На Аянку не надеюсь. Вопрос больше обращен к старику — если японец старой закалки, то не потерпит, без замечания, такого пренебрежения традициями гостеприимства.
— Госпожа, — супит брови дворецкий. — Вы категорически не хотите сначала должным образом поприветствовать гостя?
Сработало! Сейчас будет настаивать на приветственном чаепитии. А там и покормить выпросим.
Бывал я в Страшном мире и в Японии. Как и везде, молодняк уже не помнил про поклоны и прочее. А вот старое поколение в деревнях обращалось ко мне очень уважительно. Обхаживали, как князя, которым я, кстати, сейчас и являюсь.
Пристыженная Аяно краснеет, как клюква.
— Только быстро, — бурчит она.
Дворецкий проводит в трапезную. По пути разглядываю интерьер: смесь европейского и японского стилей. Никакого пышного декора и украшений. Всё сдержанно и минималистично. Из мебели — только необходимая для повседневного использования. Материалы — неокрашенное дерево, камень, бамбук.
Вдвоем с Аяно усаживаемся за деревянный стол. Дворецкий уходит дать распоряжения слугам.
— Где ты научился кланяться? — шипит японка.
Я позволяю себе наглую ухмылку.
— Бывал как-то на твоей родине, — придумываю на ходу. — Школьная экскурсия.
— Я родилась в России! — рычит Аяно, дернув себя за косу.
— А род Кимура разве не японский?
— Конечно, японский! Был. Я его захватила и, как глава, присягнула на верность российскому императору.
— Ого, — удивляюсь. — А прошлого главу порубила в капусту?
— Отсекла голову, — кивает Аяно и, кое-что вспомнив, усмехается. — Как ты Деймону.
— Уверен, тоже было за что.
— Было, — соглашается девушка.
Мы понимающе смотрим друг на друга. Даже дольше, чем нужно.
Слуги приносят чай — небольшой чайничек и глиняные кружки. Я демонстративно потираю живот. Дворецкий, заглянувший вслед за слугами, не упускает это из виду.
— Господин, вы голодны?
— Очень, — нагло ощупываю взглядом фигуру Аяно, которую кимоно только подчеркивает. — Вижу, тебе есть, чем угостить, хозяйка.
Японка смущенно моргает, слегка прикусывает нижнюю губу, но тут же берет себя в руки, и, чуть отвернувшись, рычит в сторону:
— Ты ко мне пришел не жрать, а драться.
— Оставишь гостя жутко голодным? — продолжаю наглый флирт. — Ох, рискуешь, хозяйка.
— Меня что ли сожрешь? — хмыкает Аяно, ее глазки же мутно поблескивают, хоть она это и пытается скрыть, полуопустив черные ресницы.
— Приглашаешь? — откровенно борзею. Но Аяно не взрывается — слишком засмущалась от моего медицинского осмотра.
Пауза. Девушка в ауте. Красные щечки, растерянные и стыдливые взгляды в сторону дворецкого.
— Оцениваю опасность, — наконец отмазывается японка.
Наш горячий, как жерло Эразина, флирт точно не уходит от внимания старика. Уголки его губ слегка приподнимаются. Не улыбка, ее тень, которая еще попадает в рамки приличия.
— Конечно, нашему дому есть что предложить достойному князю, — сообщает дворецкий. — Сейчас распоряжусь подать угощения.
Я задумчиво смотрю вслед старику. Значит, мой титул ему известен? А ведь его высказывание можно понять и по-другому — если вместо «дом» он имел в виду «Дом». Благородному Дому Кимура точно есть кого мне предложить. Вот, сидит напротив — пунцовая до кончиков ушей, злящаяся на саму себя за бурю эмоций, из-за которых растерялась и не смогла приструнить борзого поручика.
Наконец, Аяно берется налить нам чаек — видимо, чтобы отвлечься.
— Мудрый человек твой дворецкий, — замечаю, пока ароматная жидкость плещет в стаканы. — Давно тебе служит?
— Моне Кобе-сан всю жизнь служит роду Кимура, — равнодушно сообщает японка.
— Он предал прошлого главу рода? — немного удивляюсь. Старик произвел впечатление человека, соблюдающего традиции. А какие могут быть традиции без верности?
Аяно вздыхает, личико ее резко гаснет. Видимо, затронул старые раны.
— Прошлый глава — мой дядя, — нехотя признается. — Он узурпировал власть в роде, убил отца и мать, когда они находились в России с государственной миссией. Я была маленькой и, благодаря случайности, смогла избежать смерти. Сбежала от убийц. Жила в московских трущобах, побиралась. Потом выросла. Много чего плохого делала. Много невинных убила. Но однажды смогла добраться до одного виноватого, — она кровожадно усмехается. — До сих пор приятно в груди от этого воспоминания.
О, у самурайки скелет в шкафу. И она мне только что приоткрыла дверцу. Ценю.
— Понимаю, — моя улыбка, уверен, сейчас не уступает в жуткости. — В отличае от тебя, я смог отомстить за родителей сразу же, не мучаясь годами ожиданий. Но все равно, чертовски кайфово возвращаться в миг, когда расколотил той твари голову.
Утюгом. Тому ксинусу я размозжил голову маминым утюгом. Он еще был горячим — остывал на гладильной доске. Запах дымящейся шкуры твари был до безумия приятен. Поэтому и люблю молнии — они сжигают.
— Но разве твои родители не живы? — округляет глаза Аяно. — Или ты приемный?
— Нет, теперь живы, — отмахиваюсь. — Я их воскресил. Потом расскажу как-нибудь.
Да, Аяно можно. Почти своя. Да и большого смысла скрывать нет. Я теперь князь, а инферно и так знают, что школьник Бесонов и Перун одно лицо. Градгроб же, чует мое сердце, помнит Страшный мир. И то, что он сдох в Эразине, лишь часть его хитровывернутого плана. Не мог Дьявол, захвативший все Нижние миры, так легко попасться. Теперь уже это ясно.
Аяно явно хочет подробностей. Но слуги приносят японские деликатесы, и ей приходится замолчать. Яства разные, даже не знаю, что выбрать. Еды много, глаза разбегаются.
С помощью палочек цепляю филе лосося, окунаю в соевый соус.
Немного солено, но чертовски вкусно. Продолжаю брать по кусочку, пробую, катая тающие мякоти во рту.
Аяно, сложив белые ручки на стол, внимательно смотрит, как я ем.
— А ты чего сидишь, командирша? — показываю палочками на рыбные кусочки. — Налетай тоже.
— Драться надо на голодный желудок, — бурчит она.
Опять за свое.
— А давай первый спарринг проведем не на ринге? — предлагаю, закинув в рот зеленые водоросли. Мягкие кусочки оставляют приятное послевкусие. — Их всего триста. Какая разница, одним больше, одним меньше.
— Что ты предлагаешь? — хмурится Аяно.
— Русскую игру «бутылочку», — показываю на графин.
Японка фыркает.
— Перун, я достаточно прожила в России, чтобы знать эту пошлую игру.
— Твой первый поцелуй сорвали в ней? — подкалываю, на что получаю грозный взгляд. — Ладно, давай просто не будем целоваться. Пока что. — добавляю все-таки.
— Что же будем делать? — игнорирует Аяно последние два слова.
— Крутишь ты и я. Если моя бутылочка показывает на тебя, а твоя на меня нет, то я выигрываю. Проигравший исполняет желание победителя.
Задумчивая морщинка искажает лоб Аяно.
— Несколько условий, — хлопает по столу японка. — Ничего пошлого. И нельзя отменить спарринги.
— Заметано, — переливаю сок из графина в стакан и, положив на стол, кручу.
Ловкость Мурки не проешь сушами. Горлышко показывает точнехонько в Аяно. Следующей крутит она. Горлышко показывает на мой бок. Ну, пускай. Засчитаем.
Так делаем несколько подходов, пока японка не проигрывает. Бутылка останавливается, и горлышко смотрит на дверь.
— Промах, командир, — сочувствую японке. — Первый спарринг за мной.
— Ну и чего ты хочешь? — нервно облизывает она губы.
Чувствуя над ней власть, я потираю руки, заставляя девушку еще больше нервничать.
— Спарринги нельзя отменить, так? Но пройдут они так, как я захочу, — разнообразно. Словно триста свиданий.
Глава 19. Япона бать
— Попробуй кужиру, — Аяно подкладывает в мою тарелку несколько вкусных кусочков. Для этого ей приходится подняться и потянуться через стол. Я же созерцаю ее округлые прелести, чуть-чуть проступающие сквозь кимоно. — Это вырезка кита ономи, представляющая собой часть мышцы, проходящей от спинного плавника к хвостовому плавнику.
Мы вдвоем в огромной трапезной. Слуги ушли сразу же, как принесли еду. Моне Кобе тоже покинул нас с хитрой улыбкой. Но успел поставить на стол бутылочку вина, к которой мы с японкой не притрагиваемся. Коварный дворецкий в мыслях, поди, уже сосватал за меня свою госпожу. Старики ведь такие — им лишь бы внуков. А этот Моне, я заметил, поглядывает на Аяночку по-отечески.
Закидываю предложенное угощение в рот.
— Ммм…вкусно.
— Вот еще конина, — японка перекладывает ко мне тонкие полоски сырого мяса.
— Конина? — Послышалось, может?
— Конина, — серьезно кивает Аяно. — Сырая. Мы специально лошадей разводим. Поешь, Перун, еще вагю, это высококачественная говядина. Очень дорогая.
Смотрю на японку, слежу, как ловко она подцепляет мясо и рыбу двумя палочками, чтобы попотчевать меня очередным деликатесом. Прямо радушная хозяйка. Единственно, что не воркует: кушай, деточка, тебе поправляться надо. Явно неспроста перемены в поведниии. Хе. Ради своих спаррингов старается.
Аяно протягивает миску со скользкой белой жижецей. Внешне напоминает клей для обоев.
— Это ямс, тертый горный корнеплод. Попробуй, Перун.
Нахожу на столе ложку, закидываю немного кашицы в рот.
— Скользит как угорь по пищеводу, — задумчиво говорю.
— Ничего ты не понимаешь. Дикий ямс очень полезен.
— Не сомневаюсь, — ем еще пару ложек и откидываюсь на спинку стула. — Аянушка, очень вкусно, — потираю я живот. — Может, перейдем к сладкому? Что ты можешь предложить в качестве десерта?
Внимательно созерцаю ее розовенький ротик. Ох, что я только не вытворяю с ним в мыслях. Если бы Белоснежка узнала — взорвалась бы от ревности.
Аяно краснеет под моим взглядом и не выдерживает:
— Перун! Называй меня командир!
— Хорошо, командирушка, — пожимаю плечами.
Она чуть не бросает грубое слово, возможно, матерное, очень возможно, японское матерное, но тут же перебарывает себя и сбавляет резкость тона.