Стена северного бастиона.
– Вы землетрясения чувствуете? – вдруг поднял на меня глаза начуч.
Я растеряно заморгал, потом внутренне заметался в поисках короткого и остроумного ответа.
– Если выше четырёх баллов, чувствую, – так и не придумав ничего путного, пробормотал я.
– Нет, я имел в виду заранее, дня за три, четыре. Есть такие морские животные – устрицы, что ли; так вот они чувствуют. То есть предчувствуют.
Пока я мучился, пытаясь сохранить лицо, начуч снова уткнулся в мои документы.
На ступеньках учебной части Уллутау: А. Инюткин наблюдает в трубу за группой на маршруте
Начуч Порохня оказался вовсе не таким, каким я его себе представлял. НачУЧ – это Начальник Учебной Части, первое лицо в альпинистском лагере. Есть, правда, ещё начальник альплагеря (из числа местных жителей – для обеспечения необходимых контактов), однако он далек от собственно альпинизма и несколько иррационален; а начуч занимается учебно-тренировочными и спортивными мероприятиями; для чего, в общем-то, и существует альплагерь. Легендарный начуч Порохня представлялся мне этаким высоким, атлетичным, громогласным. Ещё бы – заслуженный мастер спорта, начальник учебной части одного из лучших альплагерей страны. Реальный Порохня оказался невысок, тощ и картав; ощущались энергия и деловитость.
Мы, молодые выпускники Безенгийской школы инструкторов альпинизма, прибывшие на стажировку, сидели в учебной части альплагеря – большой светлой комнате с обшитыми деревом стенами. На стенах висели фотографии популярных вершин района, фотопортреты инструкторов альплагеря, вымпелы, таблицы, графики.
Начуч продолжал изучать наши документы. Их много. Важнейший из них – книжка альпиниста. После завершения каждого этапа обучения в книжку альпиниста записывается характеристика, «чётко отображающая деловые, моральные и волевые качества» человека, как этого требуют Руководящие Материалы по Альпинизму. Для «чёткого отображения» всех вышеназванных качеств в книжке альпиниста отводится ровно четыре строчки. Возможно, по этой причине характеристики в книжке порой снайперски конкретны, подобно полученной одним персонажем, занимавшим «внизу» довольно высокое социальное положение: «ленив, труслив, к занятиям альпинизмом непригоден».
В моей книжке альпиниста на одной из страниц среди прочего написано: «иногда проявляет нервозность». На следующей странице – «обладает выдержанным характером». Начуч озадаченно уже который раз переворачивал страницу туда и обратно – что за тип свалился на его голову?
После того разговора у меня тёплое отношение к моллюскам…
Мы неплохо прошли стажировку – успешно и без происшествий провели скальные, снежные и ледовые занятия с новичками, прочитали им теорию, отработали передвижение по осыпным и травянистым склонам, переправы через горные реки, методически правильно сводили их на зачётное восхождение по несложному маршруту.
***
– На этом месте в прошлом году погиб Володя – сказал Шура. Упал и слетел во-он в ту трещину. Когда к нему подобрались, ещё разговаривал.
Мы потоптались на месте падения Володи. Склон как склон – плотный фирн, не очень круто. Чего ему вздумалось тут падать.
В пересменок17 Порохня выпустил нас на «пятёрку», очень нам нужную: мы с Шурой подбирались к долгожданному званию кандидатов в мастера спорта. «Желаю вам погоды – напутствовал нас начуч – остальное вы сделаете». Накануне мы полдня корячились, перебираясь через бергшрунд – предгорную трещину: здоровенную дырищу между ледником и скальной башней – северным бастионом Чегеттау. К концу лета от нагрева солнцем скал бергшрунд разодрало до непристойных размеров, и нам пришлось изрубить тонну льда и перекопать вагон снега, пока удалось добраться до стены бастиона. Потом несколько часов мы потратили на то, чтобы пролезть шестьдесят метров по отвесу с использованием всех киношных прибамбасов – шлямбурные крючья, лесенки, жюмары…
Агрегат для обработки лавиноопасных склонов
К вечеру добрались до небольшой площадки, кое-как прилепили палатку. Больше места ни для чего не оставалось, и для отправления естественных надобностей пришлось пристёгиваться к верёвке; но мы вымотались так, что даже зубоскалить по этому поводу не хотелось. Беспокойная ночь под вой ветра на этом уступчике не придала сил. Утром замолотили крюк в скалу прямо возле палатки, привязали кошки и двинули вверх по снежно-ледовому гребню – круто, опасно и главное – штопорные крючья завернуть не во что: под ногами ни лёд, ни снег – плотный фирн. К тому же погода портилась на глазах. Мы с Шурой переглянулись и зачесали по склону вверх, наплевав на страховку. Я глянул вниз налево, направо – уй-й-й-й… Вперёд, скорее вперёд и вверх, к спасительным скалам предвершинного гребня…
…Когда добрались наконец до вершины, ущелье затянуло плотным туманом – пальцев на вытянутой руке не видно.
– Весь мир на ладони, ты счастлив и нем, блин, – бухтел Шура, пытаясь высмотреть путь спуска – не свалиться бы в Грузию. Давай спускаться по «троечному» маршруту: дольше, но надёжней. Лучше уж камни в почках, чем почки в камнях…
…Мы стоим на плацу перед учебной частью лагеря – оборванные, обожжённые солнцем; исцарапанные о скалы, мокрые и грязные, сильные и всемогущие, преодолевшие эту гору и себя; нам всё нипочём, нет ничего невозможного, мы можем всё; сила и уверенность во всём теле, в движениях и взгляде. Перед нами выстроились отделения наших новичков, мы для них – пришельцы из иного измерения. Из окон второго этажа высунулись девчонки из лагерной обслуги. Предстоит несложный ритуал встречи вернувшихся с горы.
– «Какие женщины на нас бросают взоры…» – прошептал Шура строчку из Окуджавы, толкнув меня локтем.
– Поздравляем инструкторов альплагеря, совершивших восхождение в двойке на вершину по маршруту пятой категории сложности по стене север-р-рного бастиона!!! – проревел дежурный инструктор.
– У-у-у… восхищённо прогудел строй новичков…
…Вечером в зажатом меж гор домике инструкторов – непроглядная тьма ущелья, чёрная стена сосен вокруг, огромные, с кулак, звёзды прямо над соснами, гул реки, жёлтые огоньки окон – тепло и уют; шум «Шмелей», разбросаны ледорубы и верёвки; кто-то перебирает снаряжение; кто-то, тихо матерясь, ковыряется в забарахлившей рации; где-то пьют чай, где-то водку – чуть-чуть, ведь завтра на гору; пишутся бесконечные планы занятий и восхождений и ведутся бесконечные разговоры обо всём… Иногда – нечасто – гитара, иногда негромко магнитофон; репертуар специфичный: не эстрада и не общеизвестные барды, а так, что-то ироничное.
Выхожу на балкон – перед домиком выложенный камнем бассейн, самотёком наполненный кристальной водой с ледника. В него по традиции «макают» новоиспечённых инструкторов. Смотрю на бассейн с содроганием: в прошлую смену одного из стажёров от избытка энергии и веселья сгоряча через него перебросили, прямо на камни…
Уллутау, дом инструкторов
…И снова я в памяти своей с чёрным, сожженным ультрафиолетом лицом, в тёмных очках, в разбитой камнем каске, яркой одежде, нереально красивый как персонаж фэнтези, упругий и гибкий как эльф, сильный и бесстрашный, с двумя сияющими айсбайлями18 в руках – как с мечами, в искрящихся брызгах глетчерного льда, захлёбываясь разрежённым воздухом, задыхаясь от ужаса и восторга, иду на титановых кошках по волшебно мерцающей тёмным изумрудом ледяной стене – вверх, вверх, вверх, вверх – в фиолетовое небо, в слепящее солнце…
Уллутау: Хазов, Онищенко, М. Говоров
…Много лет спустя я пришел в когда-то свой альплагерь на его юбилей. Союза советских республик уже не было, как и системы альпинистской подготовки. На хоженых-перехоженных нами перевалах теперь государственная граница. В ущелье на каждом шагу пограничники – калашников на плече, стечкин на поясе. Сурово требуют разрешения для пребывания в пограничной зоне. Разрешение нужно оформлять в Нальчике. Банкнота позволяет решить проблему без формальностей. На горах растаял лёд – глобальное потепление. Соседний альплагерь Джайлык разрушен селем, его восстановили в палаточном варианте. Как альплагерь он уже не функционировал. В нём жили чеченские дети, которых привезли сюда на отдых. По-русски они понимали плохо. Всё, на чём можно писать, исписано белой краской; огромные надписи воспевали героическую борьбу чеченского народа в двух отгремевших войнах: «Серноводск – город-герой». Альплагерь именовался теперь «базой». Проживал в ней в основном молодняк из Нальчика, борцы: приехали на тренировочные сборы. Бассейн сухой.
Я ещё раз взглянул на остатки растаявшего льда на вершинах, повернулся и пошел по дороге вниз, вниз… чтобы никогда больше сюда не вернуться.
***
С огромной теплотой вспоминаются также наши воскресные тренировки на 56-м участке Грозного, где мы возле дома Валеры Дудченко своими руками построили баню с каминным залом. Зимнее утро… Зима, надо сказать, на 56-м великолепная: мохнатая от инея, пушистая от снега (это место повыше, чем остальной Грозный, и микроклимат там отличный) Сначала – кросс по лесам и холмам вокруг телевышки на Белик-Барсе, потом футбол в заброшенном буровом отстойнике среди виноградных лоз толщиной в руку, потом – мокрые, промёрзшие – в парилку! Потом – в снег! Потом – чай в каминном зале… Незабываемо.
***
Потом произошли события, которые как-то сразу вытеснили все самые важные вопросы – что, где, когда, с кем, сколько и как; заменив их все одним извечным – зачем?
И кто знает ответ…
В Таргим теперь можно приехать на автомобиле.
Перевал Гарваш над альплагерем Уллутау, где под каждым камушком, бывало, сиживали – теперь государственная граница.
Родная до боли Кистинка – вообще заграница.
У знаменитого большого камня на Домбайской поляне, где зародилось скалолазание как вид спорта, теперь творят намаз водители квадроциклов; на террасе альплагеря Уллутау, где раньше негромко пели под гитару по вечерам, местные жители под барабан пляшут свои зажигательные танцы.