Глазуновская станица выставила 50 казаков, из них заместителей 5. Коня на войсковой капитал купили 1. Штрафованных у глазуновцев оказалось 3. Матвей Матвеевич Медведев «за упуск дезертира Боровского наказан при полку № 17 15-ю ударами розгами».
Трофим Ефимович Давыдов, 41 год, «за умышленный отшиб у левой руки большого пальца мельничным толкачом по суду наказан 15 ударами плетьми».
Карп Федорович Буянов, 35 лет, «за пьянство при полку № 17 наказан розгами в 1841 году».
Букановская станица послала всего 15 казаков, но среди них 2 штрафованных. Семен Абрамович Краснов, 30 лет, сын урядника, «по приговору общества 13 ноября 1839 года за воровство 4-х овец наказан 25 ударами розгами». Игнат Кондратович Рогачов, 43 лет, «по предписанию Походного атамана за воровство у казака Чернушкина седельной сумки с вещами и деньгами на 5 рублей 37 ½ копейки серебром наказан при полку № 44 50-ю ударами палками».
Остроуховская станица тоже мало выставила, всего 18 казаков. Один сразу же был переведен в полк № 27.
Слащовская станица отправила в полк 37 человек, из них заместителей 4. Коней справили на войсковой капитал 2, мундир и оружие купили для 1 казака. Штрафованным числился 1 казак. Егор Фомич Великанов, 23 лет, «за воровство у казака Лычкина денег и вещей по решению Войскового уголовного суда оставлен в сильном подозрении».
Две последние страницы полковой книги содержали фамилии одних штрафованных. Снизу вверх, по всему листу значилось: «По приговору станичных обществ в заразных законопротивных поступках с разрешения Господина наказного атамана командируются без очереди на Кавказ». Здесь были прописаны казак станицы Верхнее-Новочеркасской Алексей Бударщиков и Екатерининской — Николай Чеботарев. Против фамилии Бударщикова стояло: «По предписанию Войскового дежурства отчислен из полка». Далее подряд шли 10 калмыков Среднего улуса 4-й сотни: Малдан Барашкин, Федор Утхашов, Нима Ходинов, Никушка Адиянов, Алешка Лакшанов, Якушка Адиянов, Чудан Шарапов, Марта Демерлинов, Сусо Шуваринов, Джендро Маркин. Последние двое были исключены за дурное поведение, самовольные отлучки, пьянство и сомнение в воровстве из атарщиков.
Итого в полку заместителей — 59, бедных на лошадях, купленных на войсковые деньги, — 63, штрафованных — 51 (да, это не полк № 36, с которым Бакланов а Польшу ходил).
Штрафованных, конечно, многовато. Вот в 1846 году шли на Кавказ полки из 4-го Военного округа № 34, 36 и 38, в них штрафованных по 19 человек (в первых двух), а в одном — 21. А в отборном № 25 из 2-го Военного округа, где командиром Михаил Иловайский, а войсковым старшиной при нем Константин Хрещатицкий, — всего 17 штрафованных. А тут — 51. Видимо, за голодные годы сдали казаки, «набедились».
По возрасту казаки полка № 17 делились следующим образом:
19-летних — 11 (это в основном заместители, шли за отцов, за других родственников); 20-летних — 18 (то же самое); 21 год — 22 (то же самое); 22 года — 14 (эти уже шли в очередь); 23 года — 164; 24 года — 143 (эти два года — основной призывной контингент, поздно у казаков полевая служба начиналась); 25 лет — 75; 26 лет — 25; 27 лет — 22; 28 лет — 18; 29 лет — 10; 30 лет — 12; 31 год — 4 (последние 6 возрастов — или подбирали тех, кто все еще не служил полевую службу, или второй срок тех, кто уходил рано заместителем); 32 года — 65 (эти явно выходят на полевую службу во второй раз); 33 года — 71 (эти тоже); 34 года — 28; 35 лет — 18; 36 лет — 7; 37 лет — 7; 38 лет — 26 (а эти выходят на полевую службу явно в третий раз); 39 лет — 19; 40 лет — 24 (вот они — триарии); 41 год — 1; 42 года — 4; 43 года — 2; 44 года — 1; 51 год — 1 (судимый за два ограбления). Два штрафованных из Новочеркасска и Екатерининской станицы годы не указали.
По прибытии на Линию смотрели полк на предмет годности мундиров и шинелей. Мундиров хороших оказалось 208, посредственных — 625, шинелей хороших — 239, посредственных — 594.
В общем — казаки, как казаки. Только кони под ними покрупнее, большинство — золотистой масти.
Слава баклановская по всей Линии гремела, и на Дону в низовых станицах стали о нем поговаривать. Приезжали из соседних полков казаки и из самого № 20 полка за ремонтом, расписали его подвиги в лучшем виде. Но на верхнем Дону в глухих степных хуторах жили своей жизнью, Кавказа и Грузии как огня боялись. Много туда уходило, да мало возвращалось. Оплакивали дома уходившие полки, как по мертвым голосили. Этот № 17 тоже шел на Кавказ обреченно. Через неделю похода, 25 мая 1850 года, 1 казак умер (Андрей Медведев из Глазуновской) и 1 штрафованный бежал (Филипп Точилкин, Вёшенской станицы). Но за Егорлыком услышали рассказы, узнали, что офицеры и даже урядники с таким командиром добровольно на второй срок остались, ничего, приободрились.
Высшее начальство полк Бакланова с самого начала стало подкреплять кадрами. Из Донской № 3 батареи перевели в полк к Бакланову хорунжего Петра Ермилова, которого Бакланов назначил командовать ракетной батареей. Затем прислали в полк только что произведенного из урядников (с 18 июня 1850 года) Игната Михайлушкина.
И урядников подбросили: Николая Анисимова из полка № 3, Самсона Савватеева из полка № 38 и Петра Федорова из полка № 39. Сам Я. П. Бакланов затребовал Фотея Бакланова из полка № 6 и Василия Сазонова из полка № 11.
С Дона несколькими партиями прибыли: Степан Козлов, Николай Варламов, Григорий Аникин, Вячеслав Калмыков, Афанасий Дубовской, Иван Ефимцев и Петр Сучилин.
С небольшим опозданием прибыл в полк 18-летний сын сотника Петр Анисимов, Есауловской станицы. Этот явился за отличиями… С ним по одному предписанию — 4 калмыка. За ними явились из полка № 6 Григорий Карахтинцев, Пятиизбянской станицы, и с Дона Абрам Голицын, Верхнее-Кундрюченской станицы.
Командиры свою родню стали в полк выписывать. Из Семикаракорской прибыл казак Федор Балабин, из Букановской — Иван Захаров. Но вместе с родней командирской прибыли в полк сосланные «за пороки» — Родион Петрин, Нижне-Чирской станицы, Петр Калинин, Старочеркасской станицы, Семен Крюков и Иван Ковалев из Гугнинской, Филипп Титов из Есауловской, Даниил Абашин из Средне-Новочеркасской, Тимофей Щебуняев и Петр Меркулов из Мигулинской и сразу шестеро из Перекопской — Федор Ковалев, Семен Попов, Антон Бирюков и трое Епифановых — Филипп, Макар и Минай. Всего таких «порочных» — 14 казаков.
По примеру 20-го полка, в 17-м организовали учебную 7-ю сотню, пластунскую, ракетную, саперную команды. Новичков перевооружили и переобмундировали по-баклановски. Наслушавшись легенд, они расспрашивали оставшихся на второй срок урядников о командире полка. «Командир такой, что при нем и отца родного не надо, — отвечали ветераны. — Если есть нужда, иди прямо к нему: поможет и добрым словом, и советом, и деньгами. Простота такая, что ничего не пожалеет, последнюю рубашку снимет и отдаст, а тебя в нужде твоей выручит. Но на службе, братцы мои, держите ухо востро: вы не бойтесь чеченцев, а бойтесь своего асмодея: шаг назад — в куски изрубит!..». «Асмодеем» они его, конечно, не называли. Так его впоследствии назвали польские повстанцы. Но Бакланову это название понравилось, он рассказал о нем биографам, а они вложили его в уста баклановских казаков.
Старые казаки, которые на полевую службу в третий раз выходили, огонь и воду прошли, сразу бескорыстие баклановское заметили. Не обирал он казаков, не наживал на них капитала. Наоборот, храбрым, если подмечал за ними жадность, деньги давал без меры. Офицерам всегда давал в долг. От этого и денег вечно нет. Всё раздал, все ему должны… Душевный человек.
Проезжал по Линии Воронцов, и Бакланов упросил его новый участок для полка выделить, старый подправить. Две сотни 17-го полка поставить в Кара-су, а штаб и 4 сотни полка № 40 перевести в Хасав-Юрт, там рядом, в Таш-Кичах остальные сотни 40-го полка стоят. Удобнее будет.
Воронцов согласился и предупредил, что в августе предстоит Бакланову рубить просеку от Куринского на Мичик.
Отправил Бакланов в Кара-су есаула Полякова с двумя сотнями, стал с ним сигналы оговаривать. Если в Куринском пушка три раза выстрелит — надо коней седлать. Если еще раз трижды ударит — выходи из Кара-су и иди на звуки стрельбы или другие признаки, где бой идет. Если на тебя в Кара-су нападут, тоже стреляй из пушки три раза. Если выходишь из укрепления, зажги камыш, собранный на кургане, чтоб дымом знак дать. Да выходи не сразу, а пускай сотню за сотней на дистанции, чтоб одна за другой наблюдала, из ловушки могла выручить.
Первое боевое крещение казаки полка № 17 прошли 12-го июля — через месяц после прибытия на Кавказ. Сотня есаула Березовского прикрывала фуражиров в Качкалыковском лесу и была атакована большими силами горцев. Под Березовским убили лошадь, но он пеший кинулся навстречу чеченцам, и молодые казаки от него не отставали. Когда встревоженный Бакланов прискакал на помощь, в лесу шла рукопашная. Общими усилиями противника опрокинули и преследовали.
Оглядел Бакланов казаков после боя, ребята как ребята. Только когда к убитым подошли и раздевать стали, у молодых лица вытянулись.
До 2 августа, до начала настоящих боевых действий, большая часть полка № 17 работала на покосе и морила лошадей, развозя по укреплениям и станицам запасы сена на зиму.
1 августа собрались в Куринском войска — 3 батальона пехоты (подошли из Грозной и из Хасав-Юрта), 8 орудий, дивизион Нижегородского драгунского полка под командованием Эттингера, 5 сотен полка № 17, 3 сотни линейцев. Расположились вокруг укрепления лагерем. Местами виднелись палатки, офицеры поделали себе балаганы из кож, войлоков, бурок и рогожек, солдаты — из шинелей. Приказ — рубить просеку через Качкалыковский хребет и до Мичика.
П. П. Нестеров страдал от очередного приступа душевного недуга, и командование поручили генерал-майору Козловскому (он, собственно, драгун и выпросил, баклановского полка ему мало показалось).
Со 2 августа начали рубить просеку. Каждый день выводили пехоту, рассыпали по обе стороны цепи и начинали стучать топорами. Чеченцы сопротивлялись, даже пушки подвозили. Полковые командиры — Майдель, Бакланов и Суходольский — командовали работами по очереди.