Заняв влиятельный пост в городской администрации, Степан помог спустить это уголовное дело на тормозах. А когда он стал мэром, все и вовсе заглохло. По сути, выбора-то у них со Степой не было. Все эти годы они встречались тайно, Софья рожала дочерей, а ее муж надышаться не мог на единственного сына. Поэтому все в городе строительные подряды отдавал его матери.
И вот теперь, спустя столько лет, грянул гром. Губернатор, похоже, уходит в отставку, Кудряш потихоньку подминает под себя Калинов, да еще Кулигин с его расследованием… А Степан обленился и ослаб. Стал много пить. Нет, не удержит он город. Мэр не должен, как простой смертный, заходить в пивные палатки на набережной. Это «хождение в народ» добром не кончится.
…Мария Игнатьевна невольно вздрогнула: хлопнула входная дверь. Катерина с Варей вернулись.
– Ну, что там, в больнице? – с деланым равнодушием спросила Кабанова.
– Лев Гаврилович вне опасности, – злорадно сказала Варя. – У него в доме сегодня поставят видеонаблюдение, и на улице тоже. Да еще ученики собираются круглосуточно дежурить.
– А чего ты лыбишься? – не выдержала Мария Игнатьевна.
– Так, – Варя улыбнулась еще шире.
– А ну, живо – ключи от машины на стол! – рявкнула мать. – Распоясались! Вы заработайте сначала на все эти «Мерседесы» и заграничные вояжи! А нет – так хотя бы уважение проявите к тем, кто заработал!
– Да пожалуйста! Подавись! – Варя швырнула на стол ключи от «Мерседеса» и ловко уклонилась от пощечины.
Кабанова вспомнила о сыне и сдержалась. Девчонку надо проучить, но это потом. Сначала – Тихон.
– Я завтра уезжаю в Москву, – сквозь зубы сказала она. – Когда вернусь, не знаю, но без меня не расслабляйтесь.
– Это еще зачем? – удивилась Варя. – Ты – и в Москву?
– За братом твоим, вот зачем!
Катерина вздрогнула и умоляюще посмотрела на Варю. Та повела бровями: спокойно. И сказала:
– Хорошо, мама. Можно нам сегодня вечером по набережной погулять?
– Нет!
– Спасибо.
– А ты не язви! С тобой я потом разберусь. Глаша! – горничная тут же появилась на пороге. – Чемодан мне собери. Я уезжаю на пару дней. Погоди, я дам тебе список, что обязательно надо упаковать. – И Кабанова вместе с горничной ушла к себе в кабинет.
– Неужели у нас с Борисом осталось всего две ночи! – в ужасе сказала Катерина. – А потом свекровь привезет Тихона!
Она не сказала «мужа», и Варя это заметила.
– И сегодня ночью я опять не увижу Бориса, – уныло сказала Катерина. – Я даже не представляю, как буду жить без него?
– Увидитесь, – обнадежила Варя. И, воровато оглянувшись на дверь, посекретничала: – Я Глашке снотворного сегодня в чай сыпану. Она с пустырником пьет, для нервов. Господи, вот уж у кого нервы как канаты! Но надо ведь придумать себе какую-нибудь болячку! Раз девушка при такой ответственной работе, – с иронией сказала Варя.
– Не надо ее винить. Глаше деньги нужны, а Мария Игнатьевна за преданность платит хорошо. В Калинове такой работой дорожат.
– Но стервенеть-то не надо. Ты не видишь, а я вижу. Глашке доставляет удовольствие, что она при моей матери вроде как серый кардинал. Хочу – казню, а хочу – помилую. Но сегодня я ей такой возможности не дам: вершить наши с тобой судьбы. Не доросла еще Глафира, как уж ее по отчеству, не знаю. И не узнаю никогда. Потому что первая наушница Кабановой – венец Глашкиной карьеры. Придет время – и я ей все припомню. И матери тоже.
– Варя, Варя, – покачала головой Катерина. – Ты стала такая злая.
– А ты видела, как она со мной? Чуть что – пощечина. И «положи на стол ключи от машины». Мать называется! Только и делает, что воспитывает. Ненавижу!
– Идем в сад, – примирительно сказала Катерина. – Там тихо, тепло.
– Там жарко.
– Птицы поют, – мечтательно сказала Катерина. – Хотя откуда бы им взяться в центре города? Но на то и птица, чтобы петь там, где она – единственная радость. Даже в клетке.
– Что ты придумываешь? Помоги мне лучше Глашку отвлечь, когда она свой чаек попивать будет. Вот уж парочка: павлин да ярочка.
– Это ты про кого?
– Да про вас с Борисом. Таким, как вы, жениться нельзя. С голоду помрете. Одной любовью сыт не будешь. Может, одумаешься? – Варя пристально посмотрела на невестку. – Перестань встречаться со Стасовым, Катя. И гроза твоя мимо пройдет.
– Да ты что?! Я люблю его! Я жить без него не могу!
– Ну, как знаешь, – Варя вздохнула. – Я тебя предупредила. Значит, судьба.
День пятый
Этой ночью Катерина совершила очередной бесчестный поступок ради своей огромной любви. Зашла на кухню, где Глаша со вкусом пила успокоительный чаек, и спросила какую-то ерунду. Глаша отвлеклась буквально на минуту, но Варе хватило времени, чтобы улучшить горький вкус пустырника сильным снотворным. Катерина была уверена, что этим лекарством от бессонницы снабдил младшую Кабанову Кудряш. Кто же еще?
Но стыд прошел, когда у заветной калитки они увидели похрапывающую Глашу. Мужчины положили ее на лавочку и даже сунули под голову девушке свернутую кофту. Мария Игнатьевна тоже приняла на ночь снотворное: ей надо было как следует выспаться перед дальней дорогой, а нервы расшалились. Поэтому после полуночи в огромном особняке Кабановых стало тихо. Прочая прислуга была на стороне «угнетенных», и охранник, и повариха. Да и уставали они за день так, что спали как убитые.
У калитки стояла спортивная машина Бориса. Рядом с ним на переднем сиденье горой возвышался Кудряш. Увидев его, Катерина сразу помрачнела. Неужели им с Борисом опять придется провести ночь в компании Кудряша и Вари? А ведь их осталось всего две или три, этих волшебных ночей! А дальше… Катерина даже боялась об этом думать. Что с ней будет, когда вернется муж?
– Поедем ко мне, – распорядился Кудряш.
– Вода в реке теплая, – намекнул Борис.
– Предлагаешь искупаться?
– Ты разве не видишь – мы им мешаем? – Варя, как всегда была прямолинейна.
– Что ж, – ухмыльнулся Кудряш. – Подбросьте нас, а потом заберите Варю часиков этак в…
– В четыре утра, – подсказал Борис.
– Ого! У вас и аппетиты! Ладно, езжайте к реке. А мне, признаться, ночные купания уже поднадоели, я дома полежу, на диванчике. Ладно, ладно, – проворчал Кудряш, услышав смешок Бориса. – Я посмотрю на тебя, когда тебе будет тридцать семь. Я в твоем возрасте еще не так зажигал.
– Мог бы и сам меня отвезти, – сказала Варя.
– Не хочу светить свой джип у дома Кабановых, – пояснил Кудряш. – И свою персону на улицах ночного Калинова. Говорят, у дома нашего доморощенного следователя теперь круглосуточно дежурят сторожа.
– Тогда хотя бы пригнись, – улыбнулся Борис. – Там еще и видеокамеры.
– Вот дожил! По родному городу еду, лежа на переднем сиденье! Будто не я здесь хозяин! Если только с ментами попробовать договориться…
– Они все давно под Диким, – намекнула Варя.
– Это ведь не навсегда.
– Так кто же все-таки стрелял во Льва Гавриловича? – раздался в темноте звонкий голосок Катерины.
Ей никто не ответил.
– Варя? Борис? Что вы видели?
– Солнышко, тебе не надо об этом думать, – мягко сказал Стасов. – Посмотри лучше, какие звезды.
– Приехали! – мрачно сказал Кудряш. Машин на улицах почти что не было, и до его особняка в Золотой Долине они домчались быстро. – Может, все-таки зайдете?
Повисло неловкое молчание. Все ждали, что скажет Катерина.
– Что ж, ладно, – Кудряш понял, что ответа ему не дождаться. – К утру заезжайте за Варей. – И, хлопнув дверцей, Иван вышел из машины. За ним Варя.
– Поехали, Боря, – с облегчением сказала Катерина.
– Куда? На пляж?
– Все равно. Лишь бы с тобой.
– Почему ты не захотела хотя бы выпить по коктейлю в гостиной у Кудряша? Дом очень красивый, я бы даже сказал, стильный. И алкоголь высшего качества.
– Мне отчего-то не по себе, когда я вижу Кудряша, – поежилась Катерина. – Внутри все леденеет. Знаешь, я, похоже, человек-камертон.
– Как-как? – с удивлением повернулся к ней Борис.
– Это такой прибор для настройки музыкальных инструментов…
– Я прекрасно знаю, что это такое, – оборвал ее Борис. – Но человек-камертон?
– Я словно проверяю людей на чистоту. Сердцем слушаю, как они со мной резонируют? Так вот Кудряш совсем не звучит, – пожаловалась Катерина. – Звук его души очень уж низкий, мрачный. Поэтому он и внушает мне такой ужас. Мы дышим на разных частотах.
– А Варя? – с интересом спросил Борис.
– О! Она звонкая! В ней столько ярости! Но и силы тоже. Иногда мы дышим в одной тональности. Когда любим или… ненавидим, – тихо сказала Катерина. – Ее мать – наш общий враг. С Варей мне вполне комфортно.
– Ну а я? Как я звучу?
– Для меня – как скрипка. Чисто, чарующе. Я хотела бы до конца своей жизни дышать под эти звуки, под них же и умереть. Забыть голос своего сердца и слышать только твой. Ты – моя жизнь, – просто сказала Катерина.
– Вот ты фантазерка! – рассмеялся Борис. – Боюсь, ты приписываешь мне достоинства, которых у меня нет.
– Разве любят за какие-то достоинства? – искренне удивилась Катерина.
– А за что? – с любопытством спросил Борис.
– Наверное, за то, чего в тебе самом нет. Почему и говорят: противоположности притягивает друг к другу.
– Extremes meet, – рассмеялся Стасов. – Крайности сходятся.
– Сначала любят свою мечту, – серьезно сказала Катерина. – Идеал, нарисованный воображением. А когда он начинает хоть немного совпадать с реальным человеком, зарождается любовь настоящая. А если уж совсем совпадает, получается любовь идеальная. Но боюсь, это редкость.
– Я как, совпадаю? – серьезно спросил Борис.
– Я тебя еще так мало знаю. Я просто люблю.
– Да-а… – протянул Стасов. – Ты прямо не от мира сего. Мне даже страшно становится… Глянь, какое чудесное местечко! Песок, луна, и – никого, – он поспешил прервать этот странный разговор.
Борис не выносил душекопания и душетерзания. В этом он был похож на свою сестру. Надо жить проще: получать от жизни удовольствия, а не размышлять над ее смыслом. По крайне мере, задаром.