Всадник бесцеремонно раздвинул вновь усевшихся сторожей и тоже присел к огоньку.
— Богато живёте, — одобрил он хозяев, беря с расстеленного плаща кусок копчёного мяса. — Но нам тоже грех жаловаться. Как послали нас за сеном, мы и прихватили одно селеньице. Малость пошарили по домам… так до сих пор вся полусотня оттуда выходить не желает. Вино, бабы, серебришко… я вот коня себе оторвал, — Горт кивнул на статного серого скакуна. — Десятник ко мне и так и сяк, ха-ха! Нам лошадей не полагается, дескать. А я ему и говорю: «Ну, уж, нет, командир! Десятникам тоже не разрешено верхом разъезжать!» Я ж не болван — за такого коня мне тысячник, а то и сам светлейший тысячу железных колец, глазом не моргнув, отвалит. Верно?
— Да, конь отменный! — согласился десятник. — Панцирь тоже там ухватил? — и он провёл ладонью по бронзовым чешуйкам доспеха.
— А где ж ещё?! — фыркнул Горд. — Мужиков в селе почти не осталось, да уж везение моё такое — наскочил на меня какой-то щёголь. Ну, скажу вам, и досталось мне на орехи! Панцирь — в лохмотья, шлем ещё хуже. Не знаю уж как, только изловчился я и снёс ему башку от виска до шеи. Панцирь стянул, коня забрал, кошель срезал, а вот шлем… Мой — никуда, и его — не лучше. Наши там все приоделись. Эй, ребята! Здесь я!
Пять повозок с сеном подкатили к дозору в сопровождении смуглого силача, облачённого в роскошный бронзовый панцирь с рельефной резьбой. Силач спрыгнул с лошади и взял её под уздцы.
— Ну, слава Посейдону! — сказал Горт. — Сейчас распряжём коней и восвояси.
— Да ты спятил! — десятник постучал кулаком по лбу. — Мы же дозор! Куда нам с твоим сеном?
— А меня это не касается, — Горт весело подмигнул. — У меня приказ. И там ничего не сказано — дозор или не дозор. Твой отряд первый, который нам попался, значит, сено предназначается тебе. Привет! Делай с ним, что хочешь, а приказ я выполнил.
— Ну, послушай, не будь скотиной! Мы ж не кемтяне — отступи немножко от приказа. До обоза двадцать стадий, довези сено туда.
— Ах, мурену тебе в глотку! — выругался силач.
Горт наморщил лоб, соображая:
— Ладно, так и быть, за чашу вина помогу!
— Налейте! — приказал десятник, обрадованный уступчивостью фуражира.
Тот принял чашу и одним махом осушил её до дна. Поднялся, хлопнул десятника по плечу и ловко вскочил в седло. Маленький обоз исчез в чернильной тьме эллинской ночи.
Отъехав от дозора на несколько стадий, Медис догнал Афинянина.
— Легко отделались! — сказал он, с облегчением вздыхая.
— Очень легко, — согласился Кан. — Только не мы от них, а они от нас!
Поднявшись на очередной холм, разведчики Ритатуя остановили лошадей. Перед ними раскинулся лагерь имперского авангарда. Тысячи костров освещали временное пристанище чужеземных солдат. В их свете Кан и его товарищи сумели разглядеть стоящие там и тут повозки и лошадей, пасущихся прямо между кострами.
— Вот это-то нам и нужно, — сказал Норит, указывая вниз. — Сейчас мы устроим им хорошенький погромчик. Распрягайте!
Коней выпрягли из повозок, оседлали. В сено высыпали горящие угли из глиняного кувшина, повозки развернули. Кан ухватился за дышло одной из них, Медис за другое, Гетиды Кэм и Лик столкнули вниз остальные. От встречного потока воздуха катящиеся колесницы превратились в пять огромных факелов. Сидящие у костров атланты опешили от такого зрелища, но в следующее мгновение с громкими криками бросились врассыпную.
В ответ на крик атлантов, в воздухе прогремел боевой клич ахейцев, и разведчики на всём скаку ворвались в лагерь вслед за повозками. Перепуганные лошади заметались по бивуаку, сбивая с ног своих хозяев, натыкаясь на обозные колесницы и оглашая окрестности отчаянным ржанием.
Лик, сидевший на Диве за спиной Норита, быстро выбрал себе подходящего коня и перескочил на него. Успокоить напуганное животное для фессалийца было делом нескольких секунд, и вот уже восьмой всадник вступил в бой… Эллины трудились в поте лица, раздавая удары направо и налево и во всю глотку выкрикивая боевой клич. Они носились по лагерю с такой скоростью, что атлантам с перепугу показалось, будто стоянка подверглась нападению большого конного отряда. Суматоха всё увеличивалась, но стоило нескольким сотникам, не потерявшим сообразительности, посадить на коней десятка четыре своих подчинённых, как ахейцы повернулись и исчезли в ночном мраке.
— Эй, Аробист! — крикнул Норит, едва лагерь противника скрылся за холмом. — Где ты?
— Здесь, командир!
— Давай, вперёд, веди к Оленьему проходу.
Ахейцы перевели коней на рысь. Животные нуждались в отдыхе, а погони опасаться не приходилось. Вряд ли атланты рискнут совать нос в ночную темноту, а если и рискнут — пусть попробуют отыскать маленький отряд в этой мгле.
— Эх, до чего же я себя уважаю! — послышался весёлый голос Шата. — Как подумаю что имперские недоноски посчитали меня за добрый десяток, так даже готов разорваться от важности. Жаль, темно, вы бы увидели, как меня распёрло. Я сейчас потолще Меласа!
— Это на тебя похоже, — насмешливо отозвался Ним. — Сделаешь на драхму, а хвалишься на золотой талант.
— Не скажи! Восьмерых завалил! А это не шуточки! Ты-то, небось, и вполовину моего не успел!
— Как же, фыркнул Ним, — Ты у нас один работяга!
— Ну, сколько у тебя? Пять? Шесть?
— Одиннадцать, — спокойно ответил Ним. — Да ещё три повозки с сеном поджёг.
— Ха, велика важность! Подумаешь, сено! Пара кляч голодом останется…
— Не пара, а триста, — поправил его брат. — Кан тоже сено поджигал, и Кэм, и Медис… мелочи, конечно, а скорость конница потеряет. А в нашем положении, день задержки — за неделю идёт. Вот и считай.
Кан обернулся к Счастливчику:
— Как думаешь, удалось нам страху нагнать?
— Думаю, что пугнули мы их, как следует — небо с овчинку показалось. Завтра, когда начальству будут докладывать, обязательно выдадут нашу шутку за налёт целого отряда. Не удивлюсь, если за тысячу посчитают.
— Хорошо бы, — помечтал Медис.
Фермопил, Ульф и Арольд сидели в шатре светлейшего, попивая вино. Светало.
— Может, всё-таки останешься у меня, Великолепный? — говорил архистратег Второй Имперской, — продолжая давний разговор. — Чем я хуже Вилена?
— Нет, светлейший, — Ульф покачал головой. — Не взыщи, не останусь. У тебя дела на лад идут, а Вилен под Коринфом застрял. Моё место там, рядом с моими товарищами.
После смерти Допа, Фермопил смог в полной мере оценить ум, честность и проницательность ветерана. Любой другой воин получил бы безапелляционный отказ, однако Ульф, сумевший своей независимостью завоевать уважение Фермопила, заслуживал и другого к себе отношения.
— Жаль, что ты так привязан к своему когопулу, жаль. Я не держу тебя, но как вы доберётесь до Вилена? Кораблей у меня нет.
— Уж как-нибудь доберёмся, — улыбнулся Ульф. — Я туземцам не по зубам, да и Арольд не мёд, враз не съешь. Кроме того, у тебя, кажется, есть люди, которым уже полагается сражаться в нашем когопуле.
— А как же!
— И сколько?
— Триста. Двадцать девять — заслуженно.
— Пошли их с нами. Тридцать ветеранов, где хочешь, пройдут. Заодно передадим Онесси твои предложения.
— Эх, Ульф, Ульф! — вздохнул полководец. — Мало тебе, что Допа моего угробил, ещё хочешь меня лучших солдат лишить! Не стыдно?
— Ни грамма! Лучшие бойцы сейчас в другом месте нужны. Что тебе Аллит сказл?
Фермопил помрачнел. Он не любил Онесси, как и любой из Ролоинов, но пока его род владел значительно большими богатствами, его вполне устраивала правящая династия. Здесь — в Элладе, и в будущем — в Египте решалась судьба его рода. Ему необходимо было сыграть первую роль в этих войнах, захватить львиную долю добычи. А как это сделать, когда поставлен он на наименее перспективном направлении? Правда, дела его идут успешно — потери небольшие, да и продвигается он быстрее Вилена, однако хорошей добычей похвастаться не может. Теперь Вилен застрял.
Король гонцов Грег Аллит, посланный Фермопилом в Первую Имперскую с ответом на письмо командующего сумел вернуться назад и поведал Ролоину о разгроме шестого когопула, о снятии осады с Коринфа. Фермопил, естественно, был обрадован неудачей соперника, но постепенно до него дошло, что повторяется история с Кемтом. Если Вилена разобьют, ему — Фермопилу придётся вести войну уже не с разрозненным племенами, не с городами-государствами, размером с разменную монету. Нет, против него двинется армия всей страны, воодушевлённая одержанными победами. И одному Кетлю известно, чем кончиться дело — уж больно злы в бою проклятые туземцы.
Положение усугублялось ещё и тем, что у Вилена свои планы. Если он проиграет решающее сражение, он вообще уберётся из Греции — с него сбудется! Будь на месте Вилена старина Вирний, насколько проще бы всё обстояло! Фермопил помнил рассказы своего отца, сражавшегося под началом Аяхти в войнах с убнарами. В такой же ситуации, какая сложилась нынче, оказались и Вирний с Ивеном, но действовали они весьма слаженно. Наступавший с северо-востока Вирний получил хорошую трёпку от воинов объединённых племён. Однако он не дал тягу, как Вилен в Кемте, а заставил своих солдат ввязаться в изнурительные многодневные бои, помаленьку отступая и цепляясь за каждый оазис, за каждый источник. Армия его почти полностью погибла, но до последнего момента оттягивала основные силы убнаров на себя. В то же время войско Ивена разгромило отряды прикрытия и резервы, фактически захватила страну. Победоносные войны убнаров вышвырнули Вирния и его солдат, повернули домой, и сами оказались в его положении. Остальное было делом техники — не прошло и недели, как государство убнаров прекратило своё существование, превратившись в одну из провинций Империи, а добычу Ивен и Вирний поделили по-братски.
Вот это действительно — война! А у них с Виленом всё иначе. Если бы каждый из них дрался за свои личные интересы — это ещё куда ни шло. Ни он сам, ни Вилен не так уж жадны, чтобы нельзя было сговориться. Однако на кон поставлены независимость и влияние Ролоинов. Тут уж никакой сговор невозможен. Либо побеждает Вилен, либо Фермопил. Если победит Вилен, Онесси запросто отстранят Ролоинов от командования войсками, а следовательно, Ролоинам придётся склонить головы.