– Привет. Я по тебе скучал…
Он все сказал сам.
Часть втораяДесять дней, которые потрясли Калинов
День первый
Это знойное лето в провинциальном Калинове, маленьком приволжском городке, не забудут никогда. Много лет Калинов будто спал, и все уже привыкли к размеренному, неспешному течению в нем жизни. Калиновцы рождались и умирали, женились и разводились, уезжали на заработки в Москву, чаще возвращались, а о тех, кто остался в столице насовсем, вскоре забывали, если они сами не считали нужным о себе напомнить.
Случались, конечно, и скандалы, но столпы калиновского общества оставались незыблемы. В это лето молния прицельно ударила в самое высокое дерево: в дом Кабанихи. И заполыхал весь город.
Все началось на калиновском рынке. В воскресенье, после отъезда Тихона, около полудня. Катерина к этому времени получила ключ от калитки и настоятельную рекомендацию всемогущей свекрови отныне ночевать вместе с Варей на веранде, ссылаясь на жару. А от Вари получила новенький мобильный телефон для связи с Борисом. И пока свекрови и Вари не было дома, влюбленные договаривались о свидании. Ворковали Катерина с Борисом долго, она больше молчала, а он рассказывал о своих чувствах и даже читал стихи. Как будто знал, что именно ей понравится. В общем, уговорил.
В это время Мария Игнатьевна Кабанова покинула мясные ряды и направилась мимо длиннющего ряда торговых палаток к северному выходу, где была припаркована ее машина. Шла Кабаниха не спеша, высматривая знакомые лица. С некоторыми здоровалась, но чаще лишь сухо кивала. Ей навстречу с противоположной стороны рынка также не спеша двигался Кулигин, который сегодня припозднился, потому что всю ночь работал. Но утром, собравшись, наконец, позавтракать, старый учитель вдруг обнаружил отсутствие в холодильнике молока. Да и куриных яиц не мешало бы купить. Готовить Лев Гаврилович, закоренелый холостяк, не любил, да и не умел, поэтому всем прочим блюдам предпочитал незатейливый омлет.
Всю ночь он размышлял о загадочном исчезновении девятнадцать лет назад Ивана Кабанова и даже начертил пару формул. Потом долго что-то подсчитывал. Эти подсчеты так разволновали Кулигина, что он шел по рынку, никого не замечая. Пока его взгляд не уперся в Зинку Косую.
По воскресеньям Зинаида предпочитала стоять за прилавком сама, хотя никакой нужды в этом не было. Давно уже у Косой имелся целый штат продавцов и в каждом из калиновских торговых центров – точка. Весь город был опутан сетью, в центре которой сидел разжиревший от денег паук: Зинаида Косая. Ее власть была тайной в отличие от власти Марии Игнатьевны Кабановой, которая заходила в здание городской администрации с парадного, с гордо поднятой головой. Косая входила туда бочком, с черного хода, с единственной целью уладить возникшие проблемы. Разумеется, с помощью взятки. И договаривалась она не с Диким, который Зинаиду в упор не видел. Но зато его супруга была у Косой в подружках. Они опять-таки встречались тайно и взахлеб сплетничали. Так рождалось в Калинове общественное мнение.
По воскресеньям на рынок ходила сама Кабаниха, и Зинаида не могла упустить такой момент. Перекинуться с Марией Игнатьевной парой слов, чтобы весть об этом разнеслась по всему Калинову, – это было святое. А потом отметиться у мэрши и тем самым сесть разом на два стула. Я, мол, вхожа в лучшие калиновские дома. Косая прекрасно понимала правила игры и умела угодить тем, от кого зависел ее бизнес. Кабанова безжалостно вытесняла своих врагов с калиновского рынка, контрольный пакет акций был у нее в руках. Дамы не сказать чтобы дружили, но Мария Игнатьевна отчего-то была к Зинаиде более благосклонна, чем ко всем остальным.
Косая была маленькой юркой женщиной с наглыми пронзительно-голубыми глазами. Один и в самом деле косил. В детстве за Зиной такого не замечали, косить она начала после того, как стала чуть ли не первым калиновским «челноком». Видимо, это случилось с Зинаидой из-за непрерывного вранья. Она слезливо врала туркам, у которых закупала товар, вкрадчиво таможенникам, беззастенчиво покупателем и безбожно – налоговикам. Мужа у Зинаиды не имелось, но был сын Петька, который учился у Кулигина. Сыну Косая тоже врала про его отца. Но Петьку своего любила истовой любовью, на которую способны лишь одинокие женщины, каторжным трудом выбившиеся в люди из беспросветной нищеты, для которых ребенок – единственный свет в окошке. Поэтому, завидев старого учителя, Косая заискивающе заулыбалась:
– Здрасьте, Лев Гаврилович! Как там мой оболтус? Не озорничает?
Тогда-то взгляд Кулигина и уперся в Косую. Он вздрогнул и очнулся.
– Здравствуй, Зинаида. У твоего сына есть способности к математике. Он прекрасно успевает.
Косая расцвела:
– Ой, спасибочки, Лев Гаврилович! Я ведь ночей не сплю, все о сыне думаю. Недосыпаю, недоедаю, все денежки ему собираю. Учиться нынче дорого, вот и приходится крутиться.
– Ну, это ты, положим, врешь, – поморщился Кулигин. – Ты, Зинаида, давно уже миллионерша.
Косая тут же перестала улыбаться и превратилась в наглую бабу, которая даже на пустом месте умудрялась устроить скандал.
– Это с чего ты взял, Кулигин, что я – миллионерша? – подбоченилась она.
– Да вот пришлось мне заглянуть в архив, уточнить даты, и выяснилась интереснейшая вещь. Ограбление банка в двухтысячном году было в Калинове делом громким, но далеко не первым. До этого грабители, грубо говоря, бомбили дачи местных нуворишей. И к тебе, Зинаида, заглянули. Да похоже, что чуть ли не к первой.
– Я про пистолет в милиции отчиталась! – завопила Косая. – Бес попутал! Взяла, чтобы жизнь свою оборонять! Кто меня, слабую безмужнюю женщину, защитит? Ну, купила. Незаконно, что признаю. Ответила уже за это! Мне условный срок дали за незаконное хранение оружия, да и судимость сто лет как сняли! Быльем все давно поросло!
– Согласен: про пистолет ты отчиталась. А про деньги?
– Про какие еще деньги? – оторопела Косая.
– Ты уже давно и успешно занимаешься бизнесом. Чуть ли не с начала девяностых. Я тут подсчитал твои доходы. Три раза в неделю на рынке, с десяток магазинов, выездные сессии, когда твои сотрудники торгуют по деревням, клиентам ты угодить умеешь, и товар твой расходится быстро. Дом достался от родителей, дача тоже. Да, сейчас ты, Зинаида, развернулась. Отгрохала особняк в нашей Золотой Долине, где все городские шишки живут. Но это было уже после интересующих меня событий. И вышло у меня, что в конце девяностых ты лишилась крупной суммы денег. Для удобства я перевел ее в доллары. Получилось тысяч пятьсот. Ну, плюс-минус пятьдесят. Математическая погрешность, потому что я не бывал тогда в твоем доме. Только на слухи пришлось ориентироваться. Примерные расходы на питание, мебель, содержание машины… – начал загибать Кулигин пальцы.
Косая от удивления открыла рот. Вокруг ее палатки повисла мертвая тишина. Словно кто-то невидимый нажал на паузу и бобина с кинофильмом «Воскресный калиновский рынок» перестала крутиться. Даже покупатели превратились в манекены, не говоря уже о застывших соляными столбами продавцах.
– Чтобы не потерять бизнес, ты обратилась в банк за кредитом, – продолжал Кулигин. – Тебя, Зинаида, подвела любовь к наличным. Я просто уверен, что на твою дачу грабителей навели. Но вот почему ты не сказала в милиции, что у тебя украли столько денег? Ты кого-то испугалась? В городе, похоже, в конце девяностых орудовала целая банда. Но сразу после исчезновения Кабанова и убийства Копалина все прекратилось. Вот вам и первый алгоритм! Осталось кое-что проверить.
– Ты-ты-ты… Откуда узнал про кредит, старый ты хрыч? – пролепетала Косая.
– Я за без малого сорок лет весь город выучил, так что повсюду теперь работают мои ученики. А выучил я их хорошо, поэтому они мне благодарны и рады хоть чем-нибудь помочь. Ссылаться ни на кого не буду, но информация у меня всегда стопроцентная. Остальное не трудно подсчитать.
– Ах, ты подсчитал! – очнулась Косая. – Математик ты хренов! Старый ты маразматик! Да откуда у меня такие деньги, люди добрые?! Пятьсот американских тыщ! Да я их никогда в глаза-то не видела! И где бы я их взяла, а, Кулигин?
– Наторговала. Я могу показать свои выкладки… – Кулигин полез за пазуху, во внутренний карман. Лев Гаврилович был в светлом пиджаке, далеко не новом, а от палящего солнца закрылся шляпой. Шляпа тоже была потрепанная. Сначала Кулигин вынул из кармана очки. Потом рука его дрогнула, потому что Косая завопила на весь рынок:
– Люди! Да что вы его слушаете! Он же чокнутый! Чтобы ты, Кулигин, сдох вместе со своим окаянным Куком! Ты не только Петьке моему мозги засрал, ты по всему Калинову хочешь туману напустить! Да провались ты в адово пекло вместе со своей математикой!
– Зина, Зина, – укоризненно покачал головой Кулигин. – Кто бы это говорил? Ты под какие проценты людям деньги-то даешь, пользуясь их безвыходным положением? Давненько ты уже занимаешься ростовщичеством. А меня в ад посылаешь. Ай, как нехорошо.
– А ты меня не стыди! – сверкнула глазами Косая. – Я сына одна поднимаю! Не хотите – не берите! Вон один банк, вон другой! Бегайте, собирайте справки, ищите поручителей! Я свое отбегала! Мне все по́том и кровью досталось! И траты у меня большие!
– Хватит тебе прибедняться, Зинаида, – строго сказал Кулигин. – Никогда ты не бедствовала, и деньги у тебя в конце девяностых были. Ты их на даче прятала. В тайнике.
– А ты там был?!
– Деньги лежали вместе с пистолетом. О тайнике мог знать только близкий тебе человек.
– Здравствуй, Зинаида, – раздался вдруг мертвый голос Кабановой. Именно мертвый. В нем все интонации словно бы умерли, остался только могильный холод. Мария Игнатьевна как раз дошла до середины рынка и услышала перепалку Косой и Кулигина. – Я надеюсь, твои дела идут хорошо. Варя сегодня надела купленную в твоем магазине юбку. Добрый день, Лев Гаврилович, – она, наконец, соизволила заметить и Кулигина.