— Стало быть, ты помирился с Литапастом?
— Это он со мной помирился. Они могли спокойненько смыться, когда я кинулся… бежать, — добавил он, споткнувшись, — но они меня не бросили. И ещё Литапаст меня угощал вином и хлебом.
— Ф-фу-у, слава Зевсу! — вырвалось у старшего из братьев Кана. — Теперь можно воевать спокойно.
Посреди ночи Венета внезапно спросила совсем, было, заснувшего Кана:
— Слушай, как же так?
— Что «как же»? — вздохнул Афинянин, положив голову на грудь подружки и сладко жмурясь.
— Ты кинулся бежать, а они тебя не бросили? А как они тебя могли бросить, если ты всё равно бежишь?
— А почём я знаю как? — зевнув, ответил Кан.
Фидий прекрасно понял брата и не стал его больше расспрашивать. Он даже сделал своему младшему небольшую поблажку, позволив проспать до завтрака. День прошёл, как обычно: учения, короткий роздых после обеда и снова учения. К ужину, порядком намаявшись, вернулись в лагерь. Теперь отдохнуть можно было на полную катушку. Кан и Венета, наскоро поужинав, ушли гулять, за ними увязались и Орфей и Эвридика, и Мидана с Кулом. Точнее, Кул с трудом уговорил аркадянку пойти развеяться. После ухода Орита бедняжка явно страдала. Почему? Всем казалось, что они хорошо знают причину. Возможно, они и были правы, но отчего-то Мидану не могли утешить ухаживания красавца Изолида.
Вернувшись к костру, Кан увидел лежащих у огня Кэнта и Герта. Южане мирно беседовали со старшими Норитами и Кэмом. Поприветствовав начальство, Афинянин с довольной улыбкой уселся рядом с Венетой на постеленный плащ и, обняв руками колени, уставился на горящие головешки. Ему было хорошо: теплом, сухим и уютным тянуло от костра, сбоку его согревала Венета, голова слегка кружилась от «тихой прогулки» и на душе было спокойно, тихо-тихо.
«Чего ещё надобно человеку? — лениво размышлял юный гоплит. — Хороший ужин, общество друзей и любимой, свежий воздух и жаркий костёр — всё у меня есть! Сами всемогущие боги могут мне сейчас позавидовать. Да, пока ещё топчут родную землю имперские выкормыши, да, предстоят ещё тяжёлые битвы, и мне придётся убивать, калечить, колоть, рубить и резать… Всё это отвратительно, страшно и достаточно грязно. И всё-таки, меня сейчас это почти не беспокоит, может быть, самую малость. Я не боюсь быть убитым — атлантам придётся крепко попыхтеть, чтоб достичь этого, а потому я спокоен, весел и доволен жизнью. Кра-со-та!»
Появились Кул и Мидана. Нечаянно взглянув в сторону Герта, Кан с удивлением заметил, как помрачнело оживлённое лицо микенца. Да-а, Герта красавцем не назовёшь, а если рядом Кул, тем более. В глазах южанина вспыхнули огоньки неприязни, или просто отсвет костра так изменил добродушный взгляд сотника… А как обрадовалась Мидана! Нет больше тихой грустной аркадяночки — шаловливая нимфа резвится у костра Норитов.
«А, всё-таки красивая девчонка у Орита! — подумал Кан с благодушной завистинкой, и тут же поправился. — У Орита ли?» — мысли афинянина были прерваны лёгким, но решительным тычком в рёбра.
— Поглазей, поглазей у меня! — услышал он горячий шёпот у самого уха.
— Уж и оглянуться нельзя… — польщено проворчал юноша, искоса взглянув на встревоженную коринфянку.
Кэм, легонько посвистывая, с тянутым у Леона точильным камнем доводил клинок меча. Девушки и отношение к ним присутствующих интересовали его мало. Оружие должно быть в порядке. Это главное, остальное — потом. Можно бы беспокоиться за сестру, но причин для беспокойства нет. А чего ему переживать — у Венеты полный порядок. Она любит Кана, Кан — её. Поссорятся — помирятся! В целом Коринфе жениха не выбрала — подавай ей афинянина! Ухажёры, как узнают, от злости полопаются, хе-хе! Кэм поскрёб лезвие ногтем и удовлетворённо вздохнул — наконец-то вновь готово к употреблению, а то после проклятой рубки с Султанами отличный отцовский меч больше походил на плотницкую пилу, чем на боевой клинок.
Вечер пролетел незаметно, однако, перед отбоем, когда южане ушли, Мидана вновь погрустнела, притихла.
— Кажется, Кулу снова не повезло, — тихо сказал Кану Счастливчик, кивая на аркадянку. — Да и Орит, когда вернётся…
Следующие сутки десяток Норитов находился в дозоре, охраняя покой спящих товарищей. Кану — заядлому лодырю — это занятие пришлось по душе.
— Век бы в дозоре стоял, — сказал он Венете, расстёгивая ремень шлема и садясь на щит. — Ни тебе строевой подготовки, ни тебе беготни, непыльная работа!
— Следи за противником! — с насмешливой лаской посоветовала коринфянка. — А то — мигнуть не успеешь…
— Почему это я несчастный? — Кан сдвинул шлем на затылок. — Если уж лентяй, то лентяй счастливый: и работа по мне, и ты рядом. А что касается атлантов, так хоть все глаза прогляди — фиг чего увидишь. Тут, дорогая, не смотреть — тут слушать надо, — и тут же сменил тему. — Как война кончится, пойдёшь за меня?
— Ну, конечно, очень-то ты мне нужен, несусветный засоня! С тобой с голоду вымрешь.
— Не вымрешь, — улыбнулся Кан, обхватывая девушку за талию и сажая рядом. — Я ведь только на войне лентяй, а когда у горна стою — отец на меня не в обиде; работаю не хуже Леона. Из меня хороший кузнец получится — отцовские секреты уже все знаю, скоро свои появятся. Выходи, а?
— Ты очень хочешь?
— Очень-очень-очень! Мать тебя полюбит, отец уже сейчас хвалит и с Висой подружишься. Она у нас хоть и непутёвая, вроде меня, но девчонка хорошая.
— Ну, тогда посмотрим.
Сутки после дежурства — отдых, однако Фидий и тут не дал подчинённым поблажки — едва проснулись — пришлось метать дротики в цель. Бросали по тридцать штук. А тем, кто промахнулся трижды на десяток, добавляли ещё по двадцать бросков. Кан попавший в мишень двадцать семь раз вовсю потешался над Венетой и Орфеем, взмокшими от пота — дротики у обоих, как назло, летели мимо раз за разом. Остальные воины десятка, столпившись вокруг неудачников, шумели, давали советы… Кончилось тем, что Венета бросила дротики наземь, и заявила, что если её заставят ещё раз метнуть эти кривые палки вся тёплая компания останется без обеда, а Кан, как недоброжелатель, и без ужина.
Фидий, конечно, мог применить и власть, но учения затянулись, он тоже проголодался, и не желал голодать до ужина.
— Мне-то, конечно, всё равно, — сказал он, устремляя взгляд за горизонт, — я-то без обеда обойдусь… Брата жалко — помрёт парень.
— И так умрёт! — пообещал Орфей. — Только не с голоду! Дурень я, дурень! Была же возможность отхлестать его до полусмерти!
— Больше не будет, — сказал Кан и показал фракийцу язык.
После ужина, едва Орфей взял кифару, появились Шат и Медис. Хлебнув вина Гетид прищёлкнул языком и, подмигнув Кану, произнёс:
— Хорошо живёте, ребята! Вино — первый сорт! А бедный архистратег от жажды мается!
— Пусть приходит, — посоветовал Кул, — угостим, нам не жалко.
— Ха! Он такое не пьёт. Либо критское, либо хиосское.
Фидий взглянул на Кана, оживление брата явно указывало на то, что реплика Шата предвещает его новое длительное отсутствие.
— Ну, и чем же мы можем помочь архистратегу? — спросил десятник, смотря прямо в плутоватые глаза непоседы.
— Как это чем?! — Шат даже подпрыгнул от непонятливости Норита. — Мы отправляемся за вином, а кто ж нам его доверит? Мы же пьяницы. Ритатуй доверяет только Кану.
— Кану, говоришь? — ухмыльнулся Орфей. — На суде мы этого что-то не заметили. Что ж, я пошёл, — он отложил кифару и приподнялся.
Кан с беспокойством следил за действиями фракийца.
— Куда это ты? — спросил он, уже подозревая подвох.
— За розгами! — пожав плечами, ответил Орфей под оглушительный хохот остальных. — Наберу побольше, чтобы в следующий раз не выпендривался.
— А зачем такая охрана? — недоумённо спросила Венета.
— Ритатуй очень дорожит своим вином, — объяснил Шат. — Не приведи Зевс, какие-нибудь бродяги захватят!
— Кан никуда не поедет! — отрезала коринфянка. — Кэнт, ну хоть ты скажи архистратегу…
— И что ему сказать? — поинтересовался Кэнт, подошедший к костру в сопровождении Герта.
— Он опять посылает Кана за вином! Что это такое, в конце концов! Он же опять у атлантов окажется! Я его не пущу!
— Он должен ехать, Венета, — спокойно сказал Кэнт, — мне уже сообщили, что Канонес Норит и Кэмас Даретид с завтрашнего дня переходят в распоряжение архистратега.
— На какое время? — спросил Фидий.
— Месяц. Или полтора.
— Я протестую! — старший из братьев Норитов стукнул кулаком по колену. — Скоро решающее сражение, а у меня в десятке остаётся девять человек, из них три девушки. А рассчитывают, как на целый десяток. Кто будет драться за моего брата и Кэма? Подкреплений не шлют с начала войны, я ведь не постыжусь, до басилевса дойду!
— Это приказ архистратега, Фидий, — жестко сказал Кэнт. — Я не советовал бы тебе жаловаться.
— А я советовал бы мне не советовать! — в обычно спокойных глазах старшего Норита сверкнули молнии, он подобрался, как перед прыжком. — Девушек нельзя ставить в первый ряд, а кем я их прикрою? Тобой? Архистратегом? Вы что же, решили под корень нас извести?!
Кан испугался за брата — Кэнт не такой человек, чтобы сносить возражения, причём в такой форме. Но Аркадец ответил спокойно, да так, что все присутствующие оторопели, вторая имперская армия разгромила Фракию. Не сегодня-завтра они просочатся в Фессалию. И выйдут к нам в тыл. Если им это удастся — Элладе конец.
— А при чём тут мой десяток?
— Нужна всесторонняя глубинная разведка, — объяснил Кэнт, — за Второй Имперской необходимо следить ежечасно. Разведчики готовы, — он кивнул на смущённого Медиса, — но без Кана и Кэма обойтись нельзя. Настало время решать, кому погибнуть — нескольким ахейцам или всей Ахайе.
У костра стало тихо. Молодые эллины почувствовали, как холодные мурашки щекочут их спины. Перспектива, нарисованная Кэнтом, могла привести в ужас кого угодно.
Но не разведчиков Ритатуя:
— Ну что ж! Драться, так драться! — заявил Кэм. — Будем надеяться, что Второй Имперской грозят те же неприятности, что и Первой. А, командир?