22 и другими глубокими трещинами в теле ледника, поэтому на место, где только что проходили занятия, долетело всего несколько ледовых глыб, потерявших свою скорость и уже не представлявших опасности.
В.Роговской – мастер-класс ледовой техники
Однако на моей памяти в последующие годы был случай, когда такая ледовая лавина пересекла всё плато ледника, перехлестнулась через гребень боковой морены и обрушилась на традиционное место ночёвок. Тогда погибло двое и пострадало несколько австрийских альпинистов, остановившихся в этом месте на бивуак. Произошло это ночью, когда люди спали в палатках, их просто засыпало глыбами льда. Спасатели, в том числе и я, прибывшие на место трагедии стали свидетелями ужасной, не для слабонервных людей картины.
Однако вернусь к изложению дальнейших событий, произошедших в альплагере Безенги во вторую смену летнего сезона 1973 года. После тренировочного цикла занятий наш отряд совершил выход в район так называемого «Тёплого угла» (так это ущелье называлось потому, что в почти ежедневную послеобеденную непогоду там вместо снега шли дожди). В течение недели участники моего отделения совершили последовательно три восхождения второй, третьей и четвёртой категории сложности. Мне в этих мероприятиях была отведена роль тренера – наблюдателя, с которой я успешно и с удовольствием справился.
Затем был долгий переход по руслу Безенгийского ледника в район высокогорной хижины под названием «Австрийские ночёвки». Там на высоте 3400 метров отряд пробыл неделю. В суровых высокогорных условиях участники жили в палатках, а инструктора в хижине, где по ночам большие и лохматые альпийские мыши устраивали набеги на наши запасы продуктов. В дневное время, когда отделения участников с инструкторами уходили на занятия или восхождения, на бивуаке оставался только командор и ему приходилось отражать атаки горных туров. Они приходили на бивуак и в поисках соли устраивали настоящие погромы – валили палатки, разбрасывали посуду и вещи, которые нерадивые участники оставляли вне палаток. В общем, скучать командору было некогда.
Помимо отражения атак туров и мышей, надо было наблюдать за работой отделений, выходить по рации на связь с КСП района и группами альпинистов из других отрядов, совершавшими восхождения в этом и соседних районах.
На четвёртый день нашего пребывания на «Австрийских ночёвках» туда в сопровождении Артура Бабинина пришли две польских альпинистки. Они заявили, что с разрешения начальника КСП района будут вдвоём совершать восхождение на вершину Шхара, одну из самых высоких и опасных в Безенгийской стене. Все доводы нашего командора и других опытных инструкторов о том, что на эту гору ходят только сильные команды в составе не менее четырёх человек, были бесполезны. Дамы заявили, что они ходили в Гималаях на Эверест и другие восьмитысячники, а на какой-то пятитысячник под названием Шхара они взойдут ради спортивного интереса. Нам предоставлялась возможность пронаблюдать за тем, как они это сделают.
В. Роговской (справа) на «Австрийских ночёвках»
На следующий день в пять часов утра польские пани вышли на маршрут 5Б категории сложности и, надо сказать, двигались они по крутому снежно-ледовому склону в быстром темпе. К тринадцати часам дамы уже были на снежной подушке, откуда начинался ещё более крутой взлёт ледового склона, выводившего на предвершинный гребень. Они начали его преодолевать с попеременной страховкой. Но тут их накрыла послеобеденная непогода, и альпинистки вынуждены были спуститься обратно на снежную подушку, где поставили палатку и заночевали.
Ночью разразилась сильная гроза с ураганными порывами ветра. Оглушительные раскаты грома сопровождались ослепительными разрядами молний, разрывавшими ночную тьму. Хижина, в которой мы ночевали, сотрясалась под порывами ветра, и порой нам казалось, что мы взлетаем на воздух. Вся эта фантасмагория сопровождалась интенсивным снегопадом и ледяной крупой. Часть палаток, в которых ночевали участники, завалилась из-за ветра и под тяжестью выпавших осадков. Пришлось экстренно эвакуировать участников женского пола в хижину, благо их было всего пятеро. В общем, большая часть ночи прошла в трудах и заботах. Где-то часам к четырём утра погода более или менее успокоилась, и мы даже смогли немного поспать.
Часов в восемь утра, когда мы выползли из хижины на свет божий, перед нами предстала довольно мрачная картина. Весь ландшафт был засыпан снегом, над ледником стоял плотный туман, а вершины гор скрывались под завесой тяжёлых грозовых туч. Никакого оптимизма нам эта картина не внушала. Становилось всё более тревожно за состояние польских альпинисток, так как они не вышли на обязательную утреннюю радиосвязь.
Уполномоченный представитель КСП района А. Бабинин и наш командор, посовещавшись с инструкторами, решили, как только рассеется туман и появится видимость, отправить спасателей туда, где ночевали польские альпинистки, чтобы на месте разобраться, в каком они состоянии, оказать помощь и в случае необходимости препроводить их обратно на «Австрийские ночёвки». Персональный состав головной спасательной группы определился быстро: грозненцы М. Бесков, В. Роговской, Ю. Иванов и доктор из числа участников.
Сборы были недолгими и вот уже мы движемся по леднику в сторону снежной подушки. Видимость не более двухсот метров, ледник засыпан свежим снегом, поэтому для обеспечения безопасности двигаемся в связках по два человека. Идём медленно, с осторожностью, так как не видно ориентиров, а в тумане на леднике можно уйти куда угодно, только не туда, куда надо. Наша рация находится на постоянном приеме, и периодически я получаю от командора ценные указания и советы.
Часа через два туман внезапно рассеялся, и мы увидели прямо перед собой снежный склон, выводящий на снежную подушку. Мы начали подъём вверх по склону. Приходилось топтать ступени в снегу, так как кошки, надетые на наши ботинки, быстро забивались снегом и плохо держали. Прошли расстояние в три-четыре сорокаметровых верёвки, в это время нам сообщили по рации, что наблюдают палатку на подушке и признаки жизни возле неё. По-видимому, дамы сворачивают бивуак и вероятно пойдут вниз. Через некоторое время мы увидели двух человек, медленно бредущих вниз по склону. Судя по тому, что один из них часто падал, мы поняли, что дамам ночью крепко досталось и силы их на исходе. Мы решили подождать, предоставив возможность этим альпинисткам как можно больше получить острых ощущений и до конца прочувствовать последствия своей излишней самоуверенности.
Возможно, мы были неправы. Но тогда в нашем сознании, воспитанном на правилах и традициях советского альпинизма, не укладывалось, как эти люди ради удовлетворения своих эгоистических желаний, наплевав на здравый смысл и рекомендации опытных горных гидов, решились на авантюрное восхождение с реальным риском для своей (и не только своей) жизни. Ведь если бы дамам удалось подняться на предвершинный гребень, и там бы их настигла непогода, то спасателям, то есть нам, инструкторам отряда, пришлось бы снимать их оттуда живых или мертвых, а это совсем другая работа с риском для здоровья или жизни.
У меня уже был опыт спасательных работ. В ноябре 1969 года я и мой напарник по связке Анатолий Фролов (в 1976 году погиб вместе с ещё пятью грозненскими альпинистами при восхождении на вершину пик Пушкина в Безенгийском районе), в составе головного спасательного отряда участвовали в эвакуации травмированного альпиниста из Курска. У пострадавшего помимо травм, началась ещё и пневмония, которая на высоте 4500 метров убивает за несколько часов. Поэтому необходимо было с перемычки между вершинами Дзенеладзе и Важа Пшавела (Грузинский угол, Восточный Кавказ) экстренно спустить его вниз. Для ускорения работы пострадавшего на носилках «акья» решили спускать прямо по ледовому кулуару, который начинался из-под вершины Дзенеладзе и выводил прямо на морену ледника, где располагался базовый бивуак «Хрустальные ночёвки». Сопровождать носилки вызвались двое – руководитель команды спасателей, мастер спорта А. Заев, и я.
Остальные семь человек (четверо спасателей и трое альпинистов из группы пострадавшего) должны были страховать носилки и сопровождающих с помощью двух восьмидесятиметровых верёвок. Это была суровая работа на грани смертельного риска. Даже по прошествии многих лет я с содроганием вспоминаю эту спасательную работу, закрываю глаза и ясно вижу картину. Вот А. Заев и я, обутые в отриконенные ботинки с ледовыми кошками, тащим по льду носилки с пострадавшим. Пострадавший периодически стонет от боли, а когда мимо носилок летят камни (их сбрасывает вниз движением страховочных верёвок) громко матерится и начинает читать молитву «Отче наш», прося бога о том, чтобы камни не перебили веревки и не попали в сопровождающих.
В эти моменты эти самые сопровождающие, пристёгнутые к носилкам короткими фалами из основной верёвки, спасаясь от камней, прячут свои головы под носилками. Пока трое наверху спускают нас на очередные семьдесят пять метров, четверо спасателей идут вниз по скалам, перетаскивают страховочные верёвки и забивают крючья для следующей станции спуска. Короткая остановка, и всё повторяется. Опять по кулуару летят на нас камни, пострадавший матерится, а сопровождающие, выбиваясь из сил, тащат носилки вниз. Так продолжается часа четыре, начинает вечереть, становится очень холодно (ноябрь в горах – это зима). Сильно замерзли ступни ног, я их почти не чувствую. Но кулуар уже кончился и уже видны палатки нашего бивуака, до них метров триста по снегу. В это время А. Заев говорит мне: «палатки видишь? Давай, парень, двигай туда, дальше мы сами без тебя справимся».
С трудом снимаю примёрзшие к ботинкам кошки и бреду по снегу с одной мыслью в голове: надо дойти до палаток, иначе замёрзну. Дошёл до ближайшей палатки, заполз в неё, а дальше всё как в тумане. Кто-то снял с меня ботинки вместе с примерзшими к ним носками и стал растирать ступни ног, кто-то поил горячим чаем. Потом меня раздели и засунули в спальный мешок. Очнулся на следующее утро, сильно болели и распухли пальцы на ступне правой ноги. Доктор, осмотревший меня и Толю Фролова (у него, часами стоявшего на страховке, было обморожение обеих ступней ног) сделал нам обезболивающие инъекции и настоятельно рекомендовал нам срочно двигаться вниз к ближайшему медицинскому учреждению.