Защищаясь от мощных и частых, будто проливной ливень, ударов ахейского меча, Султан всё чаще вынужден был поднимать свой массивный тяжёлый щит. Всё чаще Кан косился на открывающиеся колени противника… И дождался-таки момента. От страшного пинка хрустнула кость, хрустнула и выскочила из колена, не помогла и поножа. Кан рубанул по спине падающего противника и невольно поморщился — собственная беспощадность неприятно поразила его. Но времени на переживания не оставалась — следующий атлант занял место убитого.
Пока младший из Норитов рубился с негром, Кэм тоже не дремал — ему удалось оттеснить своего соперника, уже дважды раненного, и добить его. Наметился прорыв, с фланга поддержанный выдвинувшимися вперёд Гифоном и Орфеем. И вот среди гула и звона яростной сечи ближе и ближе зазвучал громкий голос Тенция — тысячник спешил возглавить и ускорить прорыв.
— А, ну, пропустите-ка меня, сынки! — распорядился знаменитый боец, отодвигая Кана, и тремя страшными ударами едва не вполовину уменьшил щит противника.
Прошло ещё несколько секунд, и Султан повалился с разрубленным плечом. Тенций уверенно продвинулся вперёд и быстро расчистил путь своим помощникам.
— Фидий! — крикнул он, не оборачиваясь. — Где ты там, бездельник?!
— Здесь! — отозвался десятник.
— Прикрой меня слева. Довольно за чужими спинами прятаться!
Фидий обиделся — он грамотно руководил десятком, а для непосредственного вмешательства не было никакой причины. Всё и без того складывалось лучше чем предполагалось: ни одного раненного, а противник несёт потери, причём довольно крупные.
— Тебе что, отец, прикрытие не нравится? — крикнул он недовольно, однако Кенций являлся его командиром, а командирам положено повиноваться, поэтому, поворчав для порядка, он протиснулся к отцу, приказав Кану отступить во второй ряд.
Априкс тоже заметил успех своей сотни и, собрав воинов последнего ряда, придвинул их к месту прорыва и послал гонца к командиру сотни Священного отряда, стоящей в центре. Вскоре ещё двадцать человек прибыли в его распоряжение.
Тенций тем временем продолжал продвигаться вперёд, опрокидывая соперников одного за другим с размеренной быстротой. Вскоре выяснилось, что Султаны и в подмётки не годятся афинскому поединщику. Он не только успевал убивать своих непосредственных противников, ему хватало времени и для того, чтобы поддержать прикрывающих его Фидия и Леона. Кан, вынув из чехла дротик терпеливо выжидал момента для броска… Когда высокий смуглый Султан слегка раскрылся, чтоб нанести Леону удар посильнее, железный наконечник короткого копья вонзился ему в основание шеи. Леон быстро перешагнул через смертельно раненного врага, давая возможность младшему брату подобрать оружие.
Сразив девятого Султана, Тенций, наконец, прорвался в тыл вражеской фаланги. Ударная группа, собранная Априксом, моментально просочилась за ним по проходу, устроенному двумя рядами сражающихся товарищей. В то же время фланговые сотни фивян, наконец, смяли своих подопечных и пришли на помощь бойцам прорыва. Окружение завершилось. Началось истребление. Однако окружённые со всех сторон и разделённые надвое враги продолжали драться так же хладнокровно и обстоятельно. Пошёл уже третий час взаимного уничтожения, но бой не прекращался. Сотни и десятки перемешались, и афиняне действительно плечом к плечу сомкнулись с фиванскими бойцами.
Кан выбрался из сутолоки побоища и спустился почти к самому подножию холма. Там, на солнцепёке, сняв шлем и подложив щит под голову, лежал его командир и старший брат Фидий.
— Жарковато, — сказал Кан, плюхаясь в желтоватую траву рядом с десятником.
— Есть немного, — отозвался тот. — Надоело?
— Что?
— Ну, Султанов резать надоело?
— А… конечно. По мне, так век бы их не видеть! Даже не соскучился бы! Попить ничего нет? Хоть водички холодненькой?
— Нет. А если б и было всё одно нельзя. Сперва остынь, не то лихорадку подхватишь. — Здорово зацепили? — Фидий кивнул на кровавое пятно, багровеющее на левом плече брата, чуть выше края щита.
— Так себе, — равнодушно отмахнулся юный гоплит.
— Говорил ведь возьми щит побольше!
Кан усмехнулся:
— И щит бы не помог, остался бы безруким, если б на него стал надеяться. Так резво рубанул, гад, что едва увернулся, да вот концом задело. Пустяки — заживёт, как на собаке.
С вершины к братьям устало топал мокрый от пота Леон. Было видно, что бой сильно измотал его, но глаза оживлённо блестели под густыми бровями любимого сына Норита.
— Живы? — выдохнул он, с облегчением швыряя наземь щит и расстегивая ремень шлема. — Эх, задали мы сегодня жару атлантам!
— Задали-задали… — проворчал Кан. — Ничего себе задали: скоро четыре часа, как драчка началась. Почти что по двое на одного, а когда конец — ещё не ясно. Неизвестно кто кому задал!
— Скоро конец, скоро! — обнадёжил его Леон. — Между пёрышками уже конский волос проглядывается. Эх, помахал я сегодня мечом досыта — четверых «петушков» в Аид спровадил, да двух полегче зацепил. А у вас как успехи?
— Шестерых приласкал, — отозвался Фидий, с хорошо разыгранным равнодушием опытного солдата.
— А сколько ранил?
— Я раненных не считаю…
— А ты, Кан?
— Я тоже.
— Что — тоже?
— Тоже не считал.
— Так посчитай!
— Ну, первого до начала прорыва, потом негр.
— Ага! — обрадовался Леон, ему было приятно, что брат хорошо проявил себя в схватке — пусть теперь попробуют обвинить его в измене. — И ещё одного дротиком! Да для тебя три атланта — это о-го-го!
— Не… — проговорил младший Норит, — вроде, не три… Четвёртый мне плечо поцарапал. Потом ещё негр… В общем, не помню — не то пятеро, не то шестеро. А может, и все семеро… говорю же — не помню!
— Ну, даже если пятеро — и то куда, как славно! — похвалил Фидий.
Кана редко хвалили, ругали гораздо чаще, поэтому он и не сдержал счастливой, почти детской улыбки:
— Тебе, Фидий, спасибо, — ответил он, смущённо, отворачиваясь. — Кабы не твои уроки…
— Да ладно тебе…
Постепенно весь десяток собрался у подножия холма. Молодые воины, отдохнув после изнурительной схватки, тоже вступили в разговор. Норитам было чем похвалиться — пятеро братьев принесли атлантам ущерба не меньше, чем целый десяток беотийцев. Но и остальные отличились: Орфей и Кул зарубили по три захватчика, Эвридика застрелила четверых, а Венета тяжело ранила двух Султанов. Закинув руки за голову, Кан блаженно щурился на колесницу Гелиоса, сияющую в небесной голубизне. Будто его словно иглой ткнули:
— Венета, а где Кэм? — спросил он красавицу коринфянку.
Тяжело дыша, Венета опиралась на сариссу, покрытую ржавыми пятнами засохшей крови. Она так устала, что до сих пор не заметила отсутствие брата.
— Не знаю, — ответила она недоумевающее. — Я потеряла его из виду после прорыва.
— Куда он повернул — это ты хотя бы знаешь?
— Налево. Вы направо, а в другую…
Кан подхватил с земли чехол с дротиками, щит и, на ходу застёгивая шлем, поспешной рысцой устремился к меньшему кольцу окружения. Почти все оставшиеся в живых афиняне уже вышли из боя; главное сделано, а добить жалкие осколки недавно ещё несокрушимой вражеской фаланги, прекрасно смогут и без них. Воины Священного отряда были, пожалуй, даже рады, что им не мешают ополченцы — эти профессионалы меча и сариссы любили игру со смертью не меньше Белых Султанов.
Кану пришлось основательно потолкаться, прежде чем удалось протиснуться в первые ряды. Да, Леон был прав — даже закалённые, с детства приученные к тяготам кровавой работы бойцы шестого когопула не могли драться до бесконечности. Их группы таяли на глазах, многие поднимали руки, бросая оружие. И неудивительно — пока хватало сил держать рукоять меча смерть не страшила Белых Султанов, но их учили только убивать, умирать им было не за что.
Однако не все сдавались на милость победителя. Несколько десятков имперских гвардейцев продолжали сражаться через «не могу», тесно сбившись во всё уменьшающийся, но неподатливо-жёсткий круг. Слева от Кана мелькнул гребнистый шлем коринфийца. Счастливчику приходилось несладко — он не рассчитал собственных сил и ввязался в схватку с двумя гораздо более мощными атлантами. Только большой опыт и необычайная ловкость до поры спасали Кэма, но руки уже немели под тяжестью ещё недавно невесомого меча, а щит он уже не в силах был поднять выше линии глаз. Противники тоже устали, но их было двое…
С первого взгляда разгадав нелёгкое положение, Кан понял, что не успевает на выручку другу и сунув меч в ножны, выдернул из чехла дротик. Тенций действительно оказался превосходным учителем — железный наконечник короткого копья, мигом пролетевшего пятнадцать шагов, глубоко впился в незащищённую шею одного из противников Кэма. Теперь можно было не торопиться, но Кан так боялся, что кто-нибудь завладеет заветным оружием, поэтому, приложив все свои оставшиеся силы, он довольно быстро добрался до Кэма и, наступив на ещё тёплое тело, сражённого Султана, вырвал дротик.
— Берегись! — услышал он пронзительный вопль Счастливчика и, не раздумывая, вскинул над головой щит.
Бронза звякнула о бронзу. Инстинктивно отступив назад на два шага, Кан счастливо избег мощного прямого выпада в грудь. Противник оказался отлично обученным и великолепно тренированным поединщиком. Ростом он немного превосходил Кана, но весил значительно больше. Его выпуклые мускулы перекатывались под красновато-коричневой кожей, как большие клубки, а мощь ударов могла обескуражить кого угодно, не только ещё сравнительно неопытного афинского парнишку. Так что сперва младшему Норитк пришлось отбиваться, как придётся. Дважды атлантский клинок скользнул по его телу. Кан почувствовал, как брызнула кровь из этих небольших порезов, и основательно разозлился, а разозлившись, пришёл в себя.
— Ах, ты так?! — прохрипел он, отражая выпад щитом. — А мы вот так!
Атлант невольно отшатнулся, попав под удар сумасшедшей силы, неожиданной для такого неатлетичного парня. А Кан рассвирепел ещё больше. Он наносил удары щитом, мечом и ногами, заставляя соперника отступать и уворачиваться. Он ничего не видел вокруг себя, кроме глаз атлантского выкормыша; поединок продолжался уже четверть часа, а ему казалось, что начался он только сейчас. Беотийцы уже покончили с остатками Султанов и, окружив бьющихся бронзовым непроницаемым кольцом, с восхищением наблюдали за поединком.