— Я могу сделать так, что он коснётся тебя, — улыбнулся фракиец. — От этого, говорят, спится ещё крепче.
— О, да ты, никак имеешь прямое общение с бессмертными?! Интересно, как ты заставишь его коснуться меня?
— Заставить я его, конечно, не могу, — Орфей улыбнулся ещё шире, — но после того, как я тресну кифарой по твоей безмозглой лысине, ты уснёшь крепко и надолго.
Десяток дружно расхохотался. Кан тоже.
— Нет, ты всё-таки чересчур мстителен, дружище, — сказал он, отсмеявшись. — Это тебя нужно, как следует, звездануть твоей дребезжащей штуковиной, чтоб не драл горло, пока спят порядочные люди.
— Кто это — порядочные люди? — полюбопытствовал Кэм, видя, что Леон подкрадывается сзади к младшему брату, с очевидным намерением намять ему бока. — Уточни, пожалуйста.
— А вы что, не знаете, кто у нас единственно порядочный человек в десятке? — удивился Кан, вынимая из костра маленькую головёшку. — Это же я! — тут он перебросил её через плечо.
Вскрик обожженного Леона добавил к бивуачному шуму ноту самой высокой октавы, а Кан, отбежав на порядочное расстояние, укоризненно добавил:
— Вот вам и подтверждение! Один негодяй нападает сзади, другой отвлекает внимание, остальные смотрят!
— А не поджарить ли нам этого зазнайку? — задумчиво проговорил Торит. — Как вы думаете, ребята?
— Что ж, — Кул плотоядно облизнулся, — на вид, он довольно упитанный…
— Решено! — воскликнул Леон.
И они с Кулом, Торитом и Гифоном бросились в погоню. Фидий на секунду замешкался, размышляя, не противоречит ли баловство его должности, но молодая кровь кипела в его жилах, и десятник припустил вслед за своими подчинёнными.
Шуму они подняли больше, чем достаточно. Взрослые гоплиты с доброжелательными усмешками взирали на погоню: мальчишки — что с них возьмёшь?! Бегал Кан неважнецки. Только горящие костры и сидящие вокруг них люди давали ему возможность для манёвра, а, следовательно, мешали его загонщикам. Правда, Кул один раз едва не схватил его, но младший сын Тенция резко отскочил в сторону и свалил его подножкой. Однако скоро наступило утомление, а преследователи приближались. Подскочив к ближайшему костру, Кан выхватил из него головню и завертел ей во все стороны.
— Ну, кто сунется? — крикнул он. — Кто? Клянусь Аполлоном, опалю, как поросёнка!
Темноволосый, загоревший до черноты парень, лежавший у огня рядом с миловидной девушкой, вскочил на ноги и встал с Каном рядом.
— А ну, оставьте его! — потребовал он, выдёргивая из ножен бронзовый меч. — Мидана, позови наших!
Девушка не послушалась. Она легко перепрыгнула через костёр и, вынув из колчана лук со стрелами, накинула тетиву и прицелилась в Леона.
— Эт-то ещё что за шуточки?! — возмутился Торит, делая шаг вперед.
И едва успел отпрянуть от молниеносного выпада южанина.
— Я сказал — не сметь! — повторил пелопонессец.
— Слушай, ты допросишься! — сообщил ему Кул. — Я тебе голову оторву.
— Попробуй, — с насмешкой отозвалась девушка, направляя острие стрелы в его сторону.
— Во-во, попробуй! — поддакнул Кан и залился весёлым смехом.
Пелопонессцы недоумённо покосились на него, и в эту секунду Фидий понял, что дело зашло слишком далеко. Он шагнул вперёд, протягивая раскрытую ладонь.
— У нас нет оружия, друг, — сказал он и представился. — Я Фидий Норит, сын Тенция Норита — десятник и старший брат этого шутника, — он кивнул на Кана.
— А я просто Орит, — отозвался южанин, не опуская меча, — но кто бы вы ни были, я не позволю обижать человека, который оказался у моего очага.
— Ишь ты, цаца какая… — пробормотал Кул, не спуская насторожённого взгляда с нацеленной на него стрелы.
— Спасибо за помощь, друг Орит, — сказал Кан, бросая факел в костёр, — однако это действительно мои братья и, если б им удалось схватить меня, ничего б не случилось.
— Чего ж вы тогда носитесь, как угорелые? — удивился Орит, вкладывая меч в ножны.
— Это я их завёл, — сознался Кан, вздохнув. — А то совсем скисли.
— Нашли время для шуток, — Мидана сняла стрелу с тетивы и сунула её в колчан.
— Что тут за сборище? — раздался густой мужской голос.
Афиняне обернулись и увидели двух гоплитов в истерзанных доспехах, с не менее изуродованными щитами.
— Я кого спрашиваю? — повторил мужчина среднего роста, с окровавленной повязкой на левом бедре; властная осанка выдавала в нём человека, привыкшего повелевать.
— Это афиняне, Кэнт, — сказал Орит. — Из тысячи Тенция утверждают, что его сыновья.
— А-а… — Кэнт рассмеялся, — знаменитые задиры?! Ты делаешь успехи, Орит! Который из вас Кан? Ты? — и он ткнул в широкую грудь Леона.
— Нет, — Леон помотал головой. — Он.
— Ты гляди! — удивился Герт, с высоты своего роста разглядывая младшего Норита. — Совсем юнец! Ты хоть гимнасий-то закончил?
— Какой там гимнасий… — махнул рукой Кан.
— Да, плохо придётся атлантской сволочи, если такие мальчишки есть в Ахайе, — задумчиво проговорил Кэнт. — Садитесь, ребята, гостями будете. Мидана, помоги разоболочься.
— Сбегай за остальными, — распорядился Фидий, Кан кивнул и умчался.
— Я понимаю, ребята, что вы думаете о нас — южанах, — начал Кэн, когда весь десяток Фидия собрался у костра. — Южане трусы, южане драпают от атлантов так, что пятки сверкают… Э-эх… На нас напали внезапно, Аркадия была взята за одну ночь, но не один из аркадцев не бросил оружия, не сдался. И коринфцы, и аргивяне, и спартанцы дрались до последнего, Микены держались две недели. Кабы не наше сопротивление, Коринфу бы и трёх дней не выстоять.
— Ну, это ещё как посмотреть, — не выдержал Кэм.
Аркадский кормчий с грустной усмешкой посмотрел на юношу:
— В атлантской армии сейчас меньше полутораста тысяч. А было двести, — сказал он терпеливо. — Захватчики месяц боролись с Пелопонессом, за это время Аристарх успел укрепить стены, вооружить и обучить всех мужчин Коринфа. И всё же, если бы не наш отряд во фланге — не миновать бы вам общего штурма. И пришлось бы на каждого коринфянина по шесть атлантов, а шесть атлантов, можешь мне поверить, вполне способны справиться с одним ахейцем. А насчёт того, трусы мы или нет… Мы начали сражаться с захватчиками группкой в сто двадцать человек; сейчас у меня восемь тысяч, да четыре тысячи погибли в ежедневных стычках. Ни разу мои ребята не отступали без приказа. Но сдохнуть — дело нехитрое. Победить надо! Ради победы, любой из нас охотно пойдёт на верную смерть. Так, Орит?
— Так, Кэнт! — хриплым от сдерживаемого волнения голосом ответил сын Тина.
— Вы, наверное, думаете, что всё это слова, — аркадец тряхнул начинающую седеть головой. — Зря. По приказу Ритатуя мы будем сражаться рядом, и вы сами увидите, как умеют умирать и побеждать пелопонессцы.
Венета удобно пристроив голову на плечо Кана, внимательно слушала знаменитого аркадца; Леон ковырял щепочкой землю; старшие Нориты держались со спокойным достоинством, а Кул слушал в пол-уха, время от времени касаясь икры Орфея сорванной травинкой, он не любил пелопонессцев; Эвридика о чём-то шепталась с Миданой, перебирая и рассматривая стрелы южанки. Темнело.
— Когда мы соединились с микенцами, нам казалось, — продолжал Кэнт, — что атланты споткнутся о наши медные ряды. Мы были самоуверенны, но боги жестоко наказали нас за спесь. Не считайте захватчиков людьми второго сорта, ребята. Даже лучшие сыны Пелопонесса не в состоянии одолеть Белых Султанов, если тех больше. Ветераны ещё опаснее. Но и остальные солдаты Империи — не кролики — победить их можно только большой кровью.
— Мы уже имели дело с этими шакалами, — откровенно зевнул Кул. — Воины из них никудышные.
Венета повернула голову в его сторону:
— Что ж ты не пришёл мне на выручку, сын Изолия? — спросила она насмешливо.
Кул, отчаянно покраснев, промолчал.
— Он только болтать горазд, — подал голос Леон.
— Кому бы говорить, только не тебе, — огрызнулся Изолид. — Мару уши драть — это ты можешь…
— Почему только Мару? — Леон весь взъерошился. — Драли уши кое-кому покрепче.
Кэм заинтересовался перепалкой.
— Эх, — сказал он с откровенной подначкой, — как коринфийцы с афинянами друг друга режут — видел. Как афиняне атлантов — тоже. А вот как афинянин афинянина — ни разу! Подеритесь, ребята! Доставьте удовольствие!
— А как афинянин коринфийцу рёбра ломает — видал? — засмеялся Кан. — Скажу Медису — увидишь!
Венета повалила его наземь.
— Где уж афинянам с мужчинами бороться, — прокомментировал Счастливчик. — Даже коринфские девушки кладут их на обе лопатки.
— Настоящему ахейцу сдаться красавице не в укор, отозвался Кан, раскидывая руки, будто поверженный насмерть. — Мойры ведь тоже женщины.
— Сестра, стукни его хорошенько — он тебя со старухами сравнивает!
— Это заговор! — возопил младший Норит, удерживая занесённый кулачок Венеты. — Коварные коринфийцы уничтожают цвет аттической молодёжи! Кул, Леон, хватайте Счастливчика, а с заговорщицей я сам справлюсь! Хватайте, говорю, Кэма — он меч в лагере оставил!
— Слова правды разят, как сто клинков, — заметил Кэм, беспечно почёсывая переносицу, и тут же, откатившись в сторону, ловко избег мощного захвата Леона. — В этом все афиняне, — сообщил он остальным, — не могут они жить меж собой в мире, пока с другими не сцепятся.
Пелопонессцы вместе с подошедшим Энохом весело смеялись, глядя на поднявшуюся возню — им редко выпадало подобное зрелище. Эх, молодёжь — молодёжь! Не видали вы ещё настоящей войны, настоящей беды не нюхали — оттого и резвитесь, как молодые бычки. Хватит ли у вас сил шутить после смертельного боя, после вида надвигающейся атлантской лавины? Так смейтесь, пока свирепый Арей не встряхнул щитом раздора! Веселитесь, пока старшая из Мойр ещё точит серебряные свои ножницы, которые не сегодня — завтра будут целыми прядями стричь нити судьбы вас и ваших друзей.
Крепко спят измученные пелопонессцы, лишь вдалеке перекликаются чуткие дозоры, готовые в любой миг принять на щиты и копья вражескую вылазку. Постепенно затихает и лагерь афинян. Назавтра всё решится — до врага лишь сотня стадий. Спокойной вам ночи, воины!