А до больницы было долго добираться: три часа пешком, на наших обмороженных ногах, до Дарьяльского ущелья, а потом ещё полтора часа на автобусе до Владикавказа. Когда мы 7-го ноября, в день праздника Октябрьской Революции, с трудом всё-таки добрались до больницы, местные медицинские работники с изумлением спрашивали у нас: где это вас так угораздило, вы что – алкоголики, как можно в такую тёплую погоду получить обморожение? За окном в это время действительно было плюс десять градусов. Мне очень долго пришлось лечить обмороженные пальцы ног и до сих пор зимой, в холодную погоду, у меня мёрзнут пальцы на ступне правой ноги. Вот таковы риски и последствия экстремальных спасательных работ. В моей тридцатилетней практике альпинизма были и другие многочисленные случаи спасательных работ, и почти всегда проведение этих работ было связано с риском для здоровья, а часто и для жизни спасателей.
Пётр Дементьев. Страницы альпинистской биографии
Альпинизмом я начал заниматься с осени 1972 года в секции Дудченко Игоря. Семнадцатого апреля 1973 года он нас сводил на вершину Мальчоч-Корт (категория сложности 1Б), и таким образом я стал обладателем значка «Альпинист СССР».
Первое моё восхождение вполне могло бы стать и последним. Мы очень долго шли в густом тумане, по колено в снегу, ведомые Игорем Дудченко. Было тяжело. Иногда кому-то становилось плохо. «Горняшка23» – авторитетно говорил Игорь и мы понимающе кивали. Потом он сказал: вот мы и на вершине, но не спешите радоваться: большинство несчастных случаев происходит на спуске. Мы в общем-то и не собирались радоваться, а после его слов и спускаться расхотелось, но внизу нас ждало тепло, ждал чай – и мы пошли вниз.
Потом мне захотелось узнать, в чём же тут подвох, и я пошёл на восхождение ещё раз, на этот раз в настоящем альплагере Цей, на серьёзную гору – пик ВЦСПС. Опять туман и видимость никакая.
Потом в полном тумане совершили восхождение на Заромаг, центральную вершину в районе, и командир долго рассказывал, что бы мы увидели, если бы была хорошая погода. При этом очень убедительно размахивал руками. Всё это было очень увлекательно, и я решил ходить на восхождения, пока не застану наконец вершину в хорошем погодном состоянии. Ходил-ходил, да так и втянулся. В том году выполнил нормативы на третий разряд по альпинизму.
В апреле Дудченко собрал нас – семь человек, разрядников разной квалификации, и повёз в Приэльбрусье, на Ирики. Доехали мы на перекладных до селения Верхний Баксан и пошли вверх по красивейшему ущелью с каменными столбами и нарзанными источниками. Переночевав, утром пошли на вершину Советский воин по маршруту категории сложности 2А, оставив часть вещей внизу. Погода была отличная, и я все тёплые вещи тоже оставил внизу. На гребне вдруг налетел ветер, откуда-то принесло тучи, началась пурга, и стал я понемногу замерзать. А внизу, под маршрутом, на травке, нежилась под солнцем корова. Так захотелось оказаться там и прижаться спиной к её тёплому животу! Но увы, приходилось согреваться только крупной дрожью. Видя это, Игорь сказал, что руководство двойкой мне не засчитывает, только участие.
А теперь, сказал он, чтобы не терять высоту, идём на траверс Ирикчат категории сложности 3А. По гребню подошли к Ирикам и пошли дальше. Погода портилась, передняя связка зависла на очередной стенке, а впереди ещё почти весь маршрут. Возникла перспектива холодной (то есть без палаток) ночёвки. Коровы скрылись в тумане, и Игорь, прекратив восхождение, повёл нас вниз. Тоже очень полезный опыт.
На лето досталась мне путёвка в альплагерь Безенги. Там наш тренер Дудченко взял меня в своё отделение. Как-то он сказал мне, что я напоминаю ему его самого в молодости. Но почему-то его это не радовало, и гонял он меня, как Сидор свою козу, а однажды и отловил при падении. Спускались мы бегом по каменистому склону, я неудачно споткнулся, и вот, лечу молчком, думаю: сейчас ругаться начнёт. Он протянул руку, перехватил меня, поставил на склон, пробурчал: «разлетались тут»; и, обращаясь к остальным: «я вам сказал бежать за мной след в след, а не летать у меня над головой, размахивая ледорубом». И дальше побежали. Мы за смену выполнили программу третьего и четвёртого этапов обучения; и ещё он послал меня на две двойки в спортивных группах: тебе, говорит, полезно. А я и не был против.
В эту смену удалось мне вписать новую страницу в бивачное меню.
Большую часть времени мы проводили вне лагеря. Затаривались продуктами, бензином для примусов и уходили на несколько дней в высокогорную зону на занятия и восхождения. Потом возвращались, день-два в лагере – и снова на высокогорные ночёвки. С продуктами было так: сначала подсчитывали, на сколько человеко-дней мы идём, и сколько в рублях нам на это причитается. Потом на складе переписывали список наличных продуктов и их стоимость. Потом составляли меню на каждый день, подсчитывали необходимое для этого количество продуктов на разрешённую сумму. Потом заполняли заявку, подписывали её у инструктора, в учебной части и в бухгалтерии. Потом шли на склад, получали продукты, рассовывали их по рюкзакам и бегом из лагеря. Обычное меню на отделение было – суп из пакетов, приправленный половиной банки тушёнки, макароны с другой половиной той же банки и чай с печеньем. По утрам – манка со сгущёнкой.
Меня это меню не вдохновляло, и решил я накормить нас чем-нибудь вкусным. В списке на складе числилось «мясо свежее», дорого, правда, на всё остальное оставалось совсем мало, зато как это здорово порадовать себя шашлыком или ещё чем-то подобным на фоне гор! Выписал я «мясо свежее», но на складе мечты растаяли как дым в свете соцреализма: «мясом» оказалась большая кость с остатками мяса в некоторых местах, куда не смогла достать ленивая рука повара. Грустное было зрелище, но делать нечего, уже ничего не исправишь.
И вот, на «Австрийских ночёвках» заложил я кость одним концом в бачок от примуса, который служил нам кастрюлей, поварил её минут семь, и понял всю тщетность этой затеи. Чтобы не жечь зря бензин, вытащил кость, аккуратно завернул и спрятал под палатку, чтобы мух не привлекать: потом выброшу куда-нибудь в трещину. В бачок долил воды, засыпал супчик, сижу, мешаю.
Подходит староста соседнего отделения: что это за манипуляции тут у тебя? Да вот, говорю, натуральную бычью кость раздобыл, даёт супу навар и совершенно фантастический аромат! Хочешь, понюхай. Он понюхал, прослезился: а зачем, говорит, вытащил? Хорошая кость, говорю, отдаёт свой навар и аромат где-то двадцать четыре часа. Я её использовал десять минут, так что мне её на всю смену хватит. Он с тоской посмотрел в сторону своего супа: а можешь её мне минут на десять дать? А я тебе полбанки тушёнки? Товарищам надо помогать, я согласился, он взял кость, а я приправил суп тушёнкой. Кость пользовалась большим успехом в дальнейшем. А когда пришла пора уходить с ночёвок, её у меня выпросил кто-то из остающихся всего за банку сгущёнки. Когда через две недели я вернулся на «Австрийские ночёвки» в составе спортивной группы, чтобы третий раз идти на Башхауз 2А, кость там уже не нашёл: кто-то унёс всё-таки.
А Башхауз мне стал как родной. Потом я и четвёртый раз проходил через его перевал, но это уже при спуске с Крумкола шестой категории сложности.
А в тот раз, зная дорогу наизусть, повёл я группу по леднику в сплошном тумане, ушли мы правее, лезем, лезем – выходим на гребень. На нём тур, записка: пик Скалистый. Понятно. Это в том же гребне, через перевал, правее Башхауза. Чтобы не терять высоту и не блуждать в тумане, пошли по гребню. Идём, идём – снова тур. Снова пик Скалистый! Потом ещё был пик Камнепадный, потом ещё Скалистый. Думали, что никогда этот гребень не кончится, но вот наконец Башхауз! Быстро поменяли записку и вниз, вниз. Бегом, чтобы успеть засветло.
Внизу ледник сильно разорван, много трещин, припорошенных снегом. Их не всегда видно, да и опыта ещё маловато, связались в одну четвёрку. Самого лёгкого вперёд, если провалится – есть шанс удержать, самого тяжелого последним: если провалится – остальных вряд ли снизу утянет за собой, скорее они его выдернут. И побежали. Так всё и получилось: бегу последним, несколько раз нога уходит в пустоту, но падать некогда, верёвка тянет вперёд и продолжаю бежать. Уже перед последним поворотом остановились, отряхнулись и вальяжной походкой пришли на ночёвки.
В начале апреля 1975 года я поехал от клуба туристов инструктором на сборы начальников КСС (контрольно-спасательных служб) в Безенги, вместе с Богдановым Геной. Там провели мы цикл занятий и совершили со своими отделениями по четыре восхождения, закрыв участникам третий разряд. Начальником сборов был Кропф Фердинанд Алоизович, бывший немецкий антифашист, перебежавший в своё время в СССР, который руководил к тому времени безопасностью в Управлении альпинизма ВС ДСО профсоюзов. Он был известен как переводчик учебного пособия «Спасательные работы в горах», которые издал, видимо, для маскировки, под своим именем. Командиром отряда был Тариэл Лукашвили, грузинский альпинист, мастер спорта СССР по альпинизму и хороший парень. От контрольно-спасательного пункта (КСП) района курировал сборы начальник КСП Артур Бабинин, он и повёл всю команду (кроме Кропфа, разумеется), на первое восхождение на пик Семеновского 1Б.
Заночевали под горой, на морене Безенгийского ледника. Сильно мело, установили из снега защитную стенку, легли спать. Мы с Богдановым жили в палатке вдвоём. Ночью ветер раздулся в ураган, мы поняли, что долго палатка не продержится, убрали колышки, поддерживающие конёк, подмяли его под себя, уменьшив парусность, и приготовились спать дальше. Тут раздался громкий хлопок: лопнула палатка у соседей. Взяли их к себе и неплохо переночевали впятером: палатка без колышков стала намного объёмнее.
Утром погода успокоилась, мы раскопали свои вещи и пошли на гору. Самое тяжелое – топтать снег первому, поэтому первого часто меняли. Он становился в конец группы, отдыхал, пока снова не наступит его очередь топтать ступени в снегу. Командир задал направление, и вперёд вышел начальник КСС Краснодарского района, здоровый, 120-килограммовый мужик. За ним оставалась широкая траншея глубиной по пояс, иногда по грудь, по которой было очень уютно идти. Потом вперёд вышел лёгкий Богданов, скользя по фирну. Иногда кое-кто проваливался по колено. Последним шёл краснодарец, оставляя за собой глубокую траншею и всё более отставая. Отдохнул, называется.