— Эй, ты куда?! — услышал Кан, двинувшись к ручейку с амфорой наперевес.
— Сам же велел воды принести, — удивился он, пожимая плечами.
— А где твой меч? А где твой панцирь? — ехидно полюбопытствовал десятник. — Ты на войне, малыш. И без меча и панциря отныне ты от костра — ни шагу!
— А ты опасаешься, что кому-нибудь придёт в голову отнять амфору у сына Тенция Норита и брата грозного десятника Фидия? — сострил Кан в ответ.
— Налети внезапно атлантская конница, малыш, она о твоей родовой принадлежности спрашивать не станет, — любезно пояснил десятник и тут же гаркнул, как положено строевому командиру. — Отставить препирательства! Выполнять приказ!
— Есть! — дисциплинированно отозвался Кан и, вздохнув, влез в тяжкие объятия своего панциря, застегнул на талии боевой пояс с мечом и кинжалом. Война стала нравиться ему гораздо меньше.
Вернулся он не один — к разгорающемуся костру вместе с ним пришли двое парней в грубых хитонах с рукавами, в штанах, заправленных в короткие кожаные сапожки. В качестве доспехов им служили толстые кожаные панцири, укреплённые металлическими пластинами на груди и животе, и кожаные шлемы конической формы. Тот, который был постарше, выглядел не хуже Фидия — такой же высокий, плотный и широкоплечий. Кроме щита и копья у него на плече висела кифара, издали похожая на короткий лук.
Младший незнакомец смотрелся не столь внушительно. Был он высок, строен и красив, как Кул, но в глазах его гуляли дерзкие огоньки опытного воина. Копья у него не было, зато был лук из рогов горной антилопы и колчан, туго набитый стрелами.
— Познакомьтесь, ребята, это фракийцы! — представил незнакомцев Кан. — Их племена присоединились к нам, ими командует вождь Эллиот. Орфей и Эвридик отправились на войну вопреки воле родителей, они долго шли за своими соотечественниками по пятам, прячась от них. Но тут вынуждены были открыться, чтоб не нарваться на дротики дозоров. Эллиот родственник Орфея, и он разрешил им воевать в наших рядах. Отец в принципе согласился, но предоставил право окончательно решать дядюшке Априксу. А сотник сказал, что решать должен ты.
— Нам бойцы не помешают, — согласился Фидий. — Но именно бойцы, а не певцы.
Он вынул из ножен свой любимый меч, верно служивший ему в пограничных схватках, и кивнул тому, который постарше:
— Покажи, что умеешь!
Фракиец ловко избавился от лишнего груза и обнажил искривлённый на конце клинок. Двигался он уверенно и экономно, меч из бурой бронзы гудел в крепкой руке, точно шмель на лету. Он легко отразил первый натиск Фидия, сразу кинувшегося в атаку, и сам не остался в долгу. Поединок затянулся — фракиец оказался крепким орешком, прекрасно знакомым с приёмами фехтования на мечах.
Но Фидий был сильней и опытней, его обучал сам Тенций Норит. В тот момент, когда фракиец, отразив выпад противника, вскинул над головой меч, десятник выронил свой, крутанулся на месте и бросил соперника через плечо, зафиксировав его горло коленом.
Младший фракиец, с опаской наблюдавший за поединком, невольно вскрикнул и кинулся на помощь другу, но был перехвачен Леоном. Фидий поднялся на ноги и помог подняться сопернику.
— Если твой товарищ дерётся хотя бы вполовину твоего, можете оставаться, — сказал он.
— Эвридик не очень хорош в рукопашном бою, — ответил побеждённый, отдуваясь после падения, — но он за пятьдесят шагов попадает в глаз белке в четырёх случаях из пяти. Кстати, меня зовут Орфеем.
— Годится! — согласился десятник. — Кул, сгоняй к Априксу, пусть выдаст ещё два хлебца нашему десятку.
Кан первым поздравил новых членов десятка, обняв их по очереди — фракийцы ему понравились сразу. Тем более что Эвридик явно был слабей остальных, а значит, являлся ровней ему самому. Они были одного роста, оба имели покатые плечи, но у Кана они были значительно шире. Длинные волнистые волосы у Кана были каштанового цвета, у Эвридика — светло-русого. Глаза у обоих карие. Только у Эвридика лицо было чистое от морщин, а у Кана из-за привычки насмешливо щуриться появились тени будущих морщинок в уголках глаз.
— Тебе сколько лет? — спросил Кан.
— Пятнадцать, — сказал Эвридик, снимая перевязь с колчаном. — А что?
— А то, что есть с тобой будем из одного котелка, — радостно сообщил Кан. — У нас так положено, чтобы младшие питались отдельно от других, — скосил глаза на Кула, вернувшегося из обоза сотни, и ехидно добавил. — Это чтобы кое-кто не обделял самых меньших.
— Тебя обделишь! — фыркнул Кул. — Самому бы голодом не остаться. Ты, Эвридик, будь с этим балаболом осторожней — он жуёт ещё быстрей, чем тараторит. Я б на твоём месте ему правую руку перед едой к туловищу приматывал.
— Вот и я про то же, — подхватил Кан. — Он всегда другим перед едой руки вяжет! Я так рад, что вы будете служить в нашем десятке.
Пока молодёжь болтала и знакомилась, поспела ячневая жидкая каша, сдобренная копчёной свининой. Разбившись по парам, согласно возрасту, воины десятка разделили кулеш на четыре котелка, выщипали мякиш из половинки хлебца и стали черпать полученными «ложками», запивая основательно разведённым вином. Однокашником Эвридик и вправду оказался удивительно удобным — ел он медленно, после каждого засовывания «ложки» в рот, старательно облизывался, а когда справедливый Кан оставил часть кулеша на дне котелка, фракиец отказался доедать, а разрешил это сделать напарнику.
— Если бы Леон умел готовить, хоть чуточку, — вытирая котелок кусочком хлеба, блаженно улыбнулся Кан, — я бы сказал, что на войне жить можно. Можешь быть уверен, дружище Эвридик, пока Кул жив, я тебе погибнуть не дам! Рассчитывай на меня безоглядно. А ты, Орфей, если хочешь тоже оказаться под моей надёжной защитой, спой что-нибудь весёлое.
Орфей не заставил себя упрашивать, взял кифару и ударил по струнам. Дерзкая песенка про фавна, хромавшего на обе ноги, и поэтому вынужденного сексуально обслуживать не быстроногих нимф, а возмущенно блеющих овец, привела десяток и его соседей по сотне в самое весёлое расположение духа. Приказ о возобновлении марша сотня Априкса встретила спокойно, перебрасываясь шуточками сомнительного содержания.
На сей раз идти пришлось дольше, дорога вела на подъём. На десятом километре шутки закончились, началось ворчание, к пятнадцатому километру сменившееся сдержанной руганью.
На ночлег остановились в большой Элевсинской долине, на лугу, примыкающем к крупному полноводному ручью. Кан уже привычно сбегал за водой, прихватив для компании обоих фракийцев.
К костру, возле которого ужинал десяток Фидия Норита, прибрёл смертельно уставший Мар и к десятнику, сосредоточенно жующему кусок сыра, обратился с такими словами:
— Стратег Ритатуй Брети приглашает к себе Канонеса Норита, гоплита десятка Фидия, сотни Априкса, тысячи Тенция Норита.
— А что ему от меня надо? — поинтересовался Кан, который набил свой желудок едва наполовину.
Мар аристократически вскинул подбородок и, сверху вниз глядя на своих недобрых знакомцев, медленно процедил сквозь зубы:
— Ну и порядочки у вас тут! А ещё гоплитами назвались!
— Кто-то у меня сейчас второй фингал схлопочет, — проворчал Леон, а Фидий язвительно напомнил:
— Мы вообще-то в число щитоносцев не входим и стратегу Ритатую не подчиняемся.
Следующая фраза нахального потомка знаменитого полководца язвительностью легко могла поспорить со свободомыслием молодого десятника:
— Стратег Ритатуй Брети Канонеса Норита приглашает, а приказывает ему сотник Априкс. Этеры Брети службу знают в отличие от некоторых…
— Кан, подъём! — скрипнув зубами от унижения, распорядился Фидий.
— Да я ведь не отказываюсь, — недоуменно ответил Кан. — Сейчас доем и приду. Подождать нельзя, что ли?!
— Встать, тебе сказано, и марш к Ритатую! — гаркнул десятник. — А за разговорчики пойдёшь в ночной дозор! Сегодня же!
— Я же не знал… — заикнулся наказанный.
— И завтра тоже! — зарычал Фидий. — Марш!
Тяжело вздохнув, Кан заново облачился в осточертевшие к вечеру доспехи, привесил к поясу меч и кинжал…
— Щит-то хотя бы оставить можно? — полюбопытствовал он, застёгивая под подбородком ремень шлема.
— Если считаешь себя башем или джитом, к примеру, то конечно оставь, — хмуро разрешил Фидий, став в эту минуту удивительно похожим на отца. — А если полагаешь себя гоплитом, то будь любезен соответствовать форме одежды.
Кан обречённо накинул лямку щита на плечо и, приняв из рук Эвридика своё длинное копьё, зашагал следом за гонцом, едва перебиравшим ногами.
— Твоему отцу, похоже, заняться нечем, — буркнул ему в спину и замолчал.
Они прошли лагерь тяжёлой пехоты, миновали луг, отделяющий его от обоза…
Как выяснилось, Ритатую было чем заниматься — на собственные средства он скомплектовал ещё полутысячу щитоносцев и показывал им, как обращаться с тяжёлой сариссой гоплита:
— Смотрим внимательно! — командовал он новобранцам, выстроившимся перед ним в четыре ряда. — Это делается так, — и длинное копьё в его худых руках завертелось колесом, выполняя стремительные выпады, удары древком и тычки шипом, торчащим с другой стороны от наконечника. — А теперь проделаем это вместе, медленно и раздельно. И-и р-р-раз, и-и два, и-и тр-р-ри!
Погоняв новичков с полчаса и вымотав их до предела, стратег вошёл в шатёр и принял от Сарама кубок с очередной порцией своего любимого напитка, развалился в кресле и перевёл взор на вставших перед ним мальчиков.
— Ты звал меня, дядюшка Ритатуй? — спросил Кан, присаживаясь на скамейку, стоящую напротив кресла.
— Мариарх, ты кого ко мне привёл?! — обратился к сыну стратег, напрочь игнорируя Кана. — Кого тебе было велено привести?
— Канонеса Норита, стратег! — отрапортовал Мар, вытягиваясь в струнку. — Канонеса Норита, гоплита десятка Фидия, сотни Априкса, тысячи Тенция Норита.
— И ты хочешь меня уверить, что вот это вот и есть гоплит? Что это Норит?!
Мар подошёл поближе, внимательно осмотрел Кана и повернулся к отцу: