2.
Третье коварство этих мест имеет геологическую природу. Этот горный массив сложен метаморфическими породами юрского возраста: слоистыми сланцами и филлитами3. Они ненадёжны как опора – неожиданно рассыпаются под руками и ногами; на них трудно организовать страховку – раскалываются по слоям при попытке забить скальный крюк; острыми краями плиток режут верёвки, одежду и обувь. Альпинисты не любят такие скалы: намного приятнее идти по прочному граниту, где и забиваемый крюк «поёт», и душа.
В течение долгого времени мы не сталкивались с ещё одним – четвёртым – коварством этого ледового плато, знакомого нам, как улицы родного города: закрытыми трещинами на леднике.
Замыслили мы как-то пройти траверс (пересечение по гребню) всех вершин скального амфитеатра. Вышли ввосьмером – четыре связки, две палатки; для траверса такой состав группы нормальный. Поднялись через «горло» на плато, дело к вечеру, побрели искать место для палаток, где не так донимал бы пронизывающий ветер. Связаться, само собой, и в голову не пришло в этом хоженом-перехоженном нами месте. Вообще-то идти без связок по закрытому (заснеженному) леднику – безумие, это запрещено; но мы себя чувствовали здесь как дома; да и сознание было слегка затуманено гипоксией. Спохватились только тогда, когда поставили одну палатку и стали вспоминать, в чьём рюкзаке вторая. Спустя какое-то время до нас стало доходить, что одного из нас нет – Анатолия Базилевского. Единственная для человека возможность исчезнуть на стерильно белой почти ровной поверхности не сразу пришла в голову. Когда пришла, бросились (если этим словом можно обозначить движение усталых людей в глубоком снегу на высоте более четырёх километров) назад по цепочке следов и вскоре увидели небольшое отверстие в снегу. Дырка была тёмная, глубокая, страшная, загибавшаяся вбок; ничего там не было видно.
Последующий кошмар не хочется вспоминать. Когда прошёл приступ отчаяния от нелепости случившегося, стали действовать. Первым в трещину спустился Володя Трофимов, долго пытался пробраться в полной темноте к Анатолию. Толик улетел метров на пятьдесят: верёвку-сороковку для спуска к нему пришлось надвязывать; его вбило в узкую трещину как гвоздь, и подобраться к нему было невозможно (впрочем, именно узость трещины и спасла его: трение о стенки не позволило падать очень быстро); он был в шоке и почти не реагировал на окружающее. Удалось зацепить Толика веревкой, потянули, но положение стало ещё хуже: он перевернулся вниз головой и стал совсем неконтактным. Быстро темнело. Когда Володя вымотался окончательно, в трещину спустился наш тренер Игорь Бородацкий. Через несколько часов, уже глубокой ночью, после нескольких неудачных попыток ему удалось-таки пристегнуть к обвязке Толика карабин4. Дёрнули и вытащили репку. До рассвета просидели вокруг лежащего в полубессознательном состоянии Толика ввосьмером в одной палатке (рюкзак со второй палаткой остался в трещине), на рассвете пошли вниз. Всё кончилось относительно благополучно, не считая серьёзных обморожений.
Если смотреть из ущелья вверх на плато, крайняя справа вершина – Рустави. Крайняя слева в скальной подкове вершина Дзенеладзе в альпинистских кругах считалась аномальной: что-то с ней было неладно; какие-то Бермуды локального масштаба. Возможно, некая мистичность этого места имела тектоническую природу: толща юрских пород здесь по разлому прорвана магматическими внедрениями; встречаются пещеры с крупными друзами хрусталя. Давно замечено, что с районами активной геотектоники связаны некие странности, иногда труднообъяснимые на рациональном уровне.
На этой горе почти всегда присутствовала непогода; несмотря на относительную несложность (с альпинистской точки зрения, разумеется) маршрута, большинство попыток подняться на эту гору заканчивались неудачей по разным причинам. На горе было много несчастных случаев с альпинистами. Есть данные, что в своё время она называлась пик Берии, и этот факт придавал мрачноватый оттенок и без того скверной репутации вершины. Мне лично удалось на неё подняться с седьмой попытки.
Этот день запомнился хорошо. Предпоследняя попытка была предпринята нами накануне; мы даже вышли на «плечо»: залитую натёчным льдом скальную мульду, и начали было подниматься по предвершинному гребню, но гора нас с себя попросту сдула – бешеный ледяной ветер, снег с градом; пришлось отступить к «Хрустальным ночёвкам».
Погода и в этот раз, само собой, была отвратительная; но всё же пока можно было двигаться. Шли мы в связке втроём; это неудобно, так сейчас не ходят, но другого выхода не было, так как наш четвёртый товарищ приболел. После нескольких часов подъёма с «плеча» по гребню, обойдя очередную стоящую на ребре филлитовую плиту – она тут в таком шатком положении простояла лет эдак миллионов пять, со времени последней фазы активной альпийской складчатости – обнаружили, что дальше идти некуда. Мы немного удивились этому обстоятельству: как это вдруг такая капризная гора нас к себе допустила, вытащили из вершинного тура5 записку, исписанную грузинскими крючками, и, отплёвываясь от секущей лицо снежной крупы, заторопились вниз, опрометчиво полагая дело сделанным.
Напрасно мы так полагали. Это была ловушка.
При спуске на «плечо» надо было пересечь небольшой снежный жёлоб, выглядевший вполне безобидно. На всякий случай решили подстраховаться. Лёша Луконенко взял ледоруб на изготовку, сделал шаг – и в следующий миг уже стремительно летел вниз по жёлобу, который только казался снежным: снегу оказалось два сантиметра, а под ним гладкий как стекло натёчный лёд. Ф-Р-Р-Р-Р-РАППП! – проехавшись по остры рёбрам сланцевых плиток, лопнула оплётка верёвки, и Лёша повис на нескольких капроновых нитях. В эти доли мгновения я успел подумать, что схожу с ума: огромный скальный выступ, за который была заложена верёвка, сдвинулся и медленно пополз на меня – от рывка верёвки сломался хрупкий сланец. Третий в связке – Валера Логовской, стоявший на полметра ниже, упёрся в меня головой, чтобы помочь удержаться.
Малейшее шевеление могло вывести систему из шаткого равновесия. Метель мигом улеглась, и лукавая гора глумливо наблюдала за происходящим – ну что, мол, взяли?
Я осторожно повернул голову и посмотрел на Лёшу, потом дальше вниз на «плечо», потом ещё ниже – на ледник. По вертикали метров семьсот. Меня затошнило.
То, что коварная гора собиралась прихлопнуть нас как мух, на этом склоне – несомненно. Никаких причин уцелеть у нас не было, кроме одной: Там, Наверху, рассудили, что ещё не время, и укротили свирепый нрав горы.
Алексей осторожно приподнялся на кошках, ослабив нагрузку верёвки, и этой секунды нам хватило, чтобы сменить точку страховки.
Остальное было делом техники. Верёвку в месте обрыва завязали узлом. Извлечённый из небытия Лёша набросился было на нас с упрёками, но мы ему молча показали, на чём он держался, и наш обычно язвительный друг тут же присмирел.
Этот кусок верёвки долго потом висел у него дома на стене.
Но эти все приключения, разумеется, были редкостью, обычно все наши альпиниады6 в Кистинке проходили вполне благополучно.
Надо сказать, наши весенние и осенние восхождения в Кистике дали нам многие навыки, которых не было у тех, кто занимался альпинизмом только в альплагерях. Помнится, однажды перед восхождением на Тютюбаши по маршруту 5А (выходили мы из альплагеря Уллутау) нам пришлось заночевать на леднике под стеной. Для нас дело привычное: мы спокойно стали готовиться к ночёвке на снегу: вытоптали площадку, выложили её сланцевыми плитками, застелили полиэтиленом от влаги, выстроили стенку из снежных кирпичей с наветренной стороны… Ребята из альплагеря смотрели на нас с изумлением: потом признались, что первый раз ночуют на снегу.
В Кистинке мы проводили не только альпиниады, но и соревнования по скалолазанию: вблизи дороги, разумеется, не поднимаясь вверх по ущелью.
Дигория. Кистинка была основным, но не единственным местом наших альпиниад, которые проводились во времена советских праздников в ноябре, в марте и в мае.
Несколько праздничных дней, плюс выходные, плюс правдами и неправдами выцарапанные отгулы или отпуска за свой счёт – набиралось достаточно времени для пары-тройки хороших гор. Выезжали мы также в ущелья Мидограбин и Дигория в Осетии.
Горный район Дигория находится в западной части республики Северная Осетия. В месте слияния рек Харес и Танадон находится большая поляна Таймази. К югу над поляной высится цирк ледника Таймази, ограниченный гребнями одноимённых вершин Главного Кавказского хребта. Выше по ущелью на высоте 3000 метров раскинулась обширная поляна Нахашбита, на которой обычно размещались базовые лагеря альпинистов при восхождении на вершины центральной части Суганского хребта.
В Дигории грозненскими альпинистами было совершено немало очень интересных восхождений.
Последний раз мне удалось побывать в Дигории весной 1982 года, в год первого, совершенно феерического, восхождения советских альпинистов на Эверест.
В целом в тот раз наше мероприятие в Дигории прошло неудачно, погода не способствовала успеху восхождений. К тому же возникли бюрократические сложности: нам не хватало одного тренера для минимального набора должностных лиц альпинистского мероприятия. Мы с Валерой Логовским помчались на УАЗике в ночь в Грозный, чтобы найти недостающую штатную единицу. Ночная поездка после дневного выхода была мучительна, глаза слипались. На трассе нарвались на классическую засаду: на асфальте в свете фар лежали распростёртые женские тела. У нас спросонья хватило ума их объехать. Убедившись, что подстава не сработала, «пострадавшие» с криком пытались нас остановить, бросаясь на капот. Еле удрали.