– Вера в Бога, скрытность движения, быстрота, затем смелый удар по первому влечению сердца, – немедленно, будто давно все это обдумывал, ответил Бакланов.
– Слышали? – и Барятинский обнял донца.
За этот подвиг Яков Петрович Бакланов позже, 30 декабря 1852 года, был награжден орденом Святого Георгия 4-й степени. Барятинского за экспедицию представляли к «Георгию» 3-й степени, но Государь пожаловал его генерал-лейтенантом.
Георгиевскими крестами наградили 19-летнего сына сотника Петра Анисимова (позже он заслужит еще два «Георгия», выслужит за 14 лет чин хорунжего и уйдет в Новочеркасскую полицию).
В полночь в Куринском собрались свободные от дежурств и постов офицеры и казаки Донского № 17 полка. Подсчитали…
По данным биографов Бакланова, в бою были убиты майор Банников и 30 казаков, ранено 2 офицера и 50 казаков, лошадей убито 54, ранено 64. Под самим Баклановым убито 3 лошади.
Но в отчете сдававшего командование полком № 17 в 1856 году подполковника Полякова, подробнейшем отчете, где выписаны все даже случайно умершие, значится умерший от огнестрельной раны войсковой старшина Иван Банников и… 1 казак – Семен Карев, Слащевской станицы, умерший от огнестрельной раны 20 февраля 1852 года, на день раньше Банникова.
А где же остальные десятки убитых и раненых? Не может же быть, чтоб в таком бою – штурм завалов и прикрытие переправы – и ни одного убитого.
Видимо, они все же были. Помните, вместе с полком № 17 на завалы бросились две сотни линейцев? Есть такая практика: воинский начальник первой в бой, в самое опасное место, бросает подчиненную ему временно чужую воинскую часть. Так донские казаки при штурме Азова первыми в пролом послали запорожцев. Так турки через 4 года при штурме того же Азова первыми послали на стены немцев-наемников…
Жалели, конечно, Банникова, умершего 21 февраля. Выехал он из Куринского принимать оставшийся без командира казачий полк. Но в Кара-Су так его дружелюбно провожали, что застрял он на посту у Полякова надолго. А тут тревога, записка от Бакланова, и вернулся Банников с Поляковым в Куринское… На смерть свою вернулся.
Пехота потеряла убитыми 17 солдат, ранеными 7 офицеров и 147 солдат.
За весь путь от Аргуна до Куринского сняли доспехи с 17 брошенных чеченцев, остальных убитых и раненых горцы уносили, а сколько их таких было, знали сами чеченцы.
После боя на Мичике стали появляться песни о делах Бакланова, принадлежащие безымянным казачьим авторам, искренние и бесхитростные: «Баклановцы-молодцы, вспомним, как недавно…» (это непосредственно о бое на Мичике), «В сорок шестом году собирал Шамиль орду» и других много.
Глава 21. Генеральский чини Святой Станислав
Когда Нижегородский полк возвращался в Грозную и проходил давным-давно замиренный Старый-Юрт, молодой князь Аргутинский крикнул чеченцам, стоящим толпой:
– Здорово, ребята! Шамиль пропал, Мичик пропал, Чечня юхлай!
И «мирные» чеченцы, среди которых были раненые в недавних боях, ответили:
– А Маюртуп хорошо?
Намекали на большие потери у русских.
И все же после того, как экспедиция Барятинского прошла по Большой Чечне, сея всюду смерть и разрушение, толпы чеченцев стали приходить в Куринское к Бакланову просить землю и покровительство. По согласованию с начальством решено было выделить им одно поселение в 8 верстах от Куринского на восточном склоне Качкалыка у горячего ключа Исти-Су.
Деятельный, неутомимый Барятинский ушел из Куринского в Грозную и снова начал рубку леса между Аргуном и Сунжей по направлению к Умахан-Юрту. Бакланову он оставил 11 рот пехоты, 7 орудий и 2 полка конницы и приказал прорубить и очистить дорогу от Умахан-юрта на Гудермес в аул Таш-Булат.
17-й полк 22 февраля в связи с этим заданием ходил к Умахан-юрту. Участвовал там в перестрелках 24-го и в атаках на завалы 25 февраля. Убитыми потеряли 1 казака и 4 лошади.
Войска, участвовавшие в рубке леса, распустили 4 марта, когда началась весна и увеличилась опасность чеченских набегов.
За экспедицию князь Чавчавадзе, командир Нижегородского драгунского полка, был произведен в генерал-майоры. Поговаривали, что Бакланов тоже скоро станет генералом.
Стоило вернуться в Куринское, и снова пошли к Бакланову делегации от чеченцев с просьбой переселиться на отведенные по восточному и северному склонам Качкалыка места. Просили приехать к ним в аулы и силой забрать их самих и их семьи с собой. Жаловались, что наиб Гехи прибыл в мичикские аулы, арестовал старейшин и готовится встретить Бакланова. Бакланов в аулы вызволять чеченцев не поехал, но отряд собрал. Наиб прознал, что Бакланов готовит силы, и отправился к Шамилю за помощью.
Но Бакланов не пошел туда, где его ждали. В ночь с 21 на 22 марта, собрав 6 рот и 6 сотен, Бакланов по плану Барятинского выступил за скотом в аулы, которые еще не обратились к русским властям с просьбой принять их под свое покровительство. Опустошить западный склон Качкалыка особого труда не составило. В официальных документах это оформили как рекогносцировку.
Аулы были взяты и разорены. А вот отступление, как обычно, составило самую трудную фазу операции. В тумане левая цепь сбилась, левый угол оказался разорван. Чеченцы устремились в прорыв и едва не изрубили артиллеристов, арьергард и левая цепь бросились на крики и перебили прорвавшихся чеченцев.
Шамиль, разгневанный очередным набегом Бакланова и колебаниями мичикских аулов, приказал наибу Эски разгромить эти аулы. Вот тогда Бакланов и явился жителям этих селений спасителем.
С 3 батальонами, 6 орудиями и своим 17-м полком утром 23 марта он прибыл к аулам Мазлагаш и Гурдали. С 10 до 12 часов ждал переселенцев. Они собрались, готовые тронуться в путь. Одновременно наиб Гехи прибыл от Шамиля с подкреплениями. Выводить замирившихся чеченцев пришлось с боем. В авангарде пошли рота пехоты, часть 17-го полка и 2 орудия, за ними собравшиеся переселенцы, с ними чуть не вперемешку остальные сотни 17-го полка. В арьергард, в правую и левую цепь выставили по одному батальону с орудиями. 4 часа длилась перестрелка. Русские потеряли 10 убитых и 87 раненых, ранено было 3 офицера (в том числе командир взвода 7-й батареи Ренсков). Чеченцев, выведенных из-за хребта, поселили в 3 аулах неподалеку от Куринского. Вышло, однако, немного, 258 человек.
Пока Бакланов и мичикский наиб боролись за неокрепшие души местных чеченцев, Барятинский подготовил новый удар, и 27 марта замещавший Барятинского Меллер-Закомельский истребил аул наиба Талгика. Талгик смог бежать, но все его имущество, значок и две пушки достались в руки победителей.
30 марта 1852 года произвели в урядники отличившихся казаков – Казьму Самохина и Ивана Попова.
В мае полк пополнялся. Прислали двух сотников – Алексея Карповского и Алексея Севастьянова, и перевели из полка № 30 хорунжего Нефеда Попова. Чуть позже, 5 июня, произвели из урядников в хорунжие Михаила Наследышева.
Из полка № 26 перевелся к Бакланову урядник Михаил Петров. С Дона явились урядники Иван Власов и Николай Максимов. Прибыл быстро произведенный впоследствии казак из дворян Андрей Попов, Есауловской станицы, служивший ранее писарем Военного дежурства 2-го военного отдела.
Всего в 1852 году в полк на пополнение прислали 9 казаков и 2 перевели из полков № 18 и № 30.
Стремясь удержать мичикские аулы от перехода к русским и наказать уже переметнувшихся, Шамиль поселил самых верных своих приверженцев, известных головорезов, в знаменитом ауле Гурдали. Те, прикрываясь приказом имама и волей аллаха, стали совершать набеги на мирные аулы и поколебали настроение местного населения. Живешь под Шамилем, придут и ограбят тебя русские, уйдешь к русским, тебя ограбят правоверные из Гурдали. Вместе с тем Шамиль сменил окончательно наиба Геху на более предприимчивого Эски.
Прикрывшись таким образом с востока, Шамиль задумал поход на запад, вознамерился поднять осетин, а за ними и черкесов. В мае он пошел через земли галашевцев к Военно-Грузинской дороге, но был отбит Вревским. Да и галашевцы его не поддержали.
1 июня Эски подступал к Грозной, но быстро ушел. 3 июня Эски и Талгик осаждали Тепли-Кичу, но тоже безуспешно. Затем 4, 10, 24 июня, а после еще и 12 июля Эски нападал на аул Исти-Су, пытался погромить замирившихся и поселившихся здесь чеченцев, но Бакланов или русская пехота его все время отгоняли.
Исти-Су – укрепление маленькое. Вал, колючка, два редута (на каждом по пушке) и сторожевая башня. Гарнизон – одна рота. Так что если б не Бакланов, худо пришлось бы замирившимся.
Барятинский в свою очередь 7 июля сходил в набег на Гойты, 27 июля – на Шалинскую поляну, где пожег все заготовленное чеченцами сено, а 29 июля учинил то же самое в Балготое. Тем самым он лишил чеченскую и дагестанскую конницу провианта, если Шамиль опять приведет ее зимой в Большую Чечню.
Зато опять заволновался Дагестан, да и по Мичику чеченские аулы зашевелились.
Барятинский все это отнес на счет разбойников из Гурдали. Он приказал Бакланову разгромить и уничтожить Гурдали и разорить другие аулы, уцелевшие по берегам Мичика. Сам он с несколькими отрядами начал в это время наступление с разных сторон на Большую Чечню. Бакланову же предстояло нанести удар 11 августа.
Время было летнее, а после Даргинской экспедиции русские взяли за правило – не углубляться в лес летом. Но приказ есть приказ. Так произошел бой, «которого уже давно не помнили на Кавказе».
К своим небольшим силам Бакланов прибавил три роты и 6 сотен из Хасав-Юрта и собрал отряд в 3 батальона Кабардинского полка и 1 роту линейного батальона № 12, 7 орудий, 3 сотни 18-го Донского полка, 2 сотни Кизлярского полка и, естественно, взял весь свой 17-й полк. Кавалерию поручил подполковнику Суходольскому, пехоту – барону Николаи.
В 10 утра, как только ночные чеченские пикеты ушли, выступили. День начинался знойный; обливаясь потом, взошли на хребет, прошли чинаровый лес и стали спускаться в овраг к Мичику. Лес стал реже.