В дверь кубрика заглянул офицер в гусарском доломане.
– Патрон спрашивает, какие результаты?
Лейтенант зыркнул в ответ и глухо процедил:
– Идет работа…
Офицер вошел внутрь и прислонился спиной к переборке.
Новый персонаж был явно не из штабных, холеных в неге, крыс. Умные глаза, волевое, хотя и простоватое лицо, пышные модные бакенбарды. На загорелом дочерна, как и у Авинеля, подбородке и левой щеке бороздился неглубокий шрам. Куртка вошедшего пестрела заплатами, а на жилете просматривался длинный, недавно наложенный шов. Лишь трехцветная перевязь казалась сравнительно новой. Бряцающая, неуместная на корабле сабля дополняла образ сухопутного вояки.
Незнакомец скептически окинул взглядом связанных матросов и гайдуков, повисшего на руках солдат Потемкина.
– Это – работа? А я думал, увлечение. Островитяне это еще называют хобби…
Авинель обиженно засопел.
Потемкин попробовал привлечь внимание.
– Я могу рассказать много интересного.
Лейтенант замахнулся для нового удара, но его руку удержала ладонь незнакомца.
– Неужели? – вошедший офицер нагнулся к напрягшемуся Алексу. – И что же ты хочешь поведать, моряк? Цены на сардины?
– О флоте русских и турок, о сражениях в Италии, о битве при Нови!
Незнакомец хмыкнул:
– О Нови? Бедняга Жубер! Эта история поросла пылью, турок.
– Тогда о битве при Мангейме! И я не турок!
Офицер распахнул рубашку Потемкина, кончиками пальцев взял с груди крестик.
– Православный?
– Грек! – зачем-то соврал парень. И тут же спохватился. – Этнический! А так – из Бока-ди-Каттаро.
На слово «этнический» француз удивленно поднял брови, хмыкнул.
– Грек на корабле… Корсар или контрабандист?
Потемкин пожал плечами.
Француз еще раз ухмыльнулся и сделал знак державшим пленника солдатам.
– Ну что же… Пойдем, грек! Патрон соскучился по новостям из Европы.
Под давящим, тяжелым взглядом Авинеля Алекс поплелся за покинувшим комнату незнакомцем.
8
В проходе было тесно – ящики, тюки, люди. Французские солдаты толпились везде.
Чтобы Алекс не отстал, топающие за спиной охранники награждали его поощрительными пинками. Ни о каких правах человека воины первой республиканской армии и не задумывались.
Промелькнула палуба, вход, узкие коридоры. Перед инкрустированной дверью в капитанскую каюту Потемкина остановили. Десяток заросших патлатых ветеранов быстро прощупали каждый сантиметр тела, проверили пояс и сапоги, прочесали волосы.
Незнакомый офицер уже крикнул из-за двери, какого там они мешкают, когда Алекса, наконец, впихнули внутрь.
Потемкин вылетел на середину комнаты. Встал, отряхнулся, огляделся. Веревки давно натерли руки, но после турецкого плена на такое он старался не обращать внимание.
За спиной ровно дышали охранники.
Места в каюте было немного. Стол, широкий и заваленный картами, секретер, платяной шкаф в углу, вешалка для плащей и шляп. И пяток табуретов и полукресел, на которых сейчас разместились хозяева корабля.
Посередине находился несомненно главарь. Среднего роста, черноволосый, он выделялся среди других длинноволосых республиканских военных, набившихся в каюту, явно наметившимися проплешинами и полным отсутствием регалий на груди. Лишенные золотой вышивки старой аристократии, новые хозяева Франции стремились украсить себя золотом наград. У большинства собравшихся военачальников на груди пестрели кресты, бляхи и медали на лентах. У этого не было ничего. Только потертый военный сюртук, из-под которого выглядывала несвежая рубашка, и трехцветный генеральский пояс.
На живом лице выделялись глаза и властный подбородок. Алекс сглотнул пересохшим горлом. Если бы не рост, он принял бы этого француза за будущего императора. Полное сходство… Только Наполеон был… есть пониже… Или все же..?
Алекс всмотрелся.
Гул в комнате стих. Французский генерал рассматривал пленника, тот – его. Первым не выдержал француз.
– Ты – грек?
Алекс кивнул.
– Бьен, хорошо… Ты был в Неаполе?
– Но, мессир.
«Он или не он?»
– Если он не был в Неаполе, на кой черт, Жок,[69] ты его притянул сюда?
Гусар, приведший Потемкина, вальяжно развалился в полукресле. На реплику патрона он хмыкнул и ткнул прихваченным кубком в пленника.
– Спокойно, Бони… Расскажи нам то, о чем трепался мне, грек.
Потемкин выдохнул: «Выноси, нелегкая! Это точно Наполеон! Вот так сплавал в Неаполь!»
«Что там Белли плел о сражениях?»
– В Европе войска эрцгерцога Карла побили вас при Мангейме.[70] На счастье, генерал Массена[71] успел вовремя. Его полки отбросили австрийцев и гонят русских и австрияк под Цюрих. Говорят, сам Суворов бежал.[72] Впрочем, вся северная Италия пока за ними.
Французы переглянулись. Показалось, или по лицу главного пробежало облачко досады?
– Что там с английским флотом? И с русским?
– Британцы блокируют Геную. Это точно… И сторожат проходы у Сицилии и Мальты. Русские – у острова Корфу и где-то тут.
Снова нерадостное сопение.
– Еще новости?
Алекс напрягал память. Что еще?
– Брюн,[73] генерал ваш, англичан и русских погонял на севере, в Голландии.
– Брюн перешел в наступление?
– Не знаю.
Бонапарт подвинул стул поближе.
– Макдональд[74] держится?
«Так вроде звали французского генерала, осажденного в Генуе?» Алекс неуверенно кивнул. По комнате пробежал вздох облегчения.
– Periculum in mora![75] К черту промедление! – Наполеон повернулся к капитану судна, чертившего на карте замысловатые маршруты. – Я нужен в Париже, а болтаюсь тут! Как…
Он подбирал нужное сравнение, но, отчаявшись, лишь махнул рукой.
Сбоку подскочил молоденький темнокожий слуга. За его поясом блестел внушительный ятаган.
– Мессир гневается?
– Уйди, Рустам![76]
Бонапарт схватился за голову.
– Я вот слышал, что русские выслали флот к Мальте, и огибать Сицилию с Запада нынче опасней, чем идти напрямик… Ты говоришь, что их там нет. Но и около Неаполя, по твоим словам, свободно. Так что, вроде, риск одинаков? – тяжелый испытывающий взгляд сдирал с пленника кожу, выворачивал душу, пробовал заглянуть в сердце.
Потемкин сжал зубы. Поклясться? Обещать? А если увидят парус и повесят тут же?!
– Я слышал, что основные силы на севере, но за каждый ялик не могу поручиться… – дипломатично выкрутился он. – Но, в любом случае, там свободней, чем в проливе между Италией и Сицилией. Слишком узкое место… Там не проскочить.
– Говорю вам, мессир, что идти мимо Неаполя сейчас небез… – вмешался в разговор капитан.
Генерал исподлобья глянул на посмевшего прервать его смельчака.
– Оноре,[77] когда я захочу услышать ваше мнение, то обязательно спрошу Вас! Французские моряки после Абукира[78] начали бояться моря?! Мы с двумя фрегатами и вашими хвалеными шебеками должны избегать прямой дороги?! Так?!
И снова долгий, оценивающий взгляд на Потемкина.
Алекс решился:
– Ваш капитан прав. Не стоит сейчас идти мимо Неаполя.
Моряк благодарно посмотрел на связанного пленника.
Генерал хмурился.
– Ты говоришь совсем как Талейран,[79] грек… Ты, случаем, не переодетый граф? Или шпион?!
«Дернул черт рот открыть!». Алекс склонил голову.
Наполеон нервно барабанил пальцами по столешнице.
Салон гудел. Офицеры обсуждали услышанное, как болтливые кумушки. Чтобы остановить шепот, Наполеон стукнул ладонью по столу.
– Итак. Раз уж все, даже выловленные из воды медузы, твердят мне о риске… – он задумался. – Мы не будем дергать за усы спящего тигра… Идем в обход!
Будущий император повернулся к пленнику.
– Ты останешься на судне. Пока… Если обогнем Сицилию без проблем, то отпущу. Если же соврал, если нас поджидают там, то… – он тихо добавил. – Молись своим богам, грек, молись за удачу генерала Буонапарте!
9
Следующая пара дней казались мне вечностью. Я помнил, что Бонапарт доберется до Франции невредимым. Но случались ли в этом путешествии схватки с врагом? Это в памяти не отложилось. Мысль же о том, что любой встреченный корабль англичан вызовет нашу мгновенную казнь, очень напрягала… и не одного меня.
Греки и гайдуки, а с ними и я, проводили большую часть времени, всматриваясь в горизонт. Утешало лишь то, что после общения с будущим императором нам ослабили режим содержания. Вместо сырого трюма – продуваемая ветрами палуба.
Наполеон рассчитывал на греков в его борьбе против Великой Порты, так что пока мы числились союзниками. Пленными союзниками.
После допроса всю команду захваченной фелуки перевели на другой фрегат. В рейде шло четыре судна, и корабль, захвативший нас, оказался флагманом, на котором не хватало места всем желающим. Пришлось обивать палубу на менее престижной посудине.
От переживаний у меня прошла «морская» болезнь. Что уже казалось чудом.
Вторым сюрпризом стало то, что французский генерал сдержал слово. Спустя сутки после того, как за бортом эскадры остались пустынные берега Сицилии, нас отпустили. Никаких напутственных речей. К борту причалила шлюпка, наверх забралось несколько морских офицеров. Одним из них был тот самый «капитан», чье мнение я так удачно поддержал.
– Ты! – он поманил меня пальцем.