— Ты же больше не хотела пить?
— Всё меняется, — она усаживается на покрывало напротив меня, скрестив ноги. — Я первая спрашиваю. Итак, где ты родился?
— Москва, конкретный роддом не знаю. Спроси у моей мамы если интересно, — отвечаю спокойно.
Аяно берет стопку и выпивает байду махом. Ее раскосые глаза сразу соловеют.
— Мой вопрос, — я недолго думаю, что спросить. Жалеть эту разведчицу не собираюсь. — Ты русская или японка?
Слышу громкие вздохи за спиной.
— Али, рой могилу, — бормочет Салад. — Сейчас «зори» потеряют одного.
— Тебя что ли? — неприязненно спрашивает Кали.
— Я? А я причем?
— Смелый уж очень, за спиной Перуна звенеть. Думаешь, он не слышит? Так я передам.
— Кхм, кхм…да ты не так поняла, девочка. Ерунду сказал. Забей лучше.
— Я подумаю, — девичий голос отдает стужей.
Аяно задумывается, сощурив глаза:
— Русс…
— Чур без обмана, — предупреждаю. — Иначе играй сама с собой.
Цокнув языком, японка выпивает стопку. Качает ее знатно.
— Моя очередь, Перун…чик, — Аяно то ли икает, то ли перешла на режим «лапочка». — Какая женщина для тебя самая дорогая и любимая?
Вокруг наступает тишина. Поляницы с Бестией и Ясной отвлекаются от игры. Глаза всех девушек прикованы ко мне. Белоснежка сжимает кулачки. Змейки Аллы в испуге закрывают глаза.
Я фыркаю. Хитрая японка пытается загнать меня в угол. Либо обижай своих девчонок, либо снимай маску и лакай. Действительно, неплохой вопрос, с подковыркой. Будто бы.
— Мужчина должен любить трех женщин: ту, которая его родила; ту, которая ему родит; и ту, которая у него родится, — отвечаю без паузы. — Последние две у меня еще не появились, поэтому моя мама — самая дорогая и любимая женщина.
Поляницы с облегчением выдыхают. Сейчас им действительно было страшно — по глазам вижу.
Аяно мотает головой.
— Я спрашивала не это.
— Тогда правильно формулируй вопросы. Пей, командир.
Сам наливаю самогон в стопку и протягиваю ее японке. Нахмурившись, она выпивает байду.
— Мой вопрос, — я чешу висок сквозь нейлон капюшона. — Кого из своих людей ты ценишь больше остальных?
Аяно молча выпивает стопку. Ага, правильно, подполковник. На такие вопросы не отвечают.
— Чей купальник здесь больше всего тебе нравится? — японка водит пустой стопкой из стороны в сторону. — Достаточно правильно сформулирован вопрос? В этот раз не соскочишь?
— Может, сменишься? — с тревогой спрашиваю. Движения японки совсем уже заторможенные. Это нехорошо — не в войну же напиваться до чертиков. Тем более, командиру спецназа.
— Отвечай на вопрос! — встает японка на колени. Рука ее тянется к ножнам с катаной неподалеку. Мне этот жест совсем не нравится. Неужели собралась рубить меня из-за дебильной игры? А руку тебе не поломать, девочка?
Но, пока она не перешла черту, тоже сдерживаюсь.
— Ничей, — отвечаю честно. — Они слишком открытые, а мне не нравится, когда на моих женщин глазеют другие мужчины. Но если выбирать — у Вики самый скромный, для публичных мест одобряю, только бы не такой обтягивающий… Если же в супружескую спальню надевать — то тут рулит разнообразие. Например, сейчас бы я не отказался разорвать персиковый балахон Светы, а завтра и шнуровку на белом купальнике Кали не прочь развязать.
Со стороны "зорь" раздаются вздохи удивления, глаза поляниц загораются. Такой полный ответ вводит Аяно в ступор. Потом, махнув рукой, она выпивает еще одну стопку.
Снова моя очередь. Решаю сжалиться над пьяной Аяно и заканчивать эту клоунаду.
— Ты бритая внизу, под трусиками?
«Зори» выпучивают глаза, Али давится куском мяса и в кашле начинает задыхаться. Вендиго со всей дури хреначит пудовым мохнатым кулаком по хребту Крокодила. Спасательная операция удается. Шмат изжеванного мяса вылетает из крокодильей пасти, как ядро из пушки, и теряется в небесной голубизне.
— Аднака, уже видял свят в конца туннале, — вытирает мутант выступившие на глазах слезы. — Перуна страха потаряла?
— Сегодня да, — отвечает Аяно, не дрогнув и бровью. Только хищные скулы порозовели, но это, может, и от выпивки.
Мужики-«зори» переглядываются. Сегодня их мир перевернулся. Теперь, когда командир будет приказывать им идти на рейды, штурмовать крепости, убивать афганцев, они будут смотреть на нее и задаваться вопросом: «А сегодня?!»
Я беру протянутую японкой стопку с самогоном. Она снова сощуривает взгляд, готовая в любой момент прыгнуть на меня. Что же ты надумала? Какое Чудо-юдо подозреваешь под маской?
Вместо того, чтобы снять маску, опускаю два пальца в стопку. Отдаю команду Гиферу и он быстренько активирует разобранный фрактал, мое наследие самому себе из Страшного мира. Фрактал Молохфибии простенький, поэтому эмулятор не сильно нагружается. Золотых татуировок не прибавляется.
На глазах Аяно стопка пустеет.
Перчатка скрывает мою руку, но кожа не полностью герметизирована. Через поры в эпидермисе я впитываю в организм самогонку, как демонская ящерица росу или дождевые капли.
— Выпил, командир, — показываю опустошенную стопку.
— Так нечестно, — хлопает глазами Аяно. — Нечестно!
— Почему? Самогон плескается во мне. Могу даже «дыхнуть в трубочку», если найдешь на козьих тропах гаишника, — устав от японки, я поднимаюсь с покрывала. — Девчонки, пойдемте что ли искупаемся?
— О давай! — тут же радуется Алла. — Наперегонки, Вик!
— Гоу! Кали, седая, с нами?
— Агась.
— Сама ты седая!
— Ну так что?
— С вами!
С визгом подбуханные девушки сигают в реку. Белоснежные упругие попки сверкают прежде, чем скрыться в воде. Я качаю головой — как-то подзабыл, что мои поляницы еще совсем малехи, хоть буферочки и как у взрослых. Не проследил, как они налакались бодяги. Аяно отвлекла, блин.
Вместе со мной в воду спускаются и «зори». Бестия держится в стороне от всех, поглядывая, как ко мне подплывает Кали.
— Бес, — шепчет Леди Волчица, опустив смущенный взгляд. — Я тут вспомнила, что не умею плавать. Не поучишь? Только где нас не увидят — я стесняюсь.
— Да, — я поворачиваюсь к змееголовой княжне. — Ал, потусите с Бестией.
— Хорошо, — Алла кивает.
— Перун, ты совсем?! — вскидывает испуганные глаза спецназовка, вокруг которой образовалась мертвая зона. Другие «зори», понятно, не рисковали к ней приближаться. Еще течением случайно толкнет на нее — и поминай как звали.
— Бестия, всё нормально, — отмахиваюсь. — Мои девушки могут тебя касаться, как я.
— Прямо как ты? — выпучивает девушка глаза.
— Ну почти, — подмигиваю ей. — Кое-где женщин должны касаться только мужские руки.
— Извращенец, — бурчит Бестия, но довольная: к ней с мячиком подплывают Алла и Вика.
Мы с Кали огибаем по дну береговой откос. Когда гранитная скала закрывает лагерь, поворачиваюсь к девушке:
— Ложись на спину, начнем с движений ног.
Кали вдруг сама, по-собачьи подплывает близко-близко:
— Иногда ты такой грозный, — улыбается девушка, обнимая меня. — А иногда такой наивный.
Дрожащими пальцами она нащупывает застежку на ремешке маски. Щелк. Пластина отодвигается на ухо, освобождая мое лицо, подставляя черную кожу жаркому солнцу и поцелую Кали. Девушка, краснея, чмокает легонько меня в губы.
— Тебе нравится мой купальник? — немного смутившись, она берет мою руку и кладет себе на грудь.
— Очень.
Неожиданно она приспускает лифчик ниже, и в моей руке оказывается голый упругий шарик.
— А без купальника нравится? — подается Кали вплотную и целует мою шею. Прижимается губами к зудящему золоту татуировки.
Я нащупываю сосок и сжимаю его. Сладкий стон девушки не заставляет себя ждать.
— Ты снимешь костюм? — с придыханием просит девушка, обнимая меня руками. — Мы можем прямо здесь.
— Не можем, — качаю головой. — Подождем, пока ко мне не вернется человеческий облик. Не хочу, чтобы твой первый раз был с демоном.
— Ты не демон! Какой ты демон! — горячо восклицает Кали, осыпая мои щеки поцелуями. — Зачем ты так?
— Все равно аура у меня демонская. Я могу не сдержать ее, когда буду наслаждаться тобой. И тогда твой первый раз омрачится страхом ко мне.
Вчера с Белоснежкой у меня, кстати, чуть не случилось так. Но успел погасить основной всплеск ауры, а ее остатки княжну даже еще больше раззадорили. Во всяком случае, глотательные рефлексы у нее улучшились.
Кали долго смотрит в мои разгоряченные возбуждением черные глаза, а потом говорит:
— А иногда ты очень милый.
Девушка поправляет лифчик, обратно запаковывая свои упругие грудки. Прежде чем спрятать лицо, я притягиваю Кали к себе и впиваюсь ей в шею, как Дракула. Девушка снова стонет от жаркого поцелуя.
— Хватит меня мучить, — толкает она кулачком в мою грудь. — Мне и так непросто.
— Кому сейчас просто? — фыркаю я. — Но придется потерпеть.
— Да терплю, из-за всех сил терплю. Но вот когда седая устраивает бананомарафон, сложнее вдвойне!
— Я ей запрещу.
— Не надо, — мотает Кали головой. — Не хочу, чтобы еще и ты мучался!
Мы возвращаемся в лагерь. «Зори» и поляницы тем временем разыгрались в пляжный волейбол. Бестию отдали в команду моим девушкам — те могли спокойно принимать от нее пасы, не боясь случайно коснуться. Разгоряченная спецназовка поворачивается ко мне, на лице румянец, в глазах азарт и счастье. Я отвечаю веселым взглядом. Несложно догадаться, что раньше командные игры для нее были под запретом.
Солнце заходит, сверкая на мокрых попках девушек. Их груди подпрыгивают, а стройные ноги напрягаются. Но вскоре темнота прерывает игру, и мы усаживаемся вокруг костра. Снова пьем самогон, едим мясо, «зори» рассказывают смешные истории из армейской жизни. Почти в каждой чем-то отличился майор Али.
— Нам с Крокодилом нужно было спустить в ущелье короба со снарядами для РПГ-26, - говорит Слепой Кот. — К гранатометчикам на позиции — чтобы обстрелять врага через сопку. Так Али брякнул: «Аднака, зачам крук делать? Граниты же в сапке нужна!». Не успел я глазом моргнуть, — на этом моменте истории слепца все смеются, — как крокодил сам хватает снаряды и без всякой гранатометной «палки» забрасывает их через сопку. Враг подрывается,