Только вот девушка расширенными глазами смотрит вовсе не на меня, а куда-то за мою спину. Там ничего интересного — взрыв десятков снарядов породил огромный огненный шторм. От него, кстати, сейчас и убегаем. Артиллерия взлетела на воздух, и башня, крякнув, начала проваливаться внутрь себя. А кумулятивный эффект пустил ливни огня по коридорам. На лестничной площадке попадается окошко. Не амбразура, не дырка-бойница, а нормальное человеческое окно. В которое и сигаю.
Этаж второй, поэтому не создаю крылья. С грохотом приземляюсь на мощеный двор. Трещины разбегаются из-под железных сапог. Бестия не отрываясь смотрит, как башня складывается, будто карточный домик. Поднимаются клубы пыли, скрежещут многовековые камни, языки огня выплескивается из-под завалов.
— Лихо ты, Перун, — присвистывает она, немного отойдя, и смеется. — Спасибо, что прихватил с собой, хотя я слышала, что мужчины со своим самоваром не ездят.
— Это в Тулу не ездят. То бишь в пределах безбрежной нашей, — опускаю спецназовку на ноги. — На чужбину только со своим и надо.
— А зачем? — встречает она мой взгляд, улыбаясь.
Полисплав оттекает с моего лица.
— Чтобы было с кем Родину вспомнить, — кладу руку ей на ягодицы. — Ее высокие холмы и глубокие ложбины.
Я целую красотку, она впивается мне в рот не менее страстно. А вокруг ревут пожары и валятся камни.
На секунду отрываюсь от Бестии:
— Я, кстати, говорил, что стал отцом?
— Сто раз, — она вцепляется мне в броню и притягивает к себе. — Дай уже поздравлю по-нормальному.
Она сама прильнула к моим губам уже напористей.
Элизабет ждет в своем шатре новостей. Она избегала общества офицеров и Сергея Ливера, доверенного Перуна, потому что знала: они обсуждают продвижение штурма, а в этом королева ничем не способна помочь. Она только покажет свою некомпетентность в военных делах.
Она даже поехала на позиции, чтоб просто быть ближе к Перуну как его женщина и поддержка. Были и другие, прагматичные причины, но сердце Элизабет откликалось только на одну единственную. Как он там?
Элизабет сидит на табуретке спиной к пологу шатра. Неожиданно теплая рука обнимает ее и ложится на живот. Перун!
Улыбнувшись, Элизабет оборачивается и прижимается щекой к его груди. Это произошло на инстинкте, на жажде любви от этого странного мужчины, но потом она вспоминает — ей не докладывали о захвате замка Лейса.
— Что ты здесь делаешь? — озадачивается королева. Перун словно бы стал пониже. Выражение лица немного другое. Нет лукавости в глазах и ухмылки.
— Голодаю по тебе, моя королева, — его губы тянутся к ней.
Элизабет зарделась и поддалась песне своего сердца и жару его влажного рта. Спустя несколько сладких мгновений наслаждения королева Великобритании слышит вопрос:
— Ты случайно не знаешь, что я пожелал, когда изменил реальность?
Глава 12. Иллюзии мечты
— Что ты спросил? — спрашивает Элизабет.
— Сейчас повторю.
Жестко потянув ее за руку, Перун толкает королеву на походную койку. Она переворачивается на спину и тонет в его обжигающем напоре. Его губы накрывают ее рот, его колено раздвигает ее ноги, его руки елозят под ее платьем, грубо, неумело, причиняя боль, но все же даря удовольствие. Ведь это был он, сильнейший мужчина из всех! Спаситель ее дочки!
В промежутках между этими касаниями Элизабет слышит крики и стрельбу за стенами шатра. Надсадный вой сирен. Тревога! На лагерь напали!
А Перун, будто не слыша, продолжает ее трогать. Шарить по ней руками, будто дорвавшийся до женщины школьник.
— Ты что не слышишь? Пусти! — Элизабет пытается вырваться, но ее удерживают, как безвольную рабыню. Она видит злобную усмешку на любимых губах, и это дарит понимание, — Ты не Перун!
Настоящий он никогда бы не улыбнулся так гадко. Уж точно не распростертой перед ним женщине.
Королева наполняет кулак ледяной силой и выстреливает им в лицо самозванца.
Щелк.
Лжеперун перехватил ее руку. Жива-техника потухла. Элизабет в ужасе смотрит на мориновый браслет на своем запястье. А затем ладонь самозванца взметается к тряпочному потолку. От мощного удара королева падает с койки на земляной пол. На разбитых губах выступает кровь.
А Лжеперун смеется, глядя на избитую женщину у его ног.
— Быстро ты меня разоблачила. Эх, а я так хотел взять человеческую самку, которую многие из этих червей почитают своей правительницей.
— Откуда ты знаешь про нас с Перуном? — кричит королева. «Неужели во дворце шпионы?».
— Ты красивая, — пожимает самозванец плечами. — А мне нашептал наш человеческий союзник — хотя к людям его уже сложно отнести, — что демоник Перун хватает всех красивых женщин в поле своего зрения. Тем более, королеву он точно не пропустит.
«Хватает? Что за ерунда? Я сама его, можно сказать, соблазнила».
Полог шатра сотрясается от рева снаружи.
— Мои собачки, — лыбится подделка, а потом его юное лицо расплывается в перекореженную чудовищную морду. — Так поделись, милая Бетти, не рассказывал ли тебе Перун про изменение реальности?
— Смотрю, весело время проводите, — укоряет нас с Бестией Скоморох, вынырнув из-под груды камней, словно призрак. — А обо мне не думали побеспокоиться? Подорвали всё нахрен и рванули сосаться, чертовы голубки.
На спецназовце нет ни ожогов, ни грязи, ни даже пыли, экипировка чистенькая, будто только из химчистки, без дыр и торчащих ниток. Пробежал завалы в состоянии неосязаемости, а теперь права качает.
— Не думали, — честно отвечаю. — Ты же у нас привидение. Чуть что — сразу делаешься бесплотным. Не подловить.
— А ты будто только что пытался? — с подозрением смотрит Скоморох.
— Нет, конечно. Просто верил в твою реакцию. Пошли к своим уже.
Он настороженно поглядывает в мою сторону, но я не подаю вида. У второй башни встречаемся с остальной командой.
— Огневые точки устранены, — отчитывается Аяно, не отпуская взглядом руины рядом. — Хоть и не так радикально.
— Сойдет, молодцы, — одобряю.
На похвалу Аяно сдержанно кивает, но скулы чуть порозовели.
Из других башен к нам никто не выбегает. А жаль, придется выкуривать. Сразу движемся в главный донжон замка. Швейцары с пулеметами, или хотя бы с автоматами, не встречаются в холле. Какой-то граф Чипсоня негостеприимный. Либо скряга и на персонале экономит.
Когда мы вступаем в вытянутую бальную галерею, помещение стремительно зарастает огромными зелеными папоротниками и кустами. Вздымаются деревья, названия которых я не знаю, не ботаник, это ели, сосны, дубы еще отличу, но не африканскую экзотику, поэтому просто деревья.
Толстые лианы обвивают колонны и канделябры в стенах, словно щупальца гигантского монстра. Зал заполняет кусочек джунглей.
— У вымеса скилл по цветоводству? — приподнимает рыжую бровь Ясна.
— Вряд ли, — я выпускаю молнии. — Слишком уж шустро состряпал Амазонские джунгли.
Сверкающие синие линии ползут по заросшему травой и кустарниками полу. Там, куда падает обжигающий свет молний, иллюзия разлетается, лианы тускнеют и гаснут, деревья становятся полупрозрачные, как призраки. И за угасшими джунглями вырисовываются фигуры боевиков с автоматами. Кого-то молнии уже настигли, и они катятся по исчезающему травяному ковру, пытаясь сбросить высоковольтных змей, словно настоящих. За других принимается команда. «Зори» бросаются в битву. Поляницы тоже не отстают. Белоснежка красуется передо мной, избивая «мохнатками» бедного Воина. Тонкий стан изгибает, качает бедрами в мильфиновой броне. Прямо модель. Не зря собралась на подиумы. Точно все гламурные журналы покорит.
Али же в любимой манере откусывает головы, а потом сплевывает их как семечки. Отличие только в том, что Крокодил полностью выбрасывает, даже ушко, даже глазик себе не оставляет. Видимо, из оперы «не съем, так поднадкусаю».
— Молодец, животина, — Ясна не оставляет без внимание старание Али, я даже видел, как она губами шевелила, пересчитывая головы. — Шесть съел — шесть выплюнул.
— Аднака, слажу Отчеству, — радостно лыбится кровавыми клыками зеленая морда.
— А какое у него, интересно, на самом деле Отчество? — задается вопросом Леди Волчица.
— Джамшутович, — отвечает рыжая.
Ну понятно. Была еще версия Равшанович. Одно из двух.
— Али Джамшутович, — катает в монстряшном рту Кали, затем оскаливается. — Звучит, аднака.
Вдруг Али роняет слезинку из багрового глаза.
— Ты чего, животина? — Аяно тоже замечает дрожание в своих рядах.
— Пакайнаго батяшку вспамнил, — грустно вздыхает Крокодил, даже хвост опал.
— Не грусти, — Вика-Носорог хлопает бронированной пятерней мутанта по хребтине так, что он даже пошатывается.
— Двигаемся дальше, — командую я, а то развели крокодила на нюни. — Если поможет, Кожеголовый, можешь съесть одну из выплюнутых голов.
— Нельзя, — категорично заявляет Ясна, уперев руки в бока.
— Или не можешь, — покладисто соглашаюсь. Не сегодня, но когда-нибудь продавим тетушку Ясну. Здоровому Крокодилу нужен белок. И чужие мозги не помешают. Раз своих маловато.
Сразу за галереей коридоры ведут нас в анфиладу очередных залов. Сбоку от первого дверного проема стоит бронзовая статуя, странным образом очень напоминающая миниатюрного Градгроба. Такой вот Владыка выводка на минималках. Кривая пасть, длинные когти на лапах, шипы вдоль позвоночника в форме лепестков. Я подхожу и протыкаю насквозь Когтями скульптуру.
— У-а-а-а! — раздается визг.
Вспыхивают молнии на резаках, морок статуи распадается, а насаженный на Когти изменник загибается, испустив дух.
— Вымес берет из наших голов образы для иллюзий, — поворачиваюсь к остальным. — Будьте внимательны, и, если заметите то, чего не должно быть, бейте это.
Но меня никто не слушает — коммандос, весь отряд, застыли со стеклянными глазами. Массовый столбняк не избежал даже Кота. Слепой спецназовец вдруг мурлычет: