— Видеть не видел, но мне рассказывали.
— Рассказывали! — фыркнул Тенций. — Набрехать можно, что хошь! Поверьте мне — я лучше знаю своих сыновей. Младший только трепаться горазд!
И в этих словах было столько непоколебимой уверенности, что даже Герт, лично видевший Кана в деле, невольно засомневался.
— Вот погодите — попомните мои слова; хлебнём мы с этим охламоном! — закончил Тенций.
Литапаст ворвался, запыхавшись в шатёр Эгея.
— Вот! — торжествующе выкрикнул он, и с гордым и таинственным видом аккуратно, даже через чур аккуратно положил на походный столик вощённую дощечку, исписанную мелкими буковками.
— Что это? — басилевс лениво потянулся; после сытного ужина и несколько чаш отменного винца заниматься делами ему вовсе не улыбалось. — Опять что-то в Афинах?
— Нет, не в столице, здесь, в нашем победоносном войске измена! Эх, говорил я тебе, блистательный, говорил! Предупреждал, не верили! А она — измена — вот, на столе лежит!
— Измена? На столе? — Эгей усмехнулся. — Ты слишком разгорячён, Литапаст. Измена не вещь, измена — действие, которое следует карать беспощадно. А разве можно покарать эту щепку?
Как ни был взвинчен царский советник, однако после этих слов, он быстро взял себя в руки, хотя лихорадочный румянец ещё полыхал на его холёном правильном лице крупного вельможи.
— Ну, успокоился?
— Да, царь.
— Тогда давай, не торопясь, по порядочку… — и правитель города Афины широко и сладостно зевнул.
— Помнишь того мальчишку — младшего выродка кузнеца Норита?
— Того, которого выдрали по просьбе Ритатуя? Как же, помню. Вот ведь щенок, а?! Так напакостить родному отцу! Бедняга Тенций на суде был какой-то зелёный! Видать переживает за своего непутёвого пащенка… Ну, дальше.
— А помнишь, каких басен наговорил нам этот сопляк, когда я прямо обвинил его в измене?
— В общих чертах. Но какое это имеет отношение к дощечке с писаниной?
— Сегодня, один из десятков, несущих караульную службу перед нашим лагерем, наткнулся на атланта, нёсшего это письмо. Посланец — здоровенный детина оказал бешенное сопротивление, но в конце концов сдался. Его вместе с письмом привели ко мне, и я тщательно допросил этого быка. Туп, как пень, но немного понимает по-нашему и даже, хотя и с трудом, говорит. Служит гонец телохранителем самого Вилена. Полторы недели назад у них в шатре появился ахеец мальчишка. Долго беседовал с командующим, потом куда-то ненадолго исчез. Вернувшись, получил в подарок доспехи сотника Белых Султанов, поужинал и лёг спать. На следующий день этому самому телохранителю и командиру конного когопула был отдан приказ подготовить мальчишке ложный побег. Они дали ему лучшего коня и отпустили, как было велено. Сегодня вечером Вилен вызвал своего телохранителя и дал ему это письмо, приказав перенести его через дозоры и зарыть возле одного из высохших источников, а также проследить, кто его возьмёт. А взять его должен был всё тот же мальчишка ахеец.
— Ну и что из всего этого следует? — спросил заинтригованный, но мало что понимающий басилевс.
— Я не узнаю тебя, царь! — воскликнул советник. — Ведь единственный мальчишка-ахеец, побывавший в шатре Вилена — это Кан Норит. У него же, кстати, имеется и великолепный конь, которого он, будто бы, хитростью выманил у Вилена, и золочённые атлантские доспехи!
— Так-так-так-так… кажется, начинаю понимать! Значит, щенок Тенция — изменник? Так выходит?
— Приклоняюсь пред твоей проницательностью, царь! Никаких сомнений — Кан Норит предатель и заслуживает справедливой кары за измену. Однако мы не можем казнить этого пройдоху.
— Почему это не можем?! — возмутился Эгей. — Ещё как казним!
— Неделю назад могли, а теперь афинского войска и твоих подданных нет. Есть бойцы союзной армии, и все воинские и гражданские провинности разбирают начальники провинившегося. Десятником у Кана старший брат, сотником — близкий друг семьи, сосед по улице, а тысячником и вовсе отец. Выше стоят только командующий правым флангом Кэнт Аркадец и Ритатуй. Ни тот, ни другой, тебе, царь, официально не подчинены. Однако Ритатуй — твой подданный, и он вряд ли осмелится ослушаться твоего желания. Мы можем устроить суд прямо у твоего шатра.
— Что нужно сделать, чтобы в данной ситуации приговор был законным и не вызывал возражений?
— Необходимо присутствие обвиняемого, его десятника, архистратега и командира части, где служит обвиняемый — то есть Кэнта Аркадца.
— Так вызови их!
— Уже вызвал. Кроме того, я приказал Ритатую доставить сюда коня и доспехи.
— Ты у меня молодчина, Литапаст! — удовлетворённо заметил басилевс. — Что б я без тебя делал?!
Когда внезапно явившийся Гортензий объявил, что Кана Норита и его десятника Фидия требует к себе архистратег, Кан сразу почуял неладное. С какой стати Ритатую отправлять гонцом сотника охраны командира афинской конницы, когда у него полно собственных телохранителей?
Леон, хмуро поглядывая на Гортензия, посоветовал не ходить:
— Этот мошенник Литапаст опять что-то затевает, Фидий. Не ходите — может случиться, что в этот раз нам не удастся вас выручить.
— Когда начальник вызывает, нужно подсказал Фидий. — Кроме того, мы вооружены.
— Но я, на всякий случай, слетаю к братьям, — подал голос Кул. — А Торит пусть навестит Адамантидов.
— И не к Ритатую их зовут, — шепнул Орфей на ушко Венете, не то советник их царя, не то сам царь вызывает.
Пока остающиеся давали советы, пока шептались меж собой, Кан и Фидий снарядились по-боевому.
— Мы готовы, Гортензий, — сообщил десятник Кана, застёгивая ремень шлема.
— Но учти, — предупредил Леон, — Если с ними что случится, мы с отцом всю твою сотню вырежем!
— И я знаю людей, которые вам охотно помогут, — добавил Кул.
А Кэм, напяливший потихоньку доспехи, просто подтолкнул локтем друга:
— Я с вами.
Проходя к шатру Эгея, Кан в стороне увидел Дива.
— Подожди, Гортензий, — сказал он, — коня повидаю.
— Повидай, — хмуро ответил сотник. — Но скажи мне откровенно — как — ты мог?!
— Что мог? — спросил Кан, поглаживая лоснящуюся шею танцующего в нетерпении жеребца.
— Я считал себя виноватым перед тобой, — продолжал Гортензий, пропустив вопрос Норита мимо ушей — Но если б я знал…
— Не говори загадками — ты меня изводишь, — хохотнул Кан. — Что случилось-то?
Сотник охраны угрюмо взглянул прямо в глаза юноши:
— Предатель ты! Сволочь! Меч об тебя пачкать противно. Секира палача по тебе слезами заливается!
Див всхрапнул, а его хозяин, одним прыжком добравшись до Гортензия, железной хваткой впился ему в плечи:
— А, ну, повтори, гад!
— Убери ручонки, подонок! — сотник брезгливо стряхнул захват. — Конь хорош — слов нет, только родина за подарки не продаётся. Уйди, убью!
— Ах, так?! — Кан схватился за рукоять меча. — Ну что ж поехали!
И быть бы беде, кабы не хладнокровие Фидия:
— Отставить! — крикнул он властно. — Кан, пошли — нас ждут.
При этом окрике пальцы младшего Норита непроизвольно разжались. Ворча себе под нос, он, скрепя сердце, шагнул под свод шатра.
— Хайрэ, царь, — повтроил он вслнд за братом, и добавил. — Привет, Клет! Решил сдаться, пока не поздно? Молоде!
Клет, стоящий меж четырёх силачей гвардейцев только усмехнулся. Ритатуй сидл слева от Эгея, держа в руках дощечку. Кэнт прислонилмя к шатровому столбу и вовсе глаза смотрел на своего юного приятеля.
— Послушай, Кан, — сказал архистаратег охабоченным тоном, — и ты тоже, Фидий. Сегодня вечером мы перехватили это писмьо, тот, кого ты называешь Клеьтом, Кан, был задержан нашим дозором…
— Читай! — оборвал его басилевс.
— Кетль сияет — начал Ритатуй. — Когда прочтёшь послание, ответь на несколько вопросов человеку, пришедшему с ним. Первое: почему последних три дня от тебя не поступало сообщений. Второе: объясни причины провала операции «Фессалийский разгром». Ты знаешь, я плачу хорошо, но отдачи от тебя пока маловато, если ты в дальнейшем не будешь соответствовать своей роли, как я отчитаюсь перед царями за подставленную тебе дремоду? Моя неудача — твоя неудача. Если меня сместят, тебе наместником Империи в Элладе не быть. Светлейший Онесси
— Что ты на это скажешь, Норит? Литапаст, сидящий по правую руку от Эгея злорадно прищурился.
— Говорить буду не я, царь, — Кан поклонился басилевсу. — Пусть отвечает посланец. Разреши задать несколько вопросов ему.
Эгей милостиво кивнул — его забавляла эта сцена.
— Значит, дрибода мне подставлена? Младший Норит повернулся к телохранителю Вилена. — Архистратег, я прошу тебя, переведи.
Клет ответил немедленно и по-ахейски:
— Да.
— Судя по письму, я полагаю, что являюсь ценным лазутчиком, сказал Кан насмешливо. Красноречивый взгляд, брошенный им на царского советника, ясно показал, кому предназначалась эта насмешка. Но, ро счастью, здесь присутствует коринфянин Кэмас Даретид. Кэм, скажи нам, атланты дрались в шутку или всерьёз?
— Драка была настоящая, ручаюсь, — уверенно сказал Кэм.
— Может быть, они пытались удрать с короля немедленно? Или сразу побросали оружие?
Кэм гордо усмехнулся:
— Они сделали всё, чтобы прикончить нас, да не на тех нарвались!
— Значит, ты хочешь сказать, будто вы всемером захватили дрибоду, а команда была перебита? — с иронией в голосе поинтересовался Литапаст. — Сколько же их было?
— Мы убили девятерых воинов и штук двадцать матросов, — уверенно заявил Счастливчик. — И не всемером, а вшестером, Один из нас охранял пленного.
— Великие боги! — воскликнул царский советник с принуждённым смехом. — Для того, чтобы совершить что-либо подобное, потребовалось бы, по меньшей мере, полтора десятка моих солдат.
— Возможно, — Кэм тоже засмеялся. — Я, если б мне было дозволено, посоветовал бы тебе, стратег, набрать другую охрану. Если не доверяешь мне, приведите нашего пленного, он подтвердит.
— С дрибодой, я думаю, всё? — Кан вопросительно посмотрел на Ритатуя. Можно переходить к лошади и доспехам? Перехожу. И то другое я выпросил у Вилена за благодарность за услугу.