кольцо на палец… и в ту же секунду резким движением сорвал его. Оно со звоном упало на стекло прилавка. Петер одернул руку, как от ядовитой жабы.
– Что с вами, господин Монен? – спросил недоуменно ювелир.
– Со мной? Да ничего, – ответил Петер. – Наверное, будет лучше, если мы придем примерить кольца вместе с невестой. Пожалуй, сегодня после полудня.
Не дожидаясь ответа, он схватил шляпу и перчатки и выскочил на улицу. Он побежал в городской парк – в это время года там никого не было. Ему нужно было побыть одному и все хорошенько обдумать.
Он опустился на скамейку. Итак, что же все это значит?
Одно он знал точно: надевая кольцо, он попадал во власть мучительно-невыносимых чувств. ВОВЕК – вспыхивало и гасло перед глазами. Такое маленькое золотое колечко – и такая удивительная сила! Его жизнь больше не принадлежала ему, теперь она принадлежала другим, чужим. И для этих чужих он теперь должен жить. Вовек, вовек, вовек он обязан от сей поры одной-единственной женщине.
Но ведь каждый мужчина через это проходит – и каждая женщина! Но Петер не знал никого, кому бы досаждали эти оковы, их как будто вообще не замечали. Конечно, бывают и несчастливые браки, определенно! Но его-то союз непременно должен быть счастливым: тому были все необходимые условия. Он все-таки немного любил Магду, а она и вовсе была от него без ума! Она дарила ему все – любовь, красоту, богатство. И дарила это так, будто это всего лишь скромный презент за его великодушие. Какое будущее! Скоро все его мечты сбудутся, любое желание будет сиюминутно исполняться! В Сорренто он сможет упиваться сладким лунным светом, а в Риме, во Флоренции, в Неаполе – созерцать закат. Афины, Константинополь, Каир! А дальше – больше! В Гималаях он будет охотиться на тигров, в Тегеране смотреть танец пчел, посетит праздник хризантем в Йокогаме! И ночи на Таити, и Ниагара, и Йеллоустоунский парк, и, и… Он вытянул руки, будто хотел обхватить все это.
И все это вместе с любимой и любящей женщиной, молодой, здоровой, красивой и энергичной, жизнерадостной и страстной, такой же, как он!
Кольцо! Кольцо!
А если он этого не сделает? Если откажется, несмотря ни на что? Что тогда? Да, это будет катастрофа!
Кто еще одолжит ему денег? На что бы он жил последнее время, если бы не Магда? Он лишился стипендии еще два месяца назад, когда пастор узнал, что богословие им совсем заброшено. В газете им тоже были недовольны. От него требовали неподкупности, а он не раз кривил пером за поцелуи подкрашенных губ артисточек. Его статьи находили слишком резкими, из-за него газета потеряла уже трех подписчиков. Редактор ему сказал: «Подход нужно изменить в корне. Мы не можем больше терять подписчиков. Зарубите это себе на носу, господин Монен».
Его мать, дорогая матушка!.. Она уже наверняка получила ту телеграмму, а сегодня вечером еще придет письмо от фрау Зондерланд. Какая радость после всех хлопот, которые он ей доставил! Боже, да ведь он уже несколько месяцев рвал ее письма непрочитанными. Ведь там были одни только причитания. Священник приходил к ней и призывал бедную женщину к ответственности за то, что он растратил свое великодушие на ее недостойного сына. Сегодня ей воздастся за все ее страдания.
Разве только ей одной? Да он может осчастливить столько людей, сколько захочет. И швею, которая теперь голодает вместе с его ребенком и которую он не поддержал ни пфеннигом. И хозяйку дома, где он снимал комнату, и всю ее семью.
Нет, у него уже не было пути назад.
Кольцо, всего лишь маленькое колечко на пальце! Да он просто дурак, боится каких-то воображаемых призраков. Он должен немедленно вернуться в магазин и купить кольцо.
В город он вернулся так же быстро, как перед этим сбежал. Вот снова ювелирный магазин. Он прохаживался вдоль витрин и наконец остановил свой взгляд на стеклянной подставке с кольцами. Он замер. Четвертое во втором ряду. То самое, которое он примерял.
Он присмотрелся. Боже! Да ведь в нем и правда нет ничего ужасного! Он представил себе, как снова надевает его на палец. И все вернулось! Он сунул руки в карманы пальто, словно пряча их от золотого обруча, и уставился на стеклянную подставку.
Что-то странное теперь творилось в его голове. Казалось, что кольцо становится все больше и больше и раскрывается, словно зев. Световые блики на полированной глади все отчетливее походили на жадные глаза, и вот перед ним, сложив полукругом свои влажные лапы, уже лежала огромная жаба. Он продолжал стоять в зачарованном кругу, словно сошедший с картин Саши Шнайдера[74] обнаженный безвольный раб, в отчаянии осознающий свою вечную зависимость. А ядовитая тварь все росла, и его словно втягивало внутрь огромными присосками, рассыпанными по перепончатой шкуре.
Он истошно завопил и побежал сломя голову прочь. К своему дому. Скорее наверх.
На лестнице он столкнулся с тринадцатилетней Фридой.
– А, господин Монен, смотрите, какое платье! – Она повлекла его за собой, чтобы показать свою обновку.
– Никакого вам покоя, господин Монен! – сказала фрау Купферрот. – Фрида совсем потеряла голову, когда я передала ей все, что вы мне сказали… Мне пришлось сразу пойти и купить ей это платье.
– Я сама его выбрала! – радостно воскликнула Фрида.
– Да, и они не хотели отдавать нам его под честное слово. Я должна была заплатить сразу. Но когда я рассказала им о вашей помолвке и о том, что вы за все уплатите, им ничего не оставалось, кроме как уступить мне! Вот чек на двадцать семь марок, завтра пришлют за оплатой.
– Хорошо, – сказал Петер.
Но они не оставляли его в покое, они следовали за ним до его комнаты. Там на столе стояли один огромный роскошный букет и два поскромнее.
– Эти розы от меня, – гордо пояснила фрау Купферрот. – Примите еще раз мои многократные поздравления. А этот букетик, что поменьше, это от Вильяма. Он также вас многократно поздравляет и сердечно благодарит за место, которое вы ему обещали. Завтра утром он обязательно сам к вам зайдет!
– А это от меня! – воскликнула Фрида и протянула ему букет фиалок. – Я тоже вас благодарю и поздравляю.
– Спасибо, – пробормотал Петер Монен. – А теперь я хочу побыть один. Работа…
Они наконец вышли, и он встал у окна. Дверь позади него слегка приоткрылась. Он обернулся – это была четырехлетняя Паула, толстощекая, с большими круглыми глазами.
– Ну, а тебе чего? – добродушно поинтересовался он.
Она ничего не ответила.
– Ну скажи-ка мне, чего тебе хочется.
– Кук-р-лу!
– Да-да, завтра ты получишь свою куклу! – Он подтолкнул малышку к двери.
О, что может быть хуже! Завтра у бедняжки Фриды заберут платье. А эта девчушка никогда не получит куклу, о которой мечтает.
– Кук-р-ла!
Он сел за письменный стол, намеренный написать Магде, но перо выпало из руки. Написать – значит причинить боль… всем. И там, на роскошной вилле, и здесь, в этих бедных комнатах, и в доме его несчастной матери. Да и сам он будет страдать. С другой стороны, смех, нега, веселье, музыка, звон бокалов, поцелуи, золото, все…