– В итальянском костюме и в дорогих часах сидит дешевка. Ты, Ванька, уж не знаю, что себе вообразил, но вот уж не думала я, что ты такой дурачок. Да как тебе только в голову пришло, что я, Кабанова, поддамся на эти твои штучки-дрючки! Щенок ты. Мальчишка. Глупая была затея.
– Но попробовать-то можно? – Кудряш ничуть не обиделся.
– А ну – отодвинься! – велела Кабанова. – Ишь, расселся! Ноги расставил! Хозяйство мне свое показывает! Мужа моего нет, а то накостылял бы он тебе! Ночи, видишь ли, мои его заботят! Да как язык-то повернулся! А ну, говорю – отодвинься!
– Это, между прочим, мой кабинет. – Но стул от дивана Кудряш все-таки отодвинул. – Да, каменная баба. Ну да попытка не пытка.
– Значит, так. Варя выйдет замуж за Стасова и уедет вместе с ним в Москву. А ты останешься здесь. Будешь себя тихо вести – я тебя не трону. Твой бизнес. Живи, развлекайся, как ты до этого делал. Но в политику не лезь. И мне поперек дороги не становись. Удавлю.
– Ох ты, как круто! Уж не ту ли квартирку вы молодым готовите, в которой Ленка Стасова сейчас живет? И не затем ли Тиша в Москву рванул?
– Откуда знаешь про квартиру? – вздрогнула Кабанова. – У меня стукач завелся, да? Или Варька за мной шпионит?
– Я человек наблюдательный, – вкрадчиво сказал Кудряш. – Эх, Мария, Мария… Гм, Игнатьевна. Как бы все было просто, если бы мы с тобой сейчас договорились. Кулигин-то уже формулы пишет. Он математик, доморощенный гений, считать умеет. Позавчера на рынке Зинку Косую на пол-ляма гринов расколол. А ведь был еще и пистолет.
– Ты это о чем? – хрипло спросила Кабанова.
– На твоем месте я не был бы столь уверен, – Кудряш резко встал. Голос его стал жестким, – в том, что все закончится благополучно.
– Ты мне не тыкай! – разозлилась Мария Игнатьевна и тоже встала. Она была невысока ростом, и Кудряш возвышался над ней чуть ли не на две головы. Но Кабанова все равно смотрела прямо, а не вверх. – Про пистолет я ничего не знаю, меня следователь столько раз допрашивал, сколько ты в детстве обделался, когда с тарзанки в речку прыгал.
– Очаровательное сравнение, – оскалился Кудряш. – Прямо художественное. Только я не обделывался, когда прыгал. И сейчас не обделаюсь.
– Значит, не договорились?
– Не договорились.
– Ну, смотри!
И Кабанова, чеканя шаг, вышла из кабинета. Кудряш с ухмылкой смотрел ей вслед. Потом подошел к письменному столу и взял мобильный телефон. Первому Кудряш позвонил Борису…
Этим вечером в доме у Кабановых все сидели за ужином, как на иголках, все три женщины. Каждая думала о своем и в то же время они думали об одном и том же. О предстоящем свидании. Варя рвалась к Кудряшу, Катерина грезила о Борисе, Мария Игнатьевна Кабанова жаждала излить душу Дикому. Четвертая женщина, которая прислуживала за столом, Глаша, тоже была рассеянна. Ведь ей предстояло одно из этих свиданий устроить, а другое не сорвать, чтобы устроилось первое. А поскольку Глаша не умела думать о нескольких вещах сразу, так же как не могла одновременно заниматься несколькими делами, то она не замечала, в каком состоянии находится Катерина.
Варя-то врала не моргнув глазом и прекрасно умела лицемерить, а вот ее сноха была в этом деле новичком. Катерина ерзала, краснела, отвечала свекрови невпопад, а та и не ждала ответов на свои вопросы. Варя, которая была гораздо внимательнее, единственная заметила: что-то происходит.
Эта ночь стала переломным моментом в калиновской жизни, вот уже много лет размеренной, по-провинциальному тихой, похожей на стоячее болото. Над городом давно уже собирались тучи, но все надеялись, что грозу пронесет. Но в эту ночь все-таки ударило.
– Мать сама на себя не похожа, – шепнула Варя невестке, когда Мария Игнатьевна положила в чай четвертую ложку сахарного песка. Похоже, машинально. А потом потянулась за конфетами. И Варя громко сказала: – Как хорошо, что мы с Катей спим теперь на веранде. Там не так душно, как в доме. И по саду можно перед сном погулять.
– Да-да, хорошо, – кивнула Кабанова.
– И на набережную можно сходить, в кафе посидеть, – подмигнула Катерине Варя.
– Что ж, дело хорошее, – машинально ответила Мария Игнатьевна.
Девушки переглянулись.
– Значит, мама, ты не возражаешь? – громко сказала Варя. – Ночью мы идем гулять!
– Вы бы спать легли пораньше, молодежь, – очнулась Кабанова. – А не то в кино бы сходили.
– Мама, ты шутишь? – прищурилась Варя. – Может быть, ты хотела сказать, в ночной клуб? Кино было в твоей далекой молодости. А время-то идет.
– Хватит тебе к словам цепляться! Иди ты, куда хочешь! Я тебе не сторож! – Мария Игнатьевна говорила раздраженно и все время смотрела на часы.
– Спасибочки за ужин и за приятный разговор, – Варя кивнула невестке, и обе встали.
Глаша, как мышь, шмыгнула наверх, впереди них.
– Этой ночью разумнее было бы остаться дома, – с усмешкой сказала Варя. – Похоже, мать кого-то ждет.
– Вот и хорошо! – обрадовалась Катерина. – К нам на веранду, значит, не заглянет. И не увидит, что нас там нет.
– Да, второй день подряд нам везет. Это больше, чем я хотела. Но завтра она захочет узнать: как мои с Борисом дела?
– Соври что-нибудь. Ты ведь умеешь.
– Главное, чтобы мы с тобой говорили одно и то же, – Варя обняла невестку за тонкую талию. – Мы с Ваней сегодня и в самом деле поедем в клуб. А тебе там показываться нельзя, – зашептала она. – Поезжайте с Борисом опять на Волгу, в отель. Вас проведут с черного хода.
– Но у Бори приметная машина! Ее сразу узнают!
– Да мало ли, с кем он приехал? И вообще: это не твое дело. Скоро матери будет не до нас с тобой.
– Почему?
– Говорят, Кулигин значительно продвинулся в своем расследовании. Это вопрос буквально нескольких дней. И он скажет, где мой отец.
– Но при чем тут моя свекровь?
– Правду Ваня сказал, – вздохнула Варя. – Умом ты не блещешь. Не обижайся, с такой красотой, как у тебя, это лишнее. Лучше подумай, что на свидание наденешь. Порадуй Бориса, он ведь для тебя так старается.
И лицо Катерины вспыхнуло от счастья.
…– Ну что? – требовательно спросила Мария Игнатьевна у Глаши в десять вечера.
– На их половине тихо, – загадочно сказала горничная. Ох, как же Глаша обожала эти тайные дела!
От нее в такие моменты зависела судьба всего Калинова. Да узнай только они. Глаша чувствовала себя прямо мадам Буонасье, которая устраивала тайное свидание своей королеве с лордом Бекингемом. Не хватало только отважного мушкетера, пылкого поклонника. Да и личико у Глаши подкачало. Но она думала лишь о том, как угодить своей хозяйке.
– Варька на свидание сейчас побежит, а Катерина книжку ляжет читать. Она из своей комнаты поздно вечером не выходит. Но ты на всякий случай покарауль. Если вдруг услышишь шаги – сразу беги ко мне, – велела Мария Игнатьевна.
– Неужто Степан Прокофьевич в шкаф полезет? – хихикнула Глаша.
– Да где взять такой шкаф, чтобы наш мэр там поместился? – невольно улыбнулась Кабанова. – Да и не Катьку надо опасаться.
– А кого? Мэршу?
– Разговорилась! Иди – встреть.
Степан Дикой вошел в спальню, стараясь не шуметь. Выглядело это комично.
– Что это с тобой? – прищурилась Мария Игнатьевна. – Тихона нет. Уехал.
– Да едва с Борисом у твоего дома не столкнулся, – с досадой сказал Дикой. – Хотел через заднюю калитку проскочить, там темно, хоть глаз выколи. И хорошо, что темно. Наткнулся на его машину, она приметная. Но Борис меня, похоже, не узнал.
– Видать, Варю поджидает.
– Что-то не верится мне во все это.
Дикой сел на огромную кровать и неторопливо стал раздеваться. Снял рубашку, потом, пыхтя, стянул брюки.
– Соскучился, – сказал он, снимая носки и заталкивая их под кровать.
– А по виду не скажешь. Что ж не кидаешься ко мне, как раньше? – тихо рассмеялась Кабанова.
– Так не мальчик уже. Да и куда ты денешься? – И Дикой, сопя, повалил ее на кровать.
…Мария Игнатьевна, лениво перебирая пальцами в золотых кольцах, заплетала черную косу, похожую на змею, перекинув ее через плечо, и задумчиво смотрела в окно. Дикой, устав и разомлев, изредка зевал и так же лениво щипал кисть темного, без косточек винограда, лежащего в тарелке на тумбочке. Там же стояла бутылка французского коньяка.
– Ты мне сказать чего-то хотела, Маша.
– Хотела. У Кудряша я сегодня была, – голос Кабановой звучал напевно, в нем сейчас не было прежней жесткости.
– Неужто дома? – Дикой приподнялся на локте.
– Нет. В офисе. Напугать его хотела.
– А он что?
– Наглости Ваньке не занимать. Сам стал меня пугать. Кулигиным. Да про пистолет вспомнил.
– Ай, ну его, – Дикой махнул рукой и опять откинулся на подушку. – Обойдется.
– Он мне, Степа, договориться предлагал. В любовники набивался.
– Чего-о?! – Дикой резко сел.
– А ты, никак, ревнуешь?
– Да я его в порошок сотру! – Степан Прокофьевич сжал огромный кулак. – А то все забыли, что я в десантуре служил. А потом охрану нынешнего губернатора обеспечивал, когда тот еще только-только политикой начал заниматься. Покушение, между прочим, предотвратил. Да я девятку из пистолета с двадцати пяти метров и сейчас выбиваю! И в рукопашной кого хочешь ушатаю! Хоть бы и Кудряша! Десант есть десант.
– Когда это было? – прищурилась Кабанова. – Да, Степа, был ты орел.
– Что значит, был? – рассердился Дикой. – А сейчас я кто?
– Сейчас ты мэр, – Мария Игнатьевна тихо рассмеялась и бросила косу. Потом легла, обняла Дикого за мощную шею и зашептала: – Я, Степа, однолюбка. Что мне Кудряш? Да хоть кто. Тридцать лет люблю одного мужика, хоть и не сложилось у меня с ним. А все равно люблю. Ни на кого другого даже не посмотрела с тех пор, как без мужа живу. Да и при муже мечтала все о том же. Думала только, как бы с ним вместе быть. А вот он…
– Маша, ну сколько можно? Я каждый раз тебе это говорю: прости. Ошибся, с кем ни бывает?