Справа открывается ущелье с башней Кебасоя. По этому ущелью нам и надлежит идти. После башни ровная тропинка до самого Сандухоя. Раньше здесь проходила отличная дорога в Грузию, укреплённая каменной кладкой. Кладка кое-где обвалилась, но, при хорошем ремонте, она послужит ещё не одному поколению. Пока идём до Сандухоя, сильно растягиваемся. Спустившись из аула к реке, в левом боковом ущелье, первый раз видим вершину Комито.
Перейдя речку Шаро-Аргун, останавливаемся на берегу речки Гешой-Ламура. Остаётся ещё самый трудный отрезок пути, а именно крутой подъём по ущелью до запланированной ночёвки. Сначала предстоит нудный подъём по траве до верхней поляны, указанной в кроках В. Смирнова. Мы долго ищем тропу, я нахожу её там, где уже смотрели и сказали, что ничего нет. Эту просеку Смирнов с друзьями прорубили двадцать лет назад, и она уже порядком заросла. На наше счастье какой-то охотник не так давно ходил этим путём, и я ориентируюсь по сломанным веткам. Тропа приводит нас на перемычку между обрывами и на голый склон, поросший травой. Метров через сто опять начинается лес, где мы находим поляну со столом из камней. В лесу тропа снова исчезает, и мы выходим на обрыв. Кромка обрыва закругляется метрах в ста пятидесяти наверху и уходит вниз другим обрывом, в двухстах метрах напротив нас. Мы держимся кромки обрыва и подходим под небольшой снежник в мульде. Не доходя до верха снежника, сворачиваем на камни и поднимаемся на маленькое плечо. Находим ночёвку охотника. Пересекаем осыпной склон и выходим на скалы с множеством турьих троп.
Вечереет, и мы торопимся дойти до назначенного места. На скальном склоне пересекаем пару снежников в кулуарах. После второго снежника выходим на плечо, служившее нам ориентиром. Отсюда кроки отправляют нас по двадцатиметровой сланцевой плите вниз. Но плита в три раза длиннее и ползти по ней мы не рискуем, тем более что под ней беснуется поток. Мы идём траверсом по траве к снегу, который корытом лежит внизу. По борту этого корыта мы съезжаем на дно, закрывающее речку и тут, на другом берегу, присматриваем бугор, на нём вполне могут разместиться наши четыре палатки. После утреннего выхода проходит девять часов.
Пояс скал проходим уже в темноте. Теперь наш рабочий день насчитывает уже двенадцать часов, а ещё предстоит приготовить еду и поужинать. Рядом с бугром есть отвесная стена, под которой мы устраиваем кухню. Все устали, но не унывают. День закончился, завтра предстоит выход на ледник. Ночью я сплю, несколько выгнувшись дугой, повторяя форму бугра. Возможно, это вызывает тревогу за день грядущий. Меня волнует, что наверх надо тащить много бесполезных вещей. Во сне меня озаряет мысль оставить здесь одну палатку с лишними вещами. Палатку мы заваливаем, накрываем полиэтиленом и закрепляем камнями. В верхнем лагере палаток будет только три.
30.04.1991. После тяжёлого вчерашнего дня выходим только в десять часов. Пройдя узкое место, мы забираемся на старую лавину из правого кулуара. Где-то тут находится «труба», узкая осыпь между бараньими лбами, по которой нам надлежит выйти в предварительный цирк. Я не очень тщательно изучил описание Смирнова и тороплюсь поворачивать вправо. Шура, как будущий геофизик, подошёл к вопросу серьёзней и оказывается на более верном пути. «Труба» заканчивается через десять минут, осыпь лежит под снегом. До следующего взлёта остаётся небольшое, метров в триста, корыто. Взлёт круто уходит вверх и заканчивается выходом на ледник. Присев отдохнуть на морене, замечаем, что камни лежат на льду. По этой срединной морене мы и продолжаем путь. Морена разделяет небольшую долину надвое, такие морены часто используют, чтобы обойти снег. Через пятьсот метров морена заканчивается и, несмотря на то, что шли мы всего два часа, мы разбиваем лагерь.
Площадки под палатки тщательно вытаптываем и строим из снежных кирпичей ветрозащитные стенки. Метрах в десяти выше, на морене, сооружаем камин для примусов. Девушки готовят. Шесть человек вызываются идти на Обзорную вершину.
Подъём по склону к вершине Комито
Сидя около кухни, я созерцаю в течение часа, как они поднимаются на перевал. Вершина Комито смотрится отсюда внушительно. Завтра нам предстоит штурм, это немного волнует. Я чувствую себя усталым. Неудивительно: наш лагерь стоит на высоте 3200 метров, и это похоже на проявление горной болезни. Когда группа скрывается из виду, я забираюсь в палатку и засыпаю. Возвращаются они в сумерках и будят меня своим гвалтом. Договариваемся выйти на восхождение в четыре утра. Сазонов идти отказывается. Он вконец сбил ноги и это его сильно беспокоит. Пойдут семь человек, включая двух девушек.
Нам удаётся выйти только в шесть часов. Солнце ещё не проникло в эту высокогорную долину. Перед нами высится ледопад, прикрытый снегом. Вершины Комито и Шаихкорт теряют утренний розовый цвет и слепят нас отражённым солнцем. Мы не спеша поднимаемся по так кстати оставленным вчера следам. За ночь они подмёрзли и превратились в отличные ступени. Я иду не торопясь, понемногу отстаю и оказываюсь последним. Проходим ледопад. К счастью, почти все трещины засыпаны снегом, и петлять не пришлось. Благополучно минуем нависающий справа лёд. Слева простирается терраса на леднике. Следы вчерашней группы ведут по гребешку, надутому параллельно перевалу, на вершину вправо. Тура там наши друзья вчера не нашли. Поднимаемся по гребешку и пересекаем склон с выходом на перевал. Снег слежался, и приходится выбивать ногами ступени.
На перевале глазам предстаёт мрачная картина. Горы Тушетии стоят под снегом, и только далеко внизу угадывается зелёный оазис долины. Я пытаюсь узнать хотя бы одну вершину, но все они мне незнакомы. На перевале находим записку, оставленную киевскими туристами в 1987 году. Отсюда очень хорошо просматривается западный гребень и мы намечаем вариант подъёма. Дует сильный ветер, те, кто подмёрз, уходят вверх по гребню, я выхожу замыкающим.
Гребень сложен заурядными филлитами, правда, блоками, похожими на большие ступени. Перед первым крутым подъёмом останавливаемся и надеваем обвязки. Впереди оказывается вездесущий Буренков, как я потом узнаю, его подзуживает Крайникова, идущая следом. Я иду предпоследним и недоумеваю, зачем Буренков пошёл траверсом над гребнем, идти там неудобно и опасно. За мною идёт Серёга Бирюков, мы с ним быстро смекаем, что пора на гребень, куда и поворачиваем, отстав от группы. Серёга выходит вперёд, и я замечаю, что на скалах он чувствует себя очень уверенно, и я вспоминаю, что у него первый разряд по скалолазанию. Через десять метров мы уже на гребне и по большим ступеням ползём вверх, значительно обогнав других. Я ещё вижу их некоторое время, потом мы уходим за перегиб. Камни кончаются, мы выходим на снег перемычки. Садимся на подветренной стороне и созерцаем ущелье, по которому сюда поднялись. Остаётся преодолеть вершинную башню. По одному подходят остальные.
Немного выше виднеется снежный желоб, оказавшийся впоследствии ключевым местом маршрута. Когда собираются все, я выхожу первым. Через полторы верёвки подходим к снежному желобу, под снегом угадывается лёд. Погода испортилась, из Тушетии надуло тучи, и они плотно сидят на вершине. Слева остаётся обрыв, справа стена, посередине снежный желоб. Я иду слева по кромке камней.
Наверху мы забиваем ледоруб в снег и закрепляем на нём перила. По желобу поднимаются остальные. Двигаюсь дальше, видимость метров десять, не больше; но идти по фирновому склону гораздо легче, чем по снегу. Иногда останавливаюсь, чтобы отдышаться, но поднимаюсь достаточно быстро и вскоре выхожу на вершину. Брожу туда-сюда, чтобы в этом удостовериться, вижу, что подъёмов больше нет. Я нахожусь на снежном куполе моего первого четырёхтысячника – вершине Комито.
На камнях недалеко от вершины нахожу некое подобие тура, но записки там нет. Как потом нам говорили, тур надо было искать ниже, на небольшом плече, но тогда мы этого не знали. Подходят остальные, поздравляют друг друга. Подъём занимает у нас всего пять часов, и происходит это первого мая 1991 года. Мужики вспоминают, что вершина несколько раздвоена, ходят взад и вперёд в поисках тура, но везде только спуски. Я пакую записку, написанную ещё внизу, в контейнер и складываю тур. Метёт нещадно, но я всё же щёлкаю несколько раз фотоаппаратом. К сожалению, выпить здесь чаю не представляется возможным. Мы даже не перекусываем и начинаем спуск.
В жёлобе навешиваем перила. Я спускаюсь первым и спускаюсь по гребешку до перемычки. Второй приходит Лена, за ней Вероника, потом Бирюков с Козловым. Искандер и Буренков застряли наверху, они находятся на прямой видимости всего в полутора верёвках, но за туманом ничего не видно. Помимо прочей одежды на мне тёплые штаны из синтепона и у меня только стали подмерзать ноги в ботинках. Остальные отчаянно прыгают, чтобы согреться. Временами пелену туч поддувает выше, и мы видим внизу свой лагерь. С перемычки решаем спускаться прямо вниз по крутому снежному склону до самой террасы.
А. Плотников после восхождения на вершину Комито
Связываем две верёвки, и я выпускаю Буренкова на всю их длину. Следом отправляем окоченевших девушек. Я спускаюсь за ними. Тумана нет. Склон дальше становится более пологим, и мы идём без перил. Внизу виден бергшрунд, и, чтобы в него не попасть, мы забираем влево. После бергшрунда Буренкову надоедает идти, он садится на пятую точку и едет. Глядя на него, делаю то же самое. Все благополучно минуют бергшрунд, только Искандер проваливается по пояс. Ещё несколько минут изматывающего снега, и мы идём по морене.
От места, где стоят наши палатки, отделяется Сазонов, идёт навстречу. У него в руках две огромные кружки с горячим какао. Не знаю, как кто, а я счастлив. Оказывается, это такой кайф, когда тебя встречают. Проходит всего два с половиной часа с тех пор, как мы стояли на вершине, всего на восхождение ушло семь с половиной часов. Погода испортилась, отдыхаем, обедаем и собираем лагерь.
Решено сегодня заночевать под Сандухоем, на траве. Безжизненное холодное царство всех утомило. Сборы заканчиваются, и мы уходим вниз. И снова наш рабочий день насчитывает двенадцать часов.