– Вы предлагаете вооружить летчиков автоматами? – с удивлением спросил Сталин. – Разве пистолетов им недостаточно?
– Товарищ Сталин, – вместо Рокоссовского вождю ответил генерал Захаров, – как говорят товарищи из будущего, реально пистолет летчику нужен только для того, чтобы застрелиться. Зато компактный пистолет-пулемет и несколько запасных магазинов дают вполне реальный шанс отбиться от поисковой группы, пусть даже и с собаками, и вернуться к своим. А, как говорят у нас, летчиков, за одного сбитого двух несбитых дают…
– Очень хорошо, товарищи, – сказал Сталин, – я вижу, что вы между собой уже обо всем договорились, и это меня радует. Может быть, товарищ Симонов хочет еще что-нибудь добавить?
– Совсем немного, товарищ Сталин, – сказал Симонов. – Вопрос касается модернизации пехотных и танковых пулеметов Дегтярева, стоящих сейчас на вооружении РККА. Несложное переходное устройство, чертежи которого были переданы мне в Российской Федерации, позволит использовать в них вместо дисков ленты от пулеметов Калашникова, что значительно увеличит боевые возможности этого пулемета. Кроме того, есть предложения по модернизации крупнокалиберного пулемета Дегтярева-Шпагина и переводу его с колесного хода на легкий трехногий станок с возможностью ведения зенитного огня… В общем, что касается стрелкового вооружения, все подробно изложено в моем докладе.
– Очень хорошо, товарищ Симонов, – Сталин посмотрел на часы, – я вижу, что вы подошли к вопросу в комплексе и советовались с авторитетными товарищами. Есть мнение отпустить товарища Симонова и после короткого перерыва на чай продолжить обсуждение чисто военных вопросов тактики и стратегии. Вопросов, возражений нет? Все, товарищ Симонов, вы свободны…
Еще полчаса спустя, там же
После перерыва, когда все расселись по своим местам, слово снова взял маршал Шапошников.
– Товарищ Сталин, – сказал он, – у меня есть предложение по ведению нашего собрания…
– Говорите, Борис Михайлович, – ответил вождь, раскрывая свой любимый блокнот, – мы вас слушаем.
– Посовещавшись с товарищами, мы пришли к выводу, – сказал Шапошников, – что состав нашего собрания идеально подходит для ведения классического военного совета. Присутствует высшее политическое руководство, два генштабиста, два генерала-войсковика, летчик, танкист, представители разведки и контрразведки. Поэтому я предлагаю не отпускать полковника Катукова и генерала Захарова после их докладов, а всем вместе обсудить вопросы ведения грядущей войны и подготовки к ней, так сказать в полном объеме. У нас тут не хватает только моряков, но основной театр военных действий – чисто сухопутный, где флот играет лишь вспомогательную роль, поэтому вопросы взаимодействия с наркомом товарищем Кузнецовым можно будет обсудить чуть позже. На этом у меня все, товарищ Сталин.
Сталин и Берия переглянулись, и оба чуть заметно кивнули друг другу.
– Очень хорошо, Борис Михайлович, – сказал вождь, – попробуем обсудить грядущую войну, как вы правильно выразились, в полном объеме. Поэтому начнем, как говорится, сверху. Нам хотелось бы услышать мнение товарища Захарова о том, как нам сделать так, чтобы наша авиация с самого начала войны действовала, как положено, а не в силу разумения каждого отдельного летчика или комэска. Наша задача, товарищи, состоит не в том, чтобы наши летчики героически погибали за нашу советскую Родину, а в том, чтобы немцы погибали за своего фюрера.
– Для успешной войны в воздухе, – начал Захаров, – нужна связь, связь и еще раз связь. Связь летчика с аэродромом, связь с наземным пунктом наведения, связь самолетов между собой и связь аэродрома с командованием. Без связи вместо полноценной войны у нас выйдет драка слепых со зрячими. Только при наличии качественной связи можно будет говорить о возможности полноценного управления воздушным сражением со стороны командования.
После решения проблем с управлением и связью можно заняться и вопросом новых скоростных самолетов с пушечным вооружением, и индивидуальной и групповой подготовкой пилотов, а также созданием полноценной аэродромной сети в будущей прифронтовой зоне, находящейся сейчас явно в неудовлетворительном состоянии.
– Очень хорошо, – сказал Сталин, – в смысле хорошо то, что вы понимаете важность вопросов связи и управления, важных в любой области. А так, конечно, все очень плохо, можно сказать, хуже некуда. То, что вы сейчас мне сказали, я должен был услышать от главкома ВВС товарища Рычагова, а не от командира истребительной дивизии генерала Захарова. Ведь это именно товарищ Рычагов распорядился снять с самолетов все рации, чтобы они «не отвлекали летчиков в бою». Но нам хотелось бы знать, как сам генерал-майор Захаров собирается управлять авиацией в бою?
– Товарищ Сталин, – ответил Захаров, – я считаю, что не бывает какой-то особой отдельной воздушной войны. Военно-воздушные силы над полем боя должны действовать, прежде всего, в интересах сухопутных войск и спрашивать с авиационных командиров надо за конкретный результат или его отсутствие.
Действия противника надо упреждать, и тут как никогда высока роль систем управления и связи. Посты ВНОС, радары, прослушивание частот люфтваффе станциями радиоразведки, а также барражирующие на высоте самолеты-разведчики должны заблаговременно вскрывать замыслы противника, чтобы советские истребители могли своевременно их пресечь. В ТОТ РАЗ в ходе войны было замечено, что немецкие истребители принимают свои бомбардировщики под охрану у самой линии фронта. Возникает закономерное желание – получив от радарных постов заблаговременное предупреждение о приближающемся противнике, осуществить перехват вражеских бомбардировщиков до их встречи со своими истребителями.
То же самое, но только со знаком минус, должно применяться при атаке нашими ударными самолетами вражеских наземных войск. Нашим бомбардировщикам и штурмовикам необходимо обеспечить надежное истребительное сопровождение, задача которого была бы не уничтожение немецких истребителей, а предотвращение их атак на сопровождаемые ими ударные самолеты. При неподавленном ПВО противника, для сокращения времени воздействия вражеской зенитной артиллерии и сведения к минимуму собственных потерь атака цели ударными самолетами должна осуществляться не более чем в один заход. Соответственно возрастает роль как тактико-технических характеристик самолетов, так и их вооружения…
– Товарищ Захаров, тут далеко не все летчики, – Берия блеснул стеклышками пенсне, – объясните нам, пожалуйста, все то же самое, но обыкновенными словами и поподробнее… Ваши слова об истребительном прикрытии наших бомбардировщиков и штурмовиков я понял, а вот дальше – нет.
– Товарищ Берия, – ответил Захаров, – В ТОТ РАЗ основные потери наша ударная авиация несла при выполнении второго и, особенно, третьего захода на цель. Противник, пришедший в себя после нашей внезапной первой атаки, разворачивал против наших самолетов всю мощь своего ПВО. Чтобы избежать напрасных потерь, цель должна быть уничтожена с первого захода, для чего наши ВВС должны иметь соответствующую материальную часть, летную подготовку пилотов и тактические схемы.
– Теперь мы вас поняли, товарищ Захаров, – кивнул Сталин, – а потому давайте теперь поговорим о материальной части. Ведь с этого все начинается?
– Да, товарищ Сталин, – коротко ответил Захаров, – вы абсолютно правы. Каждый самолет требует от пилота индивидуальных навыков и имеет свои особенности тактического применения.
– Тогда ответьте нам, только честно, – Сталин внимательно посмотрел на генерала, – какие типы самолетов вы хотели бы видеть на вооружении наших ВВС? Я говорю это потому, что у нас пока еще есть возможность внести изменения в производственные планы авиационной промышленности. Ведь в отличие от стрелкового оружия, бронетанковых войск и артиллерии мы не ожидаем массированных поставок авиационной техники из Российской Федерации. Не так ли, товарищ Шаманов?
– Так точно, товарищ Сталин, – ответил Шаманов, – в составе нашего Экспедиционного корпуса, конечно, будет и авиационная группировка, но за некоторым исключением у нас отсутствует авиационная техника, пригодная к немедленному принятию на вооружение в ВВС РККА. Поставленный на длительное хранение самолет или вертолет приходит в полную негодность куда быстрее, чем танк или самоходное орудие.
– Значит, я был прав, – удовлетворенно кивнул Сталин. – Мы вас слушаем, товарищ Захаров.
– Поскольку эта тема мне наиболее близка, то начну я с истребителей, – сказал Захаров. – Из всех новых моделей самолетов, готовящихся к запуску в производство или уже стоящих на конвейере, я бы остановился на модернизированном с помощью товарищей из Российской Федерации истребителе И-180 конструктора Поликарпова. Суть модернизации заключается в установке нового мотора М-82, мощностью 1850 лошадиных сил, бронировании кабины с целью уравновесить новый, более тяжелый мотор, и вооружении истребителя тремя синхронными авиационными пушками калибром 23 миллиметра. Кроме того, под крыльями за пределами зоны ометания винта имеется возможность подвешивать до двухсот пятидесяти килограммов дополнительного вооружения. На выбор это могут быть: два подвесных контейнера с четырехствольными пулеметами ЯкБ-12,7, четыре противотанковых ракеты «Атака-В» или четыре ракеты Р-60, класса «воздух-воздух». Помимо нового мотора, основного и дополнительного вооружения, на самолет установлена мощная компактная радиостанция, защищенная от прослушивания противником.
– У вас прямо какой-то Змей Горыныч получился… – задумчиво сказал Сталин, – но, если мне не изменяет память, то именно при испытаниях этого самолета погиб в авиакатастрофе наш лучший летчик-испытатель товарищ Чкалов. Не так ли, Лаврентий?
– Да, товарищ Сталин, – твердо ответил генерал-майор Захаров, – в свое время, при испытаниях этого самолета, в катастрофе разбился наш лучший летчик-испытатель Валерий Чкалов. Но дело в том, что тогда причиной катастрофы был не сам самолет, а не доведенный до готовности двигатель М-88Б и допущенное руководством завода и аэродромным начальством грубейшее нарушение правил авиационной безопасности.