Дигория, после спуска с Галдора: Логовской, Говоров С., Недюжев, Курочкин, Луконенко
В Грозном я оббегал весь город в поисках недостающего инструктора; все отказывались под разными предлогами. Легко согласился Саша Курочкин, и мы с ним на рейсовых автобусах отправились обратно. В Чиколе заглянули в книжный магазин. Если кто помнит – это были времена тотального книжного дефицита, но сельские районы снабжались хорошо, и у нас глаза разбежались. Набили рюкзаки книгами. Помню, я купил среди прочего четырёхтомник «Войны и мира». Такие были времена…
Последний отрезок пути брели под дождём по дороге пешком, попутного транспорта не было. Возле Стур-Дигоры встретили идущую навстречу машину с нашими – альпиниаду свернули из-за полного обвала погоды. Но мою палатку оставили на поляне, пришлось тащиться дальше. Саша молодец, меня не бросил, пошёл со мной. Добрели до нашей стоянки на поляне Таймази. Мокрые, замёрзшие, усталые; поляна залита водой, палатка в луже, темно, холодно, дождь, ветер. Тоска. Побрели уныло вверх на базу ростовских альпинистов попроситься погреться. А там… Свет, камин, тепло, уют, горячий чай. Приняли как родных. Раскочегарили сауну. Парились всю ночь, прыгали прямо с порога сауны в хрустальный ручей. Кто-то сказал, что Балыбердин и Мысловский взошли на Эверест. Стало ещё радостнее. Может быть, это была лучшая ночь в моей жизни. Кто знает…
Но, конечно же, основная альпинистская подготовка и наиболее серьёзные восхождения совершались в альплагерях.
Альплагеря. Советский альпинизм был своеобразным явлением, существенно отличавшимся от его западного аналога и возникшим, вероятно, на фоне ограниченных возможностей самореализации человека в рамках системы. По контрасту с серостью будней ослепительный мир гор – сияющие вершины, яркая природа, реальные приключения и опасности, острые эмоции, ореол романтики, широкий круг общения, в том числе с иностранцами – всё это производило на выпавшего из рутины бытия человека неизгладимое впечатление, и ему хотелось вновь окунуться в этот мир, так разительно отличавшийся от окружающей его повседневности.
Как часть системы, альпинизм был централизован и приведён в соответствие с ней – стройная методика подготовки, чёткая классификация маршрутов, унификация разрядов и спортивного роста, сеть альплагерей, секций и клубов – разрушение этого своеобразного мира не может не вызывать сожаления. С другой стороны, очевидны и недостатки той системы – формализм и бюрократия, множество запретов и ограничений, порой бессмысленных.
Встречался в альплагерях и некий намёк на дедовщину, которая, впрочем, проявлялась в достаточно безобидной и несколько ироничной форме – ввиду отсутствия питательной среды для этого явления и некоторой элитарности контингента. Страдающими субъектами в этом отношении выступали стажёры, прибывшие в альплагерь после окончания школы инструкторов, и до присвоения инструкторского звания работающие с участниками (или, как сейчас стали говорить на западный манер, с «клиентами») под присмотром опытных тренеров.
Реализовывалось данное явление в необходимости пройти по окончании стажировки несложный ритуал посвящения в инструктора (сопряжённый, правда, с маканием в ледяную воду) да в том, что на безответных стажёров при случае стремились спихнуть всякую неприятную работу, которую кому-то делать всё-таки надо. Например, приходилось откапывать заваленный лавиной лагерный водозабор под ледником. А ещё пришлось как-то гнать корову на заклание: казалось бы, чего проще – возьми палку и вперёд. Выяснилось, однако, что скотина понимала, что её ждёт, и отчаянно сопротивлялась. Смотреть ей в глаза было тяжело. Чтобы поменьше вляпываться в такие дела, приходилось быть бдительным и пореже попадаться на глаза тренерскому составу лагеря, что не всегда удавалось.
Однажды, в период моего пребывания в стажёрах, мы с лагерным врачом за обедом затеяли интереснейшую дискуссию о высотной границе проявления симптомов горной болезни в различных климатических зонах, и я вышел из столовой одним из последних. На плацу перед административным зданием было пусто.
В административном здании размещались главные сакральные элементы альпинистского лагеря: столовая, учебная часть, актовый зал и несколько учебных классов. Широкие бетонные ступени спускались от здания на бетонный плац, где происходили важнейшие события лагерной жизни альплагеря – утренние разводы, встречи вернувшихся с горы и прочее. На ступенях располагались телескоп на штативе для наблюдения за восходителями на окружающих лагерь вершинах и немыслимой конфигурации коряга, отдалённо напоминавшая ископаемого динозавра. От плаца до речки простиралась очень красивая зелёная лужайка, в альпинистских кругах знаменитая не менее чем лужайка перед Белым Домом. Для этого были основания: взрастить идеально ровный газон на безжизненных камнях удалось ценой многолетних усилий – снизу в рюкзаках натаскали дёрн, аккуратно его разложили; травку регулярно поливали и стригли.
Итак, плац был пуст. Стерильный горный воздух, бездонная синева неба, сияние снежных вершин… Запах нагретой солнцем хвои и сосновой смолы… На зелёной лужайке идиллически пощипывала муравушку беленькая козочка лагерного завхоза. Расслабившись, я потерял бдительность и совершил безрассудный для стажёра поступок – присел на вытертый штанами поколений альпинистов огромный ствол какого-то давно вымершего дерева, неведомо кем и, главное, неведомо как сюда втащенный. Солнышко припекало, меня разморило.
«И дик и чуден был вокруг весь божий мир…»
Из столовой, слегка покачиваясь после плотного обеда, вышел гордый дух в лице инструктора Кима Кириллыча – легенды альплагеря Уллутау, работавшего в нём едва ли не со дня основания. Я втянул голову в плечи, мгновенно засох, поменял окрас эпидермиса и прикинулся сучком на стволе. Ким Кириллыч постоял на солнцепёке, с неизбывной тоской старожила презрительным окинул оком. И тут ему в прицел попала козочка. Взгляд легенды оживился; в нём забрезжила некая мысль. Ким Кириллыч приосанился и рявкнул вверх по ущелью, в сторону Сванетии: «Стажёры-ы-ы!!!»
– Ы-Ы-Ы-Ы! – заметалось между склонами ущелья эхо и испуганно спряталось в соснах. С перевала Гарваш обрушилась лавина, взметнув облако снежной пыли. Коза заблеяла и высыпала на лужайку коричневые шарики.
Снежная пыль улеглась. Плац был пуст. Раскалённый воздух мерцал над бетоном.
Ким Кириллыч с полуоткрытым от изумления ртом посмотрел налево, направо. Видно было, что он потрясён тем, что стажёры тут же не возникли перед ним, всхрапывая от нетерпения, роняя пену с удил и роя бетон горными ботинками от энтузиазма.
– Где же стажёры?! – растерянно вопросил Ким Кириллыч окрестные вершины. Горы безмолвствовали.
И тут его взгляд пал на меня. Глаза его хищно вспыхнули.
– ААААА!!! – вскричал легенда лагеря и замолк, на несколько секунд потеряв дар речи от негодования – А!!! Стажёр!!! Пач-ч-чему животные на лужайке?!
Я понял, что мимикрия не удалась, обречённо вздохнул и побрёл навстречу судьбе. То есть козе.
Люди в альплагере такие же, как и везде, то есть разные – молодые и пожилые, худые и не очень, умные и не вполне. Но в каждом присутствует некая подтянутость, спортивность, что ли. После альплагеря городская улица кажется скоплением калек.
После прибытия в лагерь участников они должны сдать нормативы физической подготовки: подтянуться на перекладине двенадцать раз, присесть на одной ноге двадцать пять раз, пройти по бревну (тест на вестибулярный аппарат), потом ещё отжимание, пресс. Во время сдачи нормативов Ким Кириллыч настойчиво порывался помочь взобраться на перекладину невысокой девушке, которая слабо отбивалась: «Не надо! У меня от этого сознание раздваивается!».
Потом начинается цикл занятий на камнях, траве, скалах, льду, снегу, переправы… Медицина, связь… Новичкам, вполне взрослым людям, приходится осваивать многие элементарные вещи; например, завязывать шнурки на ботинках: запутавшись кошками в плохо завязанных шнурках, можно получить крупные неприятности. Потом восхождения по маршрутам различной категории сложности – в зависимости от квалификации клиентов.
***
Первое лето после поступления в Грозненский нефтяной институт – альплагерь Цей, где инструктором у меня была Эльвира Сергеевна Шатаева – яркий, незаурядный человек. Спустя несколько лет возглавляемая Эльвирой женская команда погибла при спуске с пика Ленина из-за жестокой непогоды. Тяжело было об этом узнать.
В альплагере Цей мы познакомились и с её мужем Владимиром Шатаевым, впоследствии государственным тренером СССР по альпинизму, главным тренером сборных команд СССР (затем России) по альпинизму. Потом восхождения на пики Цейхох, Николаева, Шульгина, Кальпер… Первое прикосновение к настоящему альпинизму запомнилось навсегда. Третий спортивный разряд по альпинизму – мечта сбылась!
***
Альплагерь Адылсу запомнился участием в спасательных работах и получением жетона «Спасательный отряд».
Так сложились обстоятельства, что именно в нашу смену должны были проводиться соревнования спасательных отрядов Эльбрусского района. Тренировались мы самозабвенно, недели две упорно вязали узлы, отрабатывали теорию, медицину, транспортировку пострадавшего по различным формам горного рельефа и по воздуху, подъём его и спуск различными способами; всё это с использованием как специального снаряжения, так и подручных средств.
В команде должно было быть шесть человек, а тренировались на всякий случай восемь: выбрать выходящих на старт предстояло по гамбургскому счёту; а поучаствовать хотелось всем, и мы изнуряли себя тренировками с утра до вечера. Накануне дня соревнований объявили состав членов команды – меня включили. Чувства описать трудно
Ранним утром в день соревнований меня разбудили довольно грубым толчком:
– Вставай, быстро. Выходим на спасаловку. Соревнования отменяются. В третьем отделении мужик улетел. Соображай быстрей. На сборы десять минут. Поисковую группу забросили вертолётом. Мы в транспортировочной группе. Быстрее.