Руководство института одобрило новое увлечение старшего научного сотрудника. Тему утвердили сразу после ознакомления с материалами и докладной запиской. Бюрократии в НИИ отродясь не водилось, документооборот велся для дела, а не наоборот. Директор института Арсений Степанович посоветовал товарищу Петровой поработать с психиатрами. Контингент их пациентов весьма разнообразный, многоплановый и служит не только источником анекдотов, но и благодатной почвой для научных исследований и экспериментов.
Предложение Евгения Викторовна приняла с благодарностью – да, среди пациентов психбольниц могут оказаться индивиды с повышенной чувствительностью к межмировым пробоям. Грань между сумасшествием и гениальностью тонка, зачастую люди с нарушениями психики видят то, что обычные люди и вообразить себе не могут. Здоровый мозг встает непробиваемым фильтром на пути аномальщины, автоматически пропускает только то, что считается реальным.
Сам термин «межмировой пробой» незаметно вошел в оборот сотрудников. А как еще назвать информацию из мира, которого нет? Как еще представить нереализованное настоящее? Примененное Сергеем Павловичем выражение «виртуальный мир» быстро забылось. У сотрудников оно в первую очередь ассоциировалось с квантовой физикой и уравнениями электронных орбит.
Увлечение увлечением – это очень хорошо, когда человек сам находит себе важное, сложное и архиинтересное задание, – но от главного проекта Евгению Петрову никто не освобождал. Руководство, правда, не вмешивалось, сотрудник самостоятельно определял свое время, свои возможности и режим.
Очередное рабочее утро началось с поглощения очередной папки материалов. Сосредоточенный внутренний взор ментата параллельно правил модель ситуации. Каждый новый сеанс требовал все меньше и меньше усилий для удержания модели в голове. Тренировка, мозг тоже может адаптироваться. Другое дело, после завершения проекта Евгении Викторовне придется брать отпуск и не менее интенсивно отдыхать. Освобождение сознания от лишних материалов и связей, очистка рабочего инструмента тоже требует усилий. Врачи рекомендовали морской круиз. Скорее всего, так и будет, надо только согласовать маршрут и лайнер с управлением безопасности и маскировки.
Завершив анализ и выйдя из режима ментата, Евгения Викторовна рассеянно потянулась к лабораторной тетради. Опять, как прошлый раз, новый материал не дал немедленной разгадки проблемы. Сдвиг был – выше степень вероятностей предполагаемых событий, четче привязка к району, повысился процент соответствия модели реальности. Работа идет, а результат еще расплывчатый. Проценты к докладу заказчику не пришьешь.
– Саша, поднимись к вивисекторам, забери у них материалы, – попросила Женя.
– Сей секунд, – сеанс завершился, ментат вышел из режима, и все перешли на нормальный человеческий язык.
– Догадка?
– Вторая проекция, – молодая женщина грустно улыбнулась. – Я знаю, что сейчас выдадут еще пару листков.
– Значит, выдадут, – согласился Сергей Павлович.
Кратковременный прогноз похож на чудо. Непосвященного человека он может изумить до невозможности, но сотрудники НИИ прекрасно знают, что это элементарная вещь. Немного напряжения серого вещества под черепом, и никакой мистики.
Пока специалисты отдыхали и пили сок, ассистент успел сбегать за документами и вернуться.
– Давай, – Евгения ловко выхватила из пальцев Александра три машинописных листа.
Чтение документов даже в обычном состоянии заняло ровно минуту. Лицо Петровой окаменело. Первым желанием было вновь погрузиться в режим обработки информации. Как можно быстрее включить мозг на полную катушку и вычислять, вычислять, вычислять.
Ужас! Незнакомое научному сотруднику состояние паники, секундная потеря контроля над собой. Евгения Викторовна тряхнула головой, прогоняя наваждение. Задание у нее действительно высшей степени сложности. Работа на грани потери контроля и за пределами реальности. Наверное, нельзя было соглашаться. Слишком опасны эксперименты с эмоциями, слишком зыбка грань, на которой приходится работать, пограничные состояния сознания до сих пор не изучены, слишком велик риск выйти за рамки и уже не вернуться. Да еще новая работа – изучение «межмировых пробоев» – способствовала раскачиванию психического баланса.
– Вы про диверсию в Радоме? – завлаб изумленно приподнимает бровь. С его точки зрения, новость не должна была так подействовать на ментата.
– Акция результативная, эффект значительный и неоднозначный, – старший научный сотрудник быстро взяла себя в руки. Секундный выброс эмоций остался в прошлом.
– То, о чем мы говорили. Люди, считающие, что контролируют Армию Крайову, в действительности держат на поводке только второстепенных лидеров движения. Истинный штаб пока в тени.
– Они ничего не контролируют, – вступил в разговор Александр. – Диверсия не могла быть организована немцами: ущерб от радиоактивного заражения, полная дискредитация Центров планирования семьи не окупаются ни потерей аковцами поддержки населения, ни выставлением себя в роли пострадавших, ни ущербом для польского населения.
– А никто не говорит о роли гестапо в организации акции, – на губах Евгении Викторовны играет легкая холодная улыбка. – Это в первую очередь работа Армии Крайовой и в последнюю тоже, это совершенно неожиданный, неучтенный в прогнозах наших немецких коллег ход. Всплеск болезненного интереса к радиации, эпидемия боязни всего, связанного с расщепляющимися материалами, будет повстанцам только на руку.
– Антивоенная пропаганда? Целевая операция против немецкого атомного оружия? – улавливает ход мысли завлаб.
– Одно из направлений, одна из пораженных выстрелом целей. Атомная энергетика дает восемнадцать процентов вырабатываемой в Германии энергии. АЭС считаются надежными, но аварии первой и второй категории случаются. Как минимум раз в год в мире происходит одно ЧП с оборудованием АЭС. До сих пор выбросы радиоактивных веществ были незначительны, число пострадавших – двадцать три человека во всем мире.
– Данные приблизительные, – заметил Сергей Павлович, – завеса секретности вокруг аварий не позволяет точно вычислить получивших пороговую дозу облучения.
– Нам важен порядок цифр. Он микроскопический, величина, стремящаяся к нулю. По сравнению с общим уровнем производственного травматизма нет разницы – десять человек облучилось или пятьдесят.
– Разный масштаб. Согласен, даже учитывая только топливно-энергетический комплекс, атомная составляющая получается самой безопасной. Но вы не учитываете атомную промышленность в целом, здесь травматизм выше, чем только в атомной энергетике.
– На порядок. Но суммарное число в любом случае получается меньше учитываемого в расчетах порога.
Обсуждение шло предельно серьезно, с изрядной долей цинизма. Это единственно допустимый ракурс, когда речь идет о статистических данных, валовых цифрах и не касается судеб конкретных людей. Специалисты пришли к выводу, что спровоцированная вспышка эпидемии боязни радиации при должном подходе может нанести ущерб не только экономике Германии. Рикошетом ударит по остальным европейским странам. Проблемы возникнут у Франции, энергетика этой страны ориентируется на атом, ибо собственных месторождений угля и нефти у нее нет, а транспортировка нефти из Алжира не покрывает потребностей химической промышленности.
Разбегающиеся от города Радома круги на воде достигнут СССР. Удар косвенный, связанный с контрактами на строительство АЭС. Последствия от экономического кризиса в Германии тоже имеют значение. Сократится объем экспорта, партнеры могут не выполнить часть своих обязательств, изменится торговый баланс.
– Мы можем спорить и обсуждать проблему хоть до вечера, но без переключения в режим жесткой логики результата не будет, – заметила Евгения Викторовна.
– Переносим на завтра?
– Нет. Я смогу работать через три часа.
– На этом завершим, – согласился Сергей Павлович.
– Мы говорили об АЭС? – встрепенулся Александр. – Через десять дней с АЭС «Вундерфегель» под Острау выйдет спецпоезд с отработанным топливом.
– Топливо советское, как и станция, – Евгения Викторовна подалась вперед.
– Состав идет под усиленной охраной через Кракау на Львов, и дальше ему дают зеленый свет до Урала.
– Нас интересует германский участок маршрута. Краков, Кракау – разницы нет, – проворчала Женя. – Закрываем лавочку. Александр, мне нужны материалы по АЭС, железнодорожному сообщению, охране спецсостава – все, относящееся к вопросу.
– Сделаем, Евгения Викторовна.
– Три часа на подготовку материала. Работать будем сегодня.
Товарищ Петрова успела восстановить силы за назначенное время. Ассистент не подкачал, два часа сидел у «вивисекторов», но своего добился – пусть не все, но необходимый для первой и второй ментатской проекции материал он организовал. Проще всего было Сергею Павловичу: всего-то предупредить уборщика не подходить к рабочему месту Евгении Викторовны, и тем более – упаси, партия родная! – трогать что-то, в том числе корзину для мусора.
Уборщики в НИИ экспериментальной биохимии все как один заслуженные седовласые ветераны органов, люди уважаемые и знающие себе цену. Начинали службу еще в НКВД, некоторые помнили Берию, посему на приказы старших реагировали адекватно. Это вам не тетя Маша в министерской конторе, способная с тряпкой и ведром ввалиться в кабинет заведующего прямо в разгар совещания.
Отдых товарища Петровой прошел с должной степенью интенсивности. Изнуряющая пробежка по парку, работа в тренажерном зале под надзором врача, короткая полудрема в насыщенной озоном и отрицательными ионами атмосфере кабинета разгрузки – этого было достаточно. Курировавший товарища Петрову врач Анатолий Сигизмундович с полным основанием мог сказать, что пациент готов к труду и обороне.
Четверть часа на концентрацию внимания и расслабление. Организм успел за последнее время привыкнуть к частым переключениям в режим ментата. Потом придется восстанавливаться, но это потом, и это не опасно. Евгения Викторовна закрывает глаза, успокаивает дыхание, нормализует гормональный баланс. Первым в ход идет «комплекс № 7», достаточно одной пилюли. Следом, когда организм докладывает о готовности, глотаются препараты № 2 и № 9. Три минуты на усвоение катализаторов.