Потом стали сгонять обычных людей по улицам в сторону больницы. Шли, стучались в дома, кто открывал – забирали с собой, прям в трусах и тапочках. Зашли в очередной двор – армяне живут. Стали оглядываться, а в глубине, в клетке – обезьяна. Пока хохотали, старший сын взял да и треснул одного боевика кочергой по башке. Убил. Второй боевик расстрелял отца-старика, остальных вытолкали на улицу автоматами.
Захватили больницу. Теперь сидят, под бабскими подолами скрываются.
Кругом пикеты. Всем «Стой! Назад!». А мы с Вадиком и Куком вышагиваем, как генералы. Морда лопатой и вперед! Репортеры… Наглость – второе счастье! Вот ростовский ОМОН. Вроде знакомые…
– Здорово, Виталька живой?
– Да все наши живы…
Вадик хрипит в ухо:
– Какой Виталька?
– Да хрен его знает! Перепутал, кажись…
Разведрота 245‑го полка. Ну, этих я знаю! Загорелые, в КЗСах. Отличительная особенность: на шее почти у каждого бойца – толстенная золотая цепь. В январе в Грозном им досталось штурмовать здание ювелирного магазина «Алмаз». Сувениры там оказались нехилые.
– Привет, ну что, не выспались, бойцы?
– Привет! И вы тоже здесь? Нас аж с Шатоя сорвали!
– Вас с Шатоя… Нас вообще из Москвы!
Так, пройти осталось метров двести. Присоединяемся к небольшой толпе. Зеваки.
Чем ближе к больнице, тем больше сил. Пулеметчики в пыльной траве на обочине через каждые десять метров. Стволы наизготовку. Остальные – пехота, спецназ, внутренние войска, милиционеры, ОМОНовцы – вперемежку сидят в теньке, привалившись спиной к домам и заборам. Громко шуршит радиообмен. «У него есть БК?! Есть или нет?! Патроны для пулемета нужны?»
Бойцы – дети. Обыкновенные дети, переодетые в камуфляж. На голове тяжелые спецназовские шлемы, в руках автоматы. Лица сосредоточенные, оглядываются по сторонам. Все, детский сад закончился. Учебки, полигоны. Теперь кто кого. «Бей первым, Фредди!» Вернее, стреляй первым. А не то сам умрешь. Кто не понял, тот пропал.
Репортеры здесь же. Ревниво поглядывают друг на друга. Стоит одной группе встать и перейти куда-нибудь в сторонку, за ней тянутся все остальные. Ну как у Джека Лондона, ей-богу! Золотоискатели из Доусон-сити! Походят, походят, и опять возвращаются к военным, в тень. Фотики и операторы потихоньку, чтоб не раздражать бойцов, снимают. Кто-то улыбается в объектив, кто-то матерится: «Блин, да не снимай ты». Все, как обычно.
– Морг! Где морг? Показать можешь?
Подполковник. Обычная форма – камуфляж. Козырек у кепи заломлен вверх, как ствол у зенитки при стрельбе по воздушной цели. Выскочил из кустов этот подполковник, как черт из табакерки! И почему-то сразу ко мне:
– Местные есть?
Я раскидываю руки и широко улыбаюсь, хотя повода для радости вроде как и нет.
– Ну мы местные…
Это так… По-репортерски… Заговорить надо, в контакт войти, а то тут все заняты, и дела до нас нет. Просто так с тобой разговаривать и объяснять что-то никто не станет. Надо самому проявлять инициативу. Подполковник клюнул. Заинтересовался мной.
– Ты территорию больницы знаешь?
– Знаю! – Врать, так врать!
– А где морг, знаешь?
– Ну, знаю.
– Поехали покажешь! Надо раненых оттуда вытащить!
Вот это маза покатила! Только приехал – и тут сразу материал! Голова просветлела, алкоголь нейтрализовался, даже спать расхотелось.
– А на чем?
– Вон там БТР. Давай быстро!
– Я мигом!
Толкаю Вадика. Он сопит в теньке, повалившись на траву.
– Давай живо, бери камеру и за мной! Кук, ты на месте остаешься!
Еще минута – и я заталкиваю Вадика в десантный люк БТРа. Задница здоровая, пихаю ее, как подушку в баскетбольное кольцо. Получается все как-то нескладно. Механик замечает нашу возню:
– Вы куда?
– Да вот, подполковник ваш приказал!
А он, подполковник, рядом. Смотрит на Вадикину задницу, торчащую из БТРа. На камеру нашу.
– Ну и суки же вы! Ай, ладно, поехали. Ты точно знаешь, где морг?
– Знаю, знаю, подождите, только еще одного местного возьму!
– Давай быстрее! Там раненые!
Бегу к толпе зевак. Играю роль компетентного администратора.
– Так, есть кто местный?
– Я местный.
Парень лет двадцати пяти. Джинсы, темная вельветовая рубашка. Поджарый. Волосы всклокочены.
– Как звать?
– Эдик.
– Так, Эдик, давай за мной. Надо показать, где тут морг.
Влезаем. Механик тут же врубает скорость. Куда-то летим. Три минуты – и БТР останавливается. Киваю местному:
– Эдик, где морг?
– Ребята, я не знаю, я сам из Останкино.
Да будь ты проклята, авантюрная профессия! Еще один журналист! Я в бешенстве.
– Давай, блин, где хочешь морг ищи!
Готовлю «останкинца» к катапультированию. Выталкиваю наружу верхнюю часть люка. Дергаю на себя трос – вываливается нижняя часть – трап. Поджимаю ноги, упираю ступни в задницу нашего коллеги и с силой выпрямляю, запуская его в открытый космос.
– Ищи морг!
Следом выскакиваем и мы с Вадиком и подполковником. Кругом такое творится! БТР тут же сматывается. Садимся на корточки у стены белого отдельно стоящего недостроенного здания. Мы на территории больницы. Выстрелы щелкают со всех сторон. Где наши? Где духи?
Вадик пыхтит. Встает на карачки.
– Давай вот сюда. В этот дом! Засядем, как раз удобно будет!
– Ополоумел?! Только мелькнешь в проеме – и каюк!
Над головой такое шуршание в ветках, что хочется лечь, спрятаться, раствориться. Как ложка сахара в чае. Вот тебе и война. Ядерная держава, мать их!
– Вон там морг, надо раненых вынести!
Подполковник наш неутомимый уже все нашел. Сбоку в кустах бойцы. Шлемы, как у космонавтов. Ух ты, это ж «Альфа»! Лица намазанные, ну прям американские коммандос. Выскакивают, носилки волокут. Я подхватываю один поручень. Метров пятьдесят бежим. Крапива жжет! Она высокая, по пояс. «Останкинец» Эдуард семенит сзади на полусогнутых. Я его понимаю. Заворачиваем за какие-то технические постройки. Гаражи.
– Ставь на землю!
Аккуратно кладем на асфальт носилки с раненым спецназовцем. Я только сейчас замечаю, что лежит он спиной вверх, на животе. Все, мы в безопасности. Отхожу от носилок.
– Пригнитесь, ребята, не ходите вы здесь!
Да, ошибся. Видать, на территории больницы безопасные места нынче в дефиците.
За гаражами – бойцы внутренних войск. Взрослые дяди, не срочники-солдаты. Обращаю внимание на одного из них. Черный берет. Все время осматривается по сторонам. Или замирает и смотрит в сторону, поджав губы. Явно не в себе.
– Подъем! Взять под наблюдение левый фланг!
Вэвэшники встают и уходят туда, откуда мы только что вернулись. «Черный берет» идет с остальными, по пути спотыкается, мешкает и, оглядываясь по сторонам, будто ни при чем, возвращается за гаражи. Защитничек, мать его! Перебегаю чуть дальше. Хромая Молния пыхтит следом.
– Вадик! Камеру не выключай!
– Есть, сэр!
Вадику пофиг. Были бы водка и сигареты. А там… Хоть трава не расти! Он грузно опускается на траву. Трясет седой гривой. Закуривает. Шарит глазами по сторонам.
– Водички нет?»
Надо же, он еще и воду пьет… Не замечал как-то. Хромая Молния, ковбой-тяжеловес, русский вариант.
Я наблюдаю за охотой на людей. Снайпер заглядывает за ближайший угол. Убирает голову. Прижимается спиной к стене. Сжимает узкие губы. Лицо худое. Выдающийся вперед подбородок. Он больше похож на офисного клерка, чем на убийцу. Темно-зеленый берет сдвинут на затылок. Ежик русых волос. Броника нет, разгрузка. В руках короткая версия снайперской винтовки Дегтярева. С оптикой. Снайпер снова заглядывает за угол. Выставляет ствол. Смотрит в прицел. Поддерживает винтовку необычно – обеими руками под магазин. Правая нога отставлена назад, левая коленом упирается в стену. Рядом грохочет взрыв. Снайпер резко оглядывается и снова приникает к наглазнику. Он на охоте. Его ничего больше не интересует. Никто. Кроме бородатых мужиков по ту сторону прицела. Остальные спецназовцы, затаив дыхание, смотрят на него. Ждут чуда. Сейчас он выстрелит, попадет – и все! Конец войне! Щелк! Пуля уходит куда-то в заросли. Торс снайпера слегка откидывается назад от отдачи. Бойцы оживляются, подают советы.
– Да надо туда из гранатомета засадить!
Аккуратно высовываю свой череп из-за снайперского плеча. Мама! Это ж тот самый белый дом! Куда меня Вадик приглашал!
– Да, старый дурак, были бы мы сейчас у Басаева в гостях.
– Подумаешь!
Вадику все нипочем! Он прикуривает вторую сигарету от еще тлеющего бычка. Кайфует.
– Давай вставай, расселся! Снимать надо!
– Кассета кончается.
– А где остальные?
– У Кука.
Боец прилаживает «Муху» на плечо. Вадик так же на плече держит камеру. В трех шагах сзади. Гранатометчик оглядывается:
– Здесь нельзя стоять! Вас сейчас реактивной струей снесет!
Тубус «Мухи», судя по всему, не укомплектован. Гранатометчик бормочет:
– Блин! Тампонов нема!
Понятно. Беруши в комплекте, видать, отсутствуют. Маленькие такие кусочки марли. Без них выстрел даст бойцу по ушам. Я не успеваю закончить свой внутренний монолог. Бабах! Граната влетает прям в белый дом! Точно в оконный проем. Стрельба затихает на пару-тройку секунд. Потом разгорается вновь. Гранатометчик раздраженно откидывает в сторону использованный тубус. Возвращается к своим.
Навстречу несется молодой боец. Потный, в бронежилете, без каски. Светлые волосы стоят дыбом. В одной руке автомат, в другой на ремнях висят два РПГ‑18.
– Мухи!
– Все, не надо! Я уже засадил!
Снайпер меняет позицию, выскакивает за угол. Тут же садится на корточки. Смотрит сквозь заросли на белый дом, на корпуса больницы. До них метров восемьдесят. Два бойца, справа-слева, стоят согнувшись, готовые к рывку. Снайпер резко вскакивает и бросает себя в узкий коридор из сетки-рабицы. За ним тут же проскакивают двое. Снайпер, не отводя от белого дома взгляда, останавливает того, что справа, кладет ему руку на плечо. Вскидывает винтовку. Щелк! Щелк! Бойцы вскакивают и поливают заросли из автоматов.